III. АНАЛИЗ И ОБЗОРЫ

ТРАНСФОРМАЦИЯ В РОССИИ: КАКИМ

СОВЕТАМ СЛЕДОВАТЬ?

Роберт Арнот

Введение

Народы России и бывшего Советского Союза в действительности мало что получили от Запада. А то, что получили, представляет по большей части, множество советов, в основном от экономистов, принадлежащих к так называемому неолиберальному "Вашингтонскому соглашению". Советы, которым последовало правительство Б.Ельцина, Е.Гайдара, Б.Федорова, В.Черномырдина, А.Чубайса и т.д., привели к краху российской экономики, к резкому снижению жизненного уровня рядовых россиян, росту имущественной дифференциации и перспективам безработицы для значительной части населения.

В докладе группы американских ученых, представленном на конференции в Московском государственном университете в июне 1995 г., была предложена альтернатива неолиберальному подходу к переходному процессу. Авторами этого доклада под названием "Стратегии выживания в переходный период: уроки политической экономии обновления" были Алис Амсден (MIT), Михаэль Интрилигейтор (UCLA), Роберт Мак Интайер (IPS/Bowdoin) и Ланс Тейлор ("Новая школа"). В своем докладе они выступили с критикой как "Вашингтонского соглашения", которое при вело к экспериментам по "шоковой терапии", так и экономической политики российского правительства в период 1990-1995 гг. Своей целью ученые ставили выработку такой экономической политики, которая обеспечила бы выживание как экономически, так и политически. С точки зрения авторов доклада, для реализации этой цели опти мальной является модель демократического корпоративного капитализма западного образца.

________________

Роберт Арнот -  д-р экономики, Университет в Глазго (Каледония).

Тем не менее, следует отметить, что их подход преследует ту же основополагающую цель - введение рынка, и в этом отношении они являются сторонниками неолиберального проекта.

Американские эксперты предложили соединить агрессивную, кейнсианскую политику макроэкономической интервенции (для увеличения внутреннего спроса) с широкомасштабными институциональными изменениями и с сильной промышленной политикой, направленной на поддержку жизнеспособных предприятий и тем самым на развитие микроэкономической структуры. При этом они отстаивали необходимость сильного развивающегося государства, исходя из послевоенного опыта Германии и Японии, а также опыта экономической трансформации новых развивающихся стран Юго-Восточной Азии.

На первый взгляд, предложенный в докладе путь реформирования современной России может показаться убедительным и привлекательным. Но проводя параллель с Германией и Японией послевоенного времени, авторы не принимают во внимание два условия (как внутреннего, так и внешнего характера), необходимые для осуществления такой стратегии. С нашей точки зрения, предлагаемая экспертами стратегия ставит перед российским профсоюзным и рабочим движением определенные проблемы.

Внутренние предпосылки

Во-первых, мы считаем, что программа американских экспертов мифологизирует как сам процесс развития капитализма, так и его последствия в странах, которые используются ими в качестве примера. Они безоговорочно утверждают, что развитие капитализма в этих странах представляло собой социально связующий согласованный эволюционный процесс, проходивший под руководством нейтрального и "благодушного" государства и при высокой степени социальной защищенности. Однако ученые умалчивают о том, что в странах, на опыт которых они ссылаются, а именно, в Германии и Японии, решающей внутренней предпосылкой для успешного первоначального накопления капитала после II мировой войны стало подавление рабочего движения.

Сразу же после войны в Японии наблюдался массовый рост рабочего движения и его радикализация. Членская база профсоюзов выросла практически с нуля в августе 1945 г. до почти 5 млн. к концу 1946 г. Но вскоре при содействии оккупационных американских сил, запретивших намеченную на начало 1947 г. всеобщую забастовку, новые радикалы были разгромлены. С 1949 г. последовали чистки "левых", запрет на профессии, закрытие левоориентированных газет, а также предоставление администрациям предприятий широких полномочий для пресечения независимой профсоюзной деятельности. Волна забастовок начала 50-х годов, особенно в автомобильной, угольной и металлургической промышленности, закончилась массовым поражением профсоюзов в ожесточенных столкновениях с совместными отрядами полицейских и гангстеров. Тем самым была заложена основа для последовавшего затем "экономического чуда", которое было обеспечено отнюдь не достижением всеобщего согласия в обществе, а "железным треугольником" из "консервативных политиков, профессиональных бюрократов и крупного бизнеса". Вследствие этого к концу 50-х годов боевое, потенциально независимое рабочее движение было разгромлено и на смену ему пришли профсоюзы, находящиеся под контролем компаний. В Германии массовое рабочее движение было также политически и организационно разгромлено (в буквальном смысле слова ликвидировано) Гитлером в 30-х годах. Сразу же после войны рабочие комитеты и антифашистские советы взяли производство и распределение в ряде отраслей под свой контроль. Тогда же политически возродились социал-демократическая и коммунистическая партии. В то же время основная политика англичан и американцев в отношении немецкого рабочего движения заключалась в подавлении радикальных антифашистских комитетов и недопущении реорганизации профсоюзов и рабочих партий. Предполагалось, что после определенного периода "карантина" им будет разрешено реорганизоваться, но только в приемлемых формах. Деятельность немецких профсоюзов была парализована британскими оккупационными силами, которые использовали активистов правого крыла своего профсоюзного движения для реорганизации немецких профсоюзов в направлении более удобном для капиталистической системы, нежели для самого рабочего движения.

В результате и немецкие, и японские рабочие оказались не в состоянии самостоятельно защищать свои интересы, и стоимость рабочей силы резко упала. Этот процесс, направлявшийся и поддерживавшийся государством, создал благоприятные условия для накопления капитала и послужил толчком к послевоенному "экономическому чуду" как в Германии, так и в Японии.

Сходные процессы происходили в новых развивающихся странах Юго-Восточной Азии, где для обеспечения экономического роста использовались авторитарные методы правления и (или) попирались основные права профсоюзов (а в некоторых случаях и основные права человека). Если взять их уровень экономического развития, предшествовавший опыту экономического роста, то и он был достигнут при отсутствии рабочего движения. Полуфеодальные и неоколониальные экономические системы не способствовали появлению большого количества квалифицированных и организованных рабочих, также как и политического выразителя их интересов в форме рабочей партии.

И в Германии, и в Японии по-прежнему господствующей является капиталистическая система, и только институциональные формы отличают ее от англо-американского капитализма. Она все еще держится на неравенстве доходов, социальной и экономической эксплуатации внутренней резервной армии труда (как в торговле или сельском хозяйстве, так и в не ключевых секторах) либо, как в Германии, использует труд гастарбайтеров или недавно присоединенных восточно-германских немцев (из бывшей ГДР). Она все также подвержена экономическим колебаниям и перекладывает эту нестабильность на плечи беднейших и еще менее способных к сопротивлению слоев общества. Это не говоря уже об эксплуатации стран "третьего мира" и окружающей среды.

Неспособность понять реальные корни процесса капиталистического накопления в экономике стран, на опыт которых они ссылаются, а также пренебрежительное отношение к социальным производственным отношениям в современной России приводят американских экспертов к тому, что они дают неподходящие рекомендации.

Возможно, более подходящим сравнением для предлагаемой ими модели является не разрушенная войной экономика Германии, Японии или новых развивающихся стран Юго-Восточной Азии, а развитая экономика стран Западной Европы, испытавшая на себе кейнсианский корпоративный подход к экономическому росту в период с начала 60-х по конец 70-х годов. Это сравнение представляется более уместным, так как уровень экономического развития и, в особенности, развития рабочего и профсоюзного движения в этих странах более соответствует современному состоянию России. В ряде западно-европейских стран (в большей или меньшей степени в Великобритании, Франции, странах Бенелюкса и Скандинавии), а также Австралии и Новой Зеландии предпринимались попытки стимулировать экономический рост в рамках капиталистической системы одновременно с попытками интегрировать в нее рабочее движение. Тем не менее во всех этих странах претворение в жизнь данной модели либо закончилось провалом с драматическими последствиями, либо от нее были вынуждены отказаться.

Широко распространенной причиной этих неудач является коренная несовместимость, лежащая в основе данного подхода. Корпоративные интервенционистские элементы стратегии предусматривают установление в перспективе сознательного контроля над "капризами" рынка. Однако ограниченность программы рамками капиталистической системы ведет к подчинению экономической политики требованиям как отечественного, так и иностранного капитала. В этих условиях социальный мир оказывается недолговечным, а экономическая политика быстро политизируется. Нейтральное государство, являющееся иллюзией с самого начала, вскоре обнажает свое истинное лицо "служанки" капитала и начинает проводить политику, в корне расходящуюся с требованиями трудящихся. В результате руководители рабочего и профсоюзного движения, ставшие частью системы (так называемая "рабочая аристократия"), пытаются заставить членов своих организаций принять политику, явно не отвечающую их интересам, и, как следствие, теряют свой авторитет.

В российских условиях, при особом сочетании быстрого и глубокого экономического спада с высоким уровнем избыточной рабочей силы и технической изношенностью предприятий на фоне экстенсивной профсоюзной системы, принимаемые решения оказались бы особенно жесткими, что значительно ускорило бы развал корпоративной коалиции.

Внешние предпосылки

Наряду с отсутствием внутренних предпосылок, следует отметить и отсутствие тех внешних предпосылок, которые повлияли в свое время на оживление экономики Германии и Японии. На начальном этапе реализации их модели экономического развития мировая экономика существенно отличалась от нынешней - более централизованной, концентрированной и глобализованной. Но что более важно, после II мировой войны решающую роль в мире играли США. Под их руководством развитие национальных экономических систем шло их собственным путем, но мощь экономики США была настолько велика, что они контролировали все сооружение мирового капитализма. В политическом отношении они были вынуждены делать это, опасаясь Советского Союза и потенциального распространения коммунизма в период холодной войны.

Но где теперь такая ведущая мировая держава, которая была бы заинтересована экономически и политически в реинтеграции России и бывшего Советского Союза в мировое хозяйство? Ни одно отдельно взятое национальное государство сегодня не обладает такой экономической мощью. Соединенные Штаты, измученные огромными бюджетными дефицитами и внешнеторговым дисбалансом, также больше не обладают экономическим потенциалом такого рода. Не говоря уже об экономике Японии, где 90-е годы породили существенные сомнения относительно сохраняющегося экономического могущества. Свидетельством краха так называемой "дутой экономики" 80-х годов стало снижение темпов роста в среднем с 4% в 80-е годы до 0,5% за прошедшие три года. Страны ЕС заняты своими собственными проблемами. Поэтому ни одна мировая держава не заинтересована в создании новых экономических конкурентов и не имеет насущной политической потребности в интеграции бывшего Восточного блока таким же образом, как это было сделано США в конце II мировой войны в отношении Германии и Японии.

Справедливости ради следует отметить и то, что ни одна мировая держава не хотела бы видеть страны бывшего Советского Союза и Россию ввергнутыми в полнейший хаос, не поддающийся никакому контролю. Отсюда вытекает и логика текущей стратегии Запада. Во-первых, оказывать ограниченную и условную поддержку процессу рыночных преобразований, используя миф о безальтернативности капиталистического развития в качестве идеологического обеспечения. Во-вторых, допустить интеграцию России в мировое хозяйство в отдельных (особенно в энергетическом и сырьевом) секторах экономики. В-третьих, сделать так, чтобы в основу этой интеграции был положен исключительно критерий прибыльности, устанавливаемый независимыми (главным образом транснациональными) компаниями. В-четвертых, создать очень узкому слою населения возможность для обогащения, интегрировав их в международные финансовые структуры и обеспечив тем самым их потребление на уровне, соответствующем западным стандартам. Эта последовательная (и отчасти рискованная) стратегия Запада в отношении России направлена на недопущение ее реиндустриализации и устранение возникающих в связи с этим проблем. Очевидно, что этот подход в корне отличается от того, который применялся США в послевоенный период в отношении Германии и Японии, а несколько позднее - в отношении новых развивающихся стран.

Заключение

Советы неолиберальных экономистов "Вашингтонского соглашения", несомненно, нанесли большой ущерб экономике России и ее населению. Результатами претворения их в жизнь стали падение жизненного уровня абсолютного большинства россиян, деградация экономической жизни с эндемическим распространением преступности и коррупции и слабыми перспективами на улучшение ситуации в ближайшем будущем.

Однако, на наш взгляд, неокейнсианский подход к переходному процессу имеет свои недостатки и также не подходит для современной России. Исторические параллели с послевоенными Германией и Японией или новыми развивающимися странами здесь неуместны. Ни внутренняя, ни международная ситуация не благоприятствуют применению корпоративного кейнсианского подхода. Он мог бы стать подходящей стратегией капиталистического возрождения на определенном этапе развития в прошлом, но он не сулит больших надежд России в настоящем.

В то время как неолибералы наивно полагают, что рынок имеет естественную природу, и что институты и индивидуумы сами собой заполнят вакуум, возникший на месте старой системы, неокейнсианцы хотят создавать эти институты сознательно, но оказываются не в состоянии справиться с лежащими в основе этого процесса общественными производственными отношениями. В конечном счете оба подхода к переходному процессу в России отражают идеализированный взгляд на капитализм. Неспособность или нежелание признать, что капитализм базируется на процессе отчуждения непосредственных производителей от результатов их труда, приводит к идеализированным представлениям о возможности утверждения капитализма путем консенсуса. История показывает, что процесс утверждения капитализма во всем мире сопровождался кровью. Тем более сложной представляется задача насаждения капитализма в том обществе, которое до того было индустриальным.

Российская правящая элита и ее сторонники на Западе преуспели в разрушении устоев старой системы централизованного планирования, но заменить ее жизнеспособной и самовоспроизводящейся системой внутреннего накопления капитала они оказались не способны. Задача утверждения квазимонетаристской экономики относительно легко достижима, но и здесь логика этого процесса никогда не выдерживалась. Одно дело - изменить форму собственности предприятия, и совсем другое - реорганизовать его, провести массовые сокращения и закрыть, возможно, целые сектора экономики, в результате чего рабочая сила вновь станет товаром. Полное утверждение капиталистических производственных отношений без этого невозможно. Но ни неолиберальные проекты, ни альтернативный неокейнсианский подход не обеспечивают решения этого коренного вопроса, так как в обоих случаях конфронтация с российским рабочим и профсоюзным движением становится неизбежной.

Только российские рабочие могут изменить эту ситуацию. И, очевидно, что те социальные силы на Западе, которые кровно заинтересованы в сохранении господства капитала над трудом, не будут помогать им в этом.