КОРРУПЦИЮ ПОРОДИЛА НАША ШОКОВАЯ "РЕФОРМА" -

ХУДШИЙ ПРОДУКТ БЮРОКРАТИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА

Лев Сигал

Ни для кого не секрет, что взятки у нас сейчас берут повсеместно. Кто виноват? Что делать? Эти вопросы обсуждали в клубе "Диалог" юрис­ты, доктора юридических наук Юрий Голик (вице-президент фонда "Анти­мафия") и Владимир Овчинский (высокопоставленный сотрудник МВД Рос­сии), экономисты Александр Бузгалин и Андрей Колганов (профессора МГУ), Наль Злобин (доктор философских наук) и Вячеслав Игрунов (депу­тат Государственной Думы).

Александр Бузгалин: "На мой взгляд, коррупция является продуктом разлагающейся бюрократической системы. В условиях сталинского регуляр­ного отстрела каждого десятого чиновника по принципу личной симпатии или антипатии вождя чиновничий аппарат был в наименьшей степени под­вержен коррупции, хотя отнюдь не чист от нее. Но бюрократический аппа­рат, который разлагается, распадается на ведомственные и местнические структуры, в котором процветает сепаратизм на каждом уровне, естест­венно, будет порождать коррупцию."

Андрей Колганов: "Мне кажется, что причиной разрастания коррупции стал определенный выбор стратегии социальных реформ, который был сде­лан еще в горбачевскую эпоху. Кто обладал стартовым капиталом для то­го, чтобы начать собственное дело? Во-первых, люди, так или иначе свя­занные с "теневой" экономикой. Я здесь имею в виду не обязательно под­линно криминальные элементы, а, например, людей, занятых оказанием не­легальных услуг. Спектр таких услуг был широк: начиная от машинистки, которая перепечатывала что-либо за деньги, и кончая целыми подпольными цехами, действовавшими на государственных предприятиях. Вторая часть - это государственные чиновники. Причем в основном те из них, кто уже имел связи с "теневой" экономикой. Они были готовы использовать госу­дарственные ресурсы, находящиеся в их распоряжении, как свой стартовый капитал. Так традиции, сложившиеся в сфере "теневой" экономики, были перенесены в легальное предпринимательство.

Кроме того, фактически в конце 80-х годов были созданы две хо­зяйственные системы: одна - с ценами, принудительно устанавливаемыми государством, другая - со свободными ценами. Такое параллельное су­ществование двух рынков создало колоссальный экономический интерес к перераспределению государственных ресурсов в частнопредпринимательский сектор и извлечению таким образом прибыли за счет разницы цен. Этот способ извлечения прибыли мог быть основан только на коррупции.

Наконец, одномоментная либерализация цен и либерализация внешней торговли привели к тому, что старая система всеобщего контроля за то­варно-денежным оборотом рухнула. Никакой новой, по крайней мере перво­начально, создано не было.

Произошло раздвоение государственного аппарата. Значительная часть чиновников существует в двух ипостасях: собственно как государс­твенные чиновники и как предприниматели.

Таким образом, тот способ реформирования экономики, который у нас был использован, привел к тому, что произошел не переход к системе свободного предпринимательства, а легализация и расцвет худших элемен­тов разложения старой системы".

Наль Злобин: "Я не согласен с Бузгалиным: коррупция - не продукт разложения бюрократии, речь идет о русской традиции, традиции феодаль­ного государства, его фискальных служб. Феодальная бюрократия была ор­ганизована по семейственному признаку . Так же организована и класси­ческая мафия. Однако сегодня верхушка, оставаясь феодальной, исповеду­ет принцип: рассчитывай на себя. Таким образом, в сегодняшнем российс­ком коррумпированном бюрократическом сообществе налицо комбинация эле­ментов русских феодальных традиций и западной психологии индивидуализ­ма".

Вячеслав Игрунов: "Психология, что у государства можно и нужно красть, существовала не только в коммунистические времена. Но именно тогда она стала как бы общенациональной идеологией: красть на своем заводе - это не красть, красть из государственного кармана - это не красть, это нормальное явление. В 70-е годы в диссидентской среде вос­торжествовала эта протестная идеология, мнение, что воровство у госу­дарства в советских условиях - это хорошо, что это не только не вред­но, но очень полезно, потому что государство все равно ничего путного с нашим имуществом сделать не сможет, а воры распоряжаются им доста­точно эффективно. И когда начались реформы, эта диссидентская идеоло­гия стала как бы полуофициальной.

Действительно, формально незаконный бизнес большинством всегда воспринимался как норма. Ведь это и в дурном сне не приснится, чтобы считалось преступлением прийти к машинистке, отпечатать материал, с ней расплатиться. И все же эта идеология, на мой взгляд, порочна. Ко­нечно же, советская система была неэффективна, но пренебрежительное отношение к законам не могло привести ни к чему, кроме разложения в обществе.

Кроме того, при быстром переходе к как бы рыночной системе были только сломаны механизмы, препятствовавшие коррупции. Быстрый переход - это вообще система разрушения, а не система созидания. Мысль о том, что за 500 дней, как говорил Явлинский, или за два месяца, как говорил Гайдар, можно перейти к новой системе, ничего общего с действитель­ностью не имеет. Любая системная реформа, на мой взгляд, должна иметь длительное течение: порядка 15-25 лет.

В результате мы имеем полноценное сращивание государства с бизне­сом и с преступным миром, столь сильное, что можно бороться с ним только на маргинальном уровне. Основные, наиболее серьезные, наиболее значительные злоупотребления пресечены не будут. И прежде всего пото­му, что исполнительная власть является главным создателем преступной системы в нашей стране".

Юрий Голик: "Законов для того, чтобы бороться с коррупцией, у нас в стране больше чем достаточно. Но та организационная система борьбы с коррупцией, которая у нас сегодня закапсулировалась, была приспособле­на к принципиально иным условиям жизни общества.  Сохранять ее в таком виде - это только ухудшать положение дел.  Понимают ли это руководите­ли?

Если мы разломали все, ну так давайте создадим что-либо принципи­ально новое. Давайте перейдем на счетные деньги, принципиально новый уровень денег. Исключение из наличного оборота каких-либо дензнаков. Все расчеты будут через соответствующую карту, пусть она будет пласти­ковой, магнитной - какой угодно, где фиксируются весь твой доход и все твои расходы, даже самые минимальные. Везде стоят счетные автоматы, которые считывают эту информацию.

Такой переход фактически полностью исключает коррупцию. Что ты возьмешь? Денег нет. Все должно пройти через индивидуальный код, через счетную карту.

Эта система очень дорогая, но еще дороже содержать огромный штат правоохранительных органов и фискальных служб. Более или менее прибли­зилось к внедрению этой системы одно государство - Австралия."

Владимир Овчинский: "Мы только что по факсу получили информацию от Интерпола. Они просят нас помочь разобраться. Несколько крупнейших транснациональных корпораций создали систему электронного расчета, электронных денег, в которую сразу влезли международные преступные ор­ганизации и взяли ее под свой контроль. Мафия - это самый приспособля­емый организм, поэтому технические средства - не панацея".

Александр Бузгалин: "Счетные деньги - это очень дорогостоящая система. Существуют более простые средства. Например, имущественная декларация для всех госслужащих. Затем такого же рода система должна действовать для других категорий граждан, в первую очередь для тех, кто занимается предпринимательской деятельностью. Третий шаг - переход к осуществлению крупных платежей с индивидуальных счетов и фиксации доходов на индивидуальных счетах".

Вячеслав Игрунов: "Я совершенно убежден, что существующая система правоохранительных органов сама является участником коррупции. Поэтому альтернативы поиску параллельной или новой системы борьбы с коррупцией просто не существует. Создавать ее надо с нуля.

Полезно было бы при парламенте сформировать комитет из людей, об­ладающих в первую очередь серьезными нравственными достоинствами, что­бы контролировать исполнительные органы. Сегодня парламент лишен каких бы то ни было контрольных функций, а исполнительная власть продолжает в совершенно фантастических масштабах разворовывание государственного имущества".

Владимир Овчинский: "Я хотел бы поддержать депутата Игрунова: не­обходим очень жесткий парламентский контроль за всей системой борьбы с организованной преступностью и коррупцией. Мы создали в нашем минис­терстве группу и готовим для Думы проект закона о парламентском конт­роле над нашими же органами. Я поддерживаю и идею общественного конт­роля. Есть Общественная палата при президенте, надо создать в ней со­ответствующую секцию или комиссию.

Я согласен и с Юрием Голиком в том, что у нас достаточно законов для борьбы с коррупцией.

С чем я хочу пополемизировать? И Игрунов, и Голик настаивают на полной реорганизации правоохранительных органов. В условиях нынешней дестабилизации любая реорганизация приведет только к дезорганизации борьбы с преступностью. Мы в этом уже убедились на примере бесконечной реорганизации КГБ - МБ - ФСК. Начнется реорганизация в МВД - все будет остановлено. Каждый будет думать только о том, потеряет ли он звезду, потеряет ли он должность, не отправят ли его досрочно на пенсию. Все будут думать, в какой банк пойти: кто - в службу безопасности, кто - сторожем.

И потом, когда мы создадим новую службу, мы что, с Марса кого-то пригласим или с Луны? Где мы найдем людей? Нет, это будут те же мили­ционеры, те же работники КГБ. Создайте любой комитет - те же люди при­дут, ничего не изменится".

Александр Бузгалин: "Вы совершенно правы в том смысле, что обсуж­денная нами проблема - это не проблема реорганизации правоохранитель­ных органов. Шоковая терапия в стране номенклатурных корпораций-моно­полистов и легализованного криминального бизнеса не может не воспроиз­водить коррупцию. А потому это проблема изменения социально-экономи­ческой и политической системы, развития демократии, создания экономики, где и трудящимся, и бизнесу будет выгодно осуществление реального конт­роля, недопущение нелегальных операций, создания государства, где аппа­рат работает на граждан, а не на самого себя".

(Обзор был также опубликован в "Новой ежедневной газете", 1994. № 249).