ПОЧЕМУ ЛЕВЫЕ ГРУППИРОВКИ ПОТЕРПЕЛИ ПОРАЖЕНИЕ?

(Критическая конференция - 1995. Лондон, февраль 1995)

Савас  Михаил-Матсас

1. Сталинизм потерпел бесповоротный крах. Социал-демократические режимы по всей Европе гниют и разлагаются подобно трупу. И более того, большинство левых группировок, которые почти столетие противостояли бюрократиям, пошли по стопам своих оппонентов: они не только не смогли отстоять себя и возглавить рабочий класс, но разделили судьбу сталинизма и социал-демократии, в момент  краха последних, и также разлагаются. Почему?

Произошло это по объективным или субъективным причинам или в результате и тех и других вместе взятых? Если последнее верно, что тут является поворотным пунктом, "ůbergreifendes Moment", пользуясь термином марксовой диалектики, решающим по значению и определяющим, - объективное или субъективное?

Приговор об историческом поражении этих оппозиционных сил, вынесенный единственно исходя из их организационных достижений, или, точнее, отсутствия оных, был бы неудовлетворительным по охвату событий и поверхностным. Лев Троцкий, который глубоко вникал в жизнь и борьбу всех типов таких левых, революционных и центристских групп, особенно в последний период своей революционной карьеры, после высылки из Советского Союза, как показывают его сочинения, сделал по их адресу много весьма проницательных критических замечаний. При этом он всегда использовал при их оценке объективные критерии, основывающиеся на категориях исторического материализма.

В письме к редколлегии журнала "La Lutte de Classes" 11 августа 1929 года (1) Троцкий подчеркивал: "Эти основные критерии вытекают не из особенностей развития индивидуальных групп и группок, а из взаимоотношений классов, характера эпохи, конкретного этапа данной эпохи и так далее. Именно по этой причине основные тенденции интернациональны по своему характеру. Если мы желаем избежать путаницы в оценке отдельных групп, которые закостеневают, прежде чем успевают полностью раскрыться, мы должны идти от объективного к субъективному, от интернационального к национальному, от классов к партиям и фракциям".

Эти материалистические критерии должны быть применены по отношению ко всем революционным и левым группировкам, которые боролись с капитализмом и сталинизмом одновременно, чтобы дать объективное представление об их роли. В первую очередь это относится к троцкистскому движению в целом, со всеми его частями, ответвлениями и конфликтными тенденциями.

2. На Конференции Четырех 30 декабря 1933 года, где решался вопрос о начале борьбы за создание Четвертого Интернационала, когда Якоб Уолчер (Шваб) /Jacob Walcher (Schwab)/ из Германской SAP повторил банальность, что "Троцкий, несмотря на все его личное величие, остается в мире одиноким" и что существует "пропасть между хорошими намерениями и малыми организационными достижениями", Троцкий ответил ему, выразив самую суть исторической проблемы: "Революция в одиночестве, и все мы вместе с нею". (2)

Этп мысль - отправная точка в нашем подходе к явлению. В 1917 году в России, в период кризиса капитализма, произошла революция и начался переход к мировому коммунизму, однако затем, после серии трагических поражений на Западе и на Востоке, этот опыт оказался изолированным в аграрной стране с низким уровнем производительных сил. Далее в результате самого невыигрышного соотношения классовых сил, в  международном и внутринациональном масштабах, в СССР разрослись чудовищная бюрократия и сталинизм, и в то же самое время маргинализировались радикальные революционные силы и идеи на всей исторической сцене этой переходной эпохи. Наконец, развивающиеся противоречия привели к падению сталинизма и к концу этого этапа.

В течение предыдущего периода результатами блокады и искаженности революционного процесса стало появление новых факторов для его отсрочки, что придало капитализму, переживаемому упадок, новые силы и позволило выжить. Сталинизм стал той страшной ценой, которой заплачено за отсрочку социалистической революции в передовых капиталистических странах, и он стал главным препятствием на пути мировой социалистической революции. С другой стороны, оппозиционные силы, борющиеся за перманентную революцию, были вытолкнуты на периферию рабочего движения, которое возглавлялось большими бюрократическими структурами. Если  изоляция Советского Союза привела к бюрократической деградации и гибельному концу, определившему нынешний хаос и предпринятую конрреволюционную реставрацию капитализма, то губительная изоляция революционного меньшинства, остающегося верным идеям Октябрьской революции, - во многом результат его собственных ошибок.

Сам Троцкий предвидел не только неминуемый крах сталинизма и в конечном счете Советского Союза, но также судьбу многих оппозиционных и троцкистских групп.

3. По поводу одной из крупнейших секций Международной Левой оппозиции (ILO), Французской оппозиции, на начальном периоде ее деятельности, Троцкий нарисовал картину, типичную для всех таких групп, которые "фактически остаются в эмбриональных условиях", в то время как "невозможно оставаться в эмбриональных условиях долго без ущерба  для себя" (выделено мной. - М.С.). Тот факт, что оппозиция "оставалась так долго на первой стадии развития, привел к размножению  групп, каждая из которых озабочена в первую очередь собственным самосохранением" (3). На данной стадии развития отсутствие "революционной тренировки в пролетарской среде" (4) всегда, как подчеркивал Троцкий, содержит очень серьезную опасность мелкобуржуазного дилетантизма. В этом месте Троцкий проводил четкую разделительную линию между своими последователями в СССР и на капиталистическом Западе. В то время как разграничение, сделанное М. Мерли-Понти и П. Андерсоном между так называемыми "западными марксистами" и "советскими марксистами", по нашему мнению, абсолютно неверно и ведет к заблуждению, существует реальное различие между советским троцкизмом, большевиками-ленинцами 20-х - 30-х годов и западными троцкистами, различие, проистекающее из совершенно разных исторически сложившихся условий и окружения.

"В России оппозиция борется, - писал Троцкий, - в условиях, которые позволяют оставаться в ее рядах только гениям революционности. Это не может быть отнесено к Западной Европе, особенно Франции. Не только среди интеллектуалов, но и среди высшего слоя рабочих не много желающих носить имя радикальных революционеров, так же как не много желающих принять на себя какие-либо серьезные обязательства, жертвовать своим временем и деньгами, подчиняться дисциплине, изменить свои привычки, отказаться от комфорта. Послевоенный сдвиг породил некоторых таких революционеров - по недоразумению, это в основном по сути своей недовольные обыватели, рядящиеся под коммунистов" (5).

Мелкобуржуазный дилетантизм в своей худшей форме вызван политической слабостью небольших пропагандистских групп, названных Троцким в целом "суваринизмом" (по имени Бориса Суварина). Троцкий рассматривал этот вопрос  "в плоскости политической психологии - слабость как паралич политической воли при гипертрофии рационализма. Кабинетный ум, без корней, без стержней, без ясных целей, критика ради самой критики, погрязание в мелочах, выискивание блох. при глотании верблюдов - вот характерные черты этой разновидности групп, рожденные их замкнутостью и стремлением к  "независимости". Кружок такого рода, слишком колеблющийся, чтобы примкнуть к социал-демократии, но в то же время ннеспособный и к большевистской политике, к активной политике вообще, склонен только к нотациям на полях чужих дел или книг." (6) Троцкий подчеркивал паразитическую природу подобных групп, в которых "сочетается сухой остаток коммунизма с набухающими почками меньшевизма" (7).

Поскольку мы коснулись "меньшевиков", отметим, что эти социал-демократические "почки" полностью раскрылись уже после смерти Троцкого в период после Второй мировой войны и особенно после 1989 года... Отталкивающий портрет этих маленьких левацких кружков, так точно и ярко написанный Троцким, к сожалению и сейчас легко узнаваем.

4. Троцкий и его революционные сторонники боролись за величайшие идеи самыми неадекватными и примитивными средствами, в период колоссальной реакции, в условиях беспрецедентных репрессий со стороны сталинистов, фашистов, империалистов , буржуазных националистов e tutti quanti /и иже с ними/.

Новая ситуация, сложившаяся после Второй мировой войны, не разрешила проблему. но усложнила и затруднила ее.

Большинство троцкистов и других леворадикалов ожидали механического повтора событий, которые развивались после первой мировой войны - с новым Октябрем, на этот раз на Западе, и поражением сталинизма на Востоке. Они были болезненно разочарованы. Они стали свидетелями совершенно противоположного: капитализм был сохранен в Западной Европе и вскоре пережил свой самый длительный расцвет и бум; сталинизм также уцелел и расширил свое влияние в Восточной Европе. Противоречивость этих событий лишила ориентиров целое поколение революционеров, плохо организованных, владеющих болезненным опытом, не развивающихся теоретически. Спустя несколько лет после войны начался процесс дробления молодого и подорванного недавними репрессиями Четвертого Интернационала.

Революционная ситуация, которую предсказывал Троцкий, действительно создалась к концу войны, но она была блокирована и приглушена сотрудничеством сталинизма с империализмом. Новая система международных политических отношений была заложена в Ялте и оформлена в период холодной войны. Революция была исключена из развитых капиталистических стран. Революционный массовый подъем в бывших колониях был остановлен с помощью новых форм контроля над освободительным движением со стороны сталинизма и буржуазного национализма. Экономический послевоенный порядок базировался на широко применявшейся кейнсианской политике концессий по отношению к рабочему классу и строительстве Общества всеобщего благоденствия в рамках Бретвудского соглашения.

В новых условиях  под воздействием инфляционного бума  и роста новых форм фетишизма у изолированного революционного меньшинства на Западе укоренились новые иллюзии, которые добавились к прежним чертам этого узкого круга пропагандистов.

Политическая жизнь этих групп существенно изменилась, когда достигнутая послевоенная стабильность начала рушиться, особенно после 1968 года, и массовый радикализм молодежи и рабочих привел к росту крайне левых. Но в конце 70-х и в 80-х годах этот новый радикализм потерпел крах, так как капитализм предпринял попытку выхода из собственного кризиса с помощью фиктивного капитала, бума финансовых спекуляций, поворота к неолиберализму и неоконсерватизму.

Так же как в конце войны троцкисты тщетно ждали повторения 1917 года, они в конце послевоенного бума надеялись на повторение 30-х годов, на этот раз без фашизма, а с быстрой победой революции в Европе. Чем больше кризис приобретал затяжной и комплексный характер, тем больше редели ряды крайне левых, утрачивая значительные приобретения 1968 - 74 годов, и тем больше распространялись смятение и политическое отчаяние.

Дезинтеграция крайне левых предшествовала закату старых бюрократических структур рабочего движения и была ускорена ими. Тем не менее первые так никогда и не преодолели своих паразитических отношений с последними. В течение долгого исторического периода они практиковали все формы приспособленчества к сталинистским и реформистским бюрократиям, будь то примиряющий оппортунизм или воинствующее сектантство, сталинофилы или сталинофобы. В процессе этой паразитической адаптации сам сталинизм был интернализован через маленькие группы его оппонентов, в их организационной методике и политической практике, с эксцентрическим пристрастием к "культу личности" или "культу вождя", с лидерами весьма мелкого калибра, из которого каждая группа делала воображаемый центр своего воображаемого движения. Стремление к реинкарнации Троцкого или Ленина становилось стратегией выживания для изолированного кружка, часто трансформируясь в неафишируемое, не терпящее полемики диктаторство. Чем более планы, развиваемые такими лидерами, входили в противоречие с реальной действительностью, тем более нетерпимы становились они к малейшей критике или тени сомнения.

Политический паразитизм, согласно Троцкому, коренится определенным образом в теории, или, точнее. в ее отсутствии. Сохранив в неприкосновенности лишь некоторые аспекты наследия Троцкого, троцкисты не пытались развить его революционную суть: диалектический и исторический материализм, теорию перманентной революции как нелинейную концепцию истории и как диалектическую логику перехода к мировому коммунизму.

Последним предупреждением Троцкого в его последней величайшей битве против Бурнхама и Шахтмана были слова о том, что без диалектики "у нас есть, в полном смысле этого слова, разложение марксизма, разложение теоретической мысли, разложение политики на составные элементы. Эмпиризм и вскормленный им импрессионизм доминируют сверху донизу" (9).

Особенно в последний период жизни Троцкого большинство его последователей игнорировали это предупреждение с удручающими результатами. Были и такие, кто, как печально известный Герри Хели, соглашаясь на словах, сводил методологию к психопатологии, смешанной с позорным невежеством. В этом безумии была своя логика: покров субъективного идеализма был нужен для потери контакта с реальностью, которая постоянно опровергала планы.

Теоретическое смятение, "тесно связанное", как отмечал Троцкий, с тенденцией политического воздержания под покровом ультрарадикальных фраз (10), усиливалось с каждым резким поворотом объективной ситуации, в кризисе и классовой борьбе - а наша эпоха вся хараетеризуется подобными быстро сменяющимися зигзагами.

5. Самым большим шоком , разумеется, стал крах сталинизма и разрушение Советского Союза. Из-за паразитических отношений, сложившихся на протяжении десятилетий , сокрушительный крах сталинизма вызвал ошеломляющий эффект в  левых группировках. Не случайно, что в конце 80-х  - начале 90-х годов началась и еще не закончилась серия новых конфликтов, исходов, изгнаний и расколов в разных троцкистских международных организациях.

Формалисты, которые так или иначе отождествляли социализм со сталинизмом, или объявили о конце коммунизма и заново открыли несуществующую прелесть социальной демократии и вечные двигатели рынка, или впали в реакционно-апологетическую ностальгию по сталинизму, обнаружив, что он был не так уж и плох.

Другие представители левых сил соединяют обе позиции и твердят о необходимости скомбинировать сталинизм с рынком, по примеру широко разрекламированной "китайской модели" (капиталистической реставрации). Есть и последняя группа, которая предпочитает полностью не замечать изменений на территории прежнего СССР, заявляя, что там не происходит ничего качественно нового.

Все это манифесты теоретических и политических банкротов перед лицом фундаментальных всемирно-исторических перемен. Это  касается не только общего мирового порядка. который зиждился после войны на балансе соглашений в Ялте и Бреттон Вудсе и который теперь разрушен; закончился целый исторический период внутри нашей переходной эпохи, этап, отмеченный господством сталинистской бюрократии. Впереди вырисовывается еще неясный до конца в деталях, но совершенно новый период, полный обостренных противоречий, опасности контрреволюционного варварства и беспрецедентных революционных возможностей.

Если  навсегда закончился период сталинизма, то вместе с ним закончили свое существование все старые формы политических организаций. которые паразитировали на сталинизме или находились с ним в конфликте.

Осознать, что является новыми предпосылками революционной борьбы, значит осознать, в первую очередь, обогатившись опытом всего мятежного века, саму природу переходной эпохи как целого и поставить, исходя из характера этой эпохи, вопрос о революционной организации, на сегодня и на будущее. Только широкий и глубокий взгляд на проблему позволит сформулировать этот центральный вопрос: как из объекта возникает  революционный субъект?

6. Сам капитализм в период своего подъема поставил в центр внимания под новым углом зрения этот вопрос о субъективности и в то же время мистифицировал его. Субъективность, идентифицированная с сознательным в духе картезианского cogito, отражает перевернутые отношения субъекта/объекта в капиталистическом производстве. Это идеальный образ буржуазного индивидуализма, который завоевывает мир и владеет им как рынком, как вселенной, где господствует меновая стоимость. В период буржуазного Просвещения этот псевдо-субъект предстает как "универсальный Человек" или "универсальная субъективность Разума", сметающая любое препятствие на пути к утверждению своей власти.

На следующих стадиях развития капитализма, когда он со все  большей силой стал сотрясаться от внутренних противоречий - в посттермидорианский период, в Революцию 1848 года, в эпоху Парижской Коммуны, наконец  во время Октябрьской социалистической революции 1917 года, - этот псевдосубъект был разбит вдребезги, и изначальная абстрактная универсальность сменилась новой конкретной универсальностью. Это пролетариат - универсальный класс как отрицание универсального человека; особая часть общества, которая может быть освобождена только через универсальное всеобщее освобождение. (11)

Революционная роль рабочего класса -  его потенциальная возможности стать  коллективным революционным субъектом, движущим вперед процесс перехода к бесклассовому коммунистическому миру, к реальному царству Свободы, к раскрепощенной субъективности, общественному индивиду, - это не есть какая-то метафизическая субстанция, замкнутая в самой себе. Эта роль вырастает из противоречивых отношений между трудом и капиталом, из противоречий внутри самого труда. Те же самые отношения. что определяют ограниченность и отчужденность рабочего класса, становятся движущими силами в его освобождении от всех форм отчуждения.

"Труд как не-капитал, - пишет Маркс в "Критике политической экономии (черновой набросок 1857-1856 годов)", - есть, с одной стороны. абсолютное обнищание как объект и, с другой стороны, - возможность общего благосостояния как субъект и деятельность." (12)

Рабочий класс, отчужденный, "отделенный от всех средств труда и всех объектов труда, от всей его объективности (Objectivitat)", есть, согласно Марксу, "не-объективность сама по себе в объективной форме" (выделено мной. - М.С.) (13)

Старый картезианский субъект и механическая дихотомия между субъектом и объектом здесь разоблачают себя  и вытесняются: труд одновременно есть объективная не-объективность и внутренне расщепленная, отрицающая самое себя субъективность.

Эта внутренняя "Spaltung" (расщепленность) - "двойственный характер труда, воплощенный в товаре" (14), - в процессе исторического и логического развития становится движущей силой для формирования субъекта из объекта. Рабочий класс из аморфного объекта эксплуатации трансформируется в коллективного борца за то, чтобы стать субъектом истории.

"Пролетариат берет на себя самостоятельную роль, - пишет Троцкий, - только когда из общественного класса в себе  превращается в политический класс для себя. Это не может произойти иначе чем через посредство партии. Партия есть исторический орган, через посредство которого класс обретает классовое самосознание". (15) Теоретик "Автономии" Антонио Негри считает, что сущность партии есть субъективность класса. (16) Мы  не согласныс этим: партия есть сущностный момент формирования класса как субъективности, определенный и определяющий момент в его собственной эмансипации, которая, после завершения, означает его самоуничтожение и уничтожение его противоположности, уничтожение всех классов и партий в коммунизме. Тогда и только тогда субъективность раскроется полностью.

Этот исторический процесс не автоматический и не линейный. "Класс сам по себе не однороден. Его различные части обретают классовое сознание разными путями и в разное время. Буржуазия активно участвует в этом процессе. Внутри рабочего класса она создает свои собственные институты или приспосабливает уже существующие, чтобы противопоставить определенную часть рабочих другим". (17)

Троцкий писал также, что между классом, партией и ее руководством  нет синхронности в развитии. Часто они входят в противоречие. "Две причинно-следственные связи движутся навстречу друг другу под углом, и в определенный момент вступают  в острый конфликт." (18)

В общих чертах, сама природа рабочего класса как субъекта соответствует процессу перманентной революции. Рабочий класс рождается как революционный субъект через противоречие, которое разрушает старый буржуазный псевдосубъект. Его степень зрелости как субъекта соответствует стадии, достигнутой в состоянии борьбы за то, чтобы сделать революцию перманентной до уничтожения всех видов корссовой эксплуатации, унижения и притеснения.

7. С этих позиций мы должны анализировать конфликт между сталинизмом и его левыми оппонентами, прежде всего Троцким и его сторонниками. Сталинизм был неумолимым противником перманентной революции, главным препятствием в процессе самовоспитания класса как субъекта в переходе к мировому коммунизму. Сталинизм и бюрократия всегда относились к рабочему классу как к объекту, который надо "вести" и которым надо манипулировать - и никогда как к субъекту, способному к саморазвитию.

Троцкизм, напротив, возник как самый главный защитник перманентной революции "в период колоссальной реакции" и изоляции, которые не позволили субъективности пролетарских масс выразиться в  непрерывности революционного процесса. Вся оправданная и необходимая критика отрицательных черт  небольших пропагандистских групп, в которых преимущественно было сосредоточено троцкистское движение, не отменяют стержневой роли этой борьбы.

Троцкизм, несмотря на все его поражения и раздробленность, в своей непрерывной прерывности представляет прерывистую непрерывность марксизма и большевизма, сознательную связь с Октябрьской революцией. Сегодня наиболее важно, что контрреволюция не в силах разрушить все, что завоевал рабочий класс в новой исторической главе, открытой Октябрьской революцией.

Необходимая перестройка различных по политическому происхождению революционеров-марксистов в мире не может осуществиться без учета уроков Октября и контрреволюции, направленной против его завоеваний. Те, кто хочет, под влиянием перемен 1989-91 годов, пройти мимо конфликта между Троцким и Сталиным, расценивая это как нечто принадлежащее музею большевистских древностей, смотрят не вперед, а назад.

В 1931 году Троцкий писал, обращаясь "к дружеским, симпатизирующим, колеблющимся, скептическим и враждебно настроенным читателям" (19): "...вся история революционной борьбы есть доказательство того, что идеи, если они отвечают объективному ходу развития, найдут дорогу чрез самые узкие щели... Наша политика - долгосрочная политика. Мы служим делу Окьябрьской революции и международного пролетариата в особых условиях... Наша политика - долгосрочная политика. Это дает нам возможность обнаруживать, за текущими переменами, за частными сдвигами и перегруппировками, за бюрократическими наслоениями, фундаментальные движущие силы..."

Эти фундаментальные движущие силы переходной эпохи подорвали и уничтожили большинство оборонительных укреплений загнивающего капитализма. Социал-демократия потеряла свою  базу, которая. в начале империалистической эры основывалась на колониальной экспансии и формировании рабочей аристократии, так же как в послевоенный период - на строительстве общества всеобщего благосостояния и кейнсианской политике. Теперь мы на пороге Третьей мировой войны, и государство всеобщего благосостояния оказалось утопией. С другой стороны, разрушен и сталинизм. Старые бюрократические структуры больше не могут контролировать, как прежде, взрывоопасные процессы.

Несомненно, капитализм переходит к новые формам варварства, как к последнему средству защиты, остающемуся в его арсенале. Но это не может отменить неизбежности его краха и потребности в мировой социалистической революции. Ни одна из жертв революции не была принесена напрасно. Даже поражения немногочисленных революционных левых сил, которые оказывали сопротивление в условиях несравнимого давления, являются связующим диалектическим звеном в непрерывном мировом революционном процессе.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Writings of Leon Trotsky - 1929, Pathifinder Press, New York 1975, p. 236-237.

2. Writings of Leon Trotsky, Supplement (1929-33), Pathifinder Press, p. 351.

3. Writings of Leon Trotsky -1929 op.cit. p. 236.

4. Writings of Leon Trotsky, Supplement (1929-33), op. cit. p. 55.

5. Writings of Leon Trotsky - 1929, op. cit. p. 237-238.

6. Writings of Leon Trotsky, 1930 -31, Pathifinder Press, New York 1973. p. 316,7. op.cit.

8. op. cit. p. 297.

9. Leon Trotsky, In Defence of Marxism, New Park Publications, London 1975, p. 115.

10. op. cit. p. 114 - 115.

11. Cм. K. Marx, Introduction of 1944 to the Critique of Hegel's Philosophy of Right, in MECW, Progress Moscow, vol. 3 p. 186-187.

12. K. Marx, Grundrisse, in MECW, Progress Moscow 1986, vol. 28 p. 222.

13. op. cit.

14. K. Marx, The Capital, Progress Moscow, 1986, vol. 1 chap. 1 section 2, p. 48.

15. L. Trotsky, What Next? in Germany 1931-32, New Park Publications, London 1970 p. 75.

16. См. Antonio Negri, Marx beyond Marx, Automedia/Pluto 1991 p. 213.

17. L. Trotsky, What Next? op. cit. p. 76.

18. L. Trotsky, The Spanish Revolution 1931-39, Pathfinder Press, New York 1973 p. 363.

19. Writings of L. Trotsky 1930-31, op. cit. p. 302.