ТРОЦКИЙ - ЕГО ВРАГИ И ДРУЗЬЯ И СОВЕТСКИЙ КРИЗИС

Кокс Михаил - преподаватель отделения политики Королевского Университета, Белфаст. Статья перепечатывается из журнала "Critique" No. 26, 1994.

Введение

У этой короткой статьи о Троцком мало претензий. Основная ее задача - дать простое распределение по направлениям, в кото­рых его идеи интерпретировались и искажались на Западе. Если в этой статье и есть некоторые интеллектуальные утверждения, то они заключаются в попытке восстановить то, что постоянно про­пускали в идеях Троцкого: аргумент, повторяемый им по разным поводам (в действительности он лежит в основе его критики со­циализма в одной стране), что в той форме, которую СССР при­нял к концу тридцатых, он в конечном итоге был обречен. Выбро­шенный в мусорный ящик истории более чем на 40 лет, этот тезис - абсурдный даже для троцкистов, которые монотонно бубнили о достижениях рабочих государств, - кажется, стоит сейчас отрях­нуть от пыли и рассмотреть заново. Как я покажу, несмотря на то, что Троцкий не самым лучшим образом аргументировал этот те­зис, абсолютная неудача сталинизма как системы свидетельству­ет, что его прогноз советского будущего, - того, что фактичес­ки у этой системы нет будущего, - был в меньшей степени интел­лектуальной ошибкой и в большей - блестящим пониманием противо­речий СССР.

Интерпретации Троцкого

Схематически работы на Западе по Троцкому, могут быть в основном распределены по 5 категориям: работы сталинистов; орто­доксальных троцкистов; критикующих, но симпатизирующих; скепти­ков и наконец, антиутопистов, обвиняющих Троцкого в фатальной болезненности отрыва от реальности. Давайте разберемся со все­ми по очереди.

Сталинисты

Исторически СССР оказал громадное влияние на левых в капи­талистическом мире. Результатом было то, что громадное боль­шинство западных марксистов традиционно "воспитывались" как в недоверии Троцкому, так и в противоположности его идеям. Конеч­но, ситуация не оставалась стабильной. Например, до пятидеся­тых годов для коммунистов было вполне нормальным расценивать Троцкого и его последователей как контрреволюционеров и обхо­диться с ними соответствующим образом. С десталинизацией этот особый взгляд стал политически неопределенным - соответствен­но, и атака должна принять более утонченные формы. Однако ос­новное намерение осталось тем же: дискредитировать взгляды Троцкого и таким образом гарантировать сохранность привязаннос­ти левых марксистов к СССР. В этом отношении антитроцкизм вы­полнял важную политическую функцию в борьбе Советского Союза за сохранение контроля над западными левыми.

Целое поколение марксистов на Западе было таким образом снабжено политической линией, главной задачей которой была не столько поддержка дебатов, сколько демонстрация очевидных оши­бок русского троцкизма. Поскольку Троцкий, как это указывалось в одной из типичных советских публикаций, существенно расходил­ся с Лениным по всем основным вопросам - при необходимости при­водились доказательства этого, - то он в действительности вов­се не был марксистом (см. 1). Как считает один из наиболее искушенных западных коммунистов (специализировавшийся на борь­бе с троцкизмом), хотя Троцкий и "играл положительную роль" в ранние годы революции, он страдал от одного существенного изъя­на - "фаталистического оптимизма", отклонения, которое привело его к преувеличению возможности революции в капиталистическом мире (см. 2). Лоизос Микаил атаковал еще более серьезный из­ъян в интеллектуальной броне Троцкого: его теорию перманентной революции, Микаил настаивал на том, что эта так называемая тео­рия не представляла ни серьезного анализа социальных условий России, ни введения собственно в революционную практику 1917 года (см. 3). И действительно, согласно Мавракису (которого маоизм привел к проведению в литературе одной из наиболее злоб­ных атак на Троцкого и троцкизм) теория была как ошибочной, так и опасной: ошибочной потому, что она смешивала "демократи­ческий" и "социалистический" этапы русской революции, а опас­ной потому, что она базировалась на недооценке роли крестьянст­ва (см. 4).

В его анализе, однако, принципиальные возражения Троцкому носили в меньшей степени теоретический и в большей практичес­кий характер и в конечном счете вращались вокруг дела построе­ния социализма в одной стране. Из этого логически вытекало все остальное, включая антогонизм между Троцким и его различными просоветскими критиками, касающейся того, что было достигнуто - или достижимо - в отсталой России, исторической роли Сталина, и в конце концов, разумеется, вклад СССР в борьбу с капита­лизмом на мировом уровне. В каждом из этих положений Троцкий, по мнению его политических врагов, ошибался. Социализм, кото­рый они отстаивали, был успешно построен в России под руковод­ством Сталина. И, несмотря на недостатки, то, что было достиг­нуто,вдохновляло угнетенных и эксплуатируемых в остальном ми­ре. Таким образом, будучи далекой от предательства - как это утверждал Троцкий - революции, так называемая бюрократия, кото­рая его так раздражала, в действительности продвинула револю­цию вперед, более того, делала это в страшно тяжелых условиях (см. 5).

Ирония состояла в том, что критика Троцкого осложнялась одной простой проблемой: фактом, что ортодоксальные троцкисты, несмотря на свое противостояние сталинизму, верили в необходи­мость для революционеров защищать рабочее государство. В этом смысле противостояние между коммунистическим движением и движе­нием, вдохновляемым Троцким, не было абсолютным. И те и другие в конце концов защищали СССР от его капиталистических противни­ков. Более того, они соглашались, что советская экономическая система во многих отношениях превосходит то, что предлагается на Западе. И действительно, к шестидесятым годам реальная суть спора между троцкистами (такими, как Мандель) и некоторыми представителями коммунистического движения, менее настроенными просталински, меньше проявлялись в отношении к социально-эконо­мическим достижениям Советского Союза, чем к тому, что троцкисты определяли как малодушную внешнюю политику Москвы (см. 6). Фактически, ко времени, когда еврокоммунисты в 70-е годы вступили в борьбу, различие между коммунистическими партиями и их критиками в лице левых троцкистов в основном состояло в трактовке неудачной политики СССР в интернационализации левого движения.

Ортодоксальный троцкизм

Троцкому никогда не удавалось приобрести существенную опо­ру в народе в передовых капиталистических странах. Хотя среди­ интеллектуалов он сумел достичь определенного влияния. В конце тридцатых и затем в шестидесятых его идеи (не говоря уже о ро­мантическом и трагическом образе самого Троцкого) оказались привлекательными для большого числа людей, отошедших от капита­лизма, но не принявших и реальности сталинизма в СССР (см. 7). Однако жизнь в троцкистском движении была определенно не для трусливых. Бесконечная череда митингов, развал личной жизни и неизбежная отрезанность от "нормального" общества обычно со­бирали свою дань, в результате политическая жизнь среднего троцкиста никогда не бывала очень долгой. Меньшинство, которое выживало, обычно находило впоследствии некоторые "принципиаль­ные" основания для формирования той или иной фракции или тен­денции, или даже создания своей собственной отдельной организа­ции. Фактически, история троцкизма была историей все больших и больших разногласий между все меньшим числом людей. Все утверж­дали, что их и только их группа была единственной идейной нас­ледницей Четвертого Интернационала, созданного в 1938 году (см. 8).

Принципиальной целью ортодоксального троцкизма было не развитие идей Троцкого, но главным образом их охрана. Теорети­ки троцкизма по сути играли историческую роль священников; их главной функцией было скорее подтверждение основных истин, ус­тановленных Троцким, чем обсуждение их и поиск приложения для них. Нововведения не одобрялись, поскольку они могли вести к атакам на само идейное ядро, дававшее движению единство. Более того, наиболее ортодоксальные троцкисты действительно верили, что проведенный Троцким анализ сталинизма не может быть улуч­шен. Даже такой довольно неортодоксальный и влиятельный марк­сист, как Андерсон согласился с тем, что " интерпретация Троц­ким ..... сталинизма до сего дня" осталась "наиболее связным и развитым исследованием феномена в марксистской традиции" - взг­ляд , несомненно, подтверждаемый его более ортодоксальными со­ратниками по троцкистскому движению (см. 9).

Таким образом, в течение 50 лет троцкисты проводят одну и ту же линию в отношении СССР, которая была преложена Троцким в "Преданной революции" в 1937 году; а именно - в результате изоляции и отсталости Советского Союза новая бюрократическая страта прибрала к рукам сначала партию большевиков, а потом и саму революцию. Однако хотя эта страта паразитировала на рабочем классе, она не была "новым классом" в марксистском понима­нии по той простой причине, что она не владела средствами про­изводства. Действительно, в силу своего положения она была вы­нуждена защищать "завоевания" Октября, - в частности, формы на­ционализированной собственности, возросшие в СССР после 1917 года. Что и поставило бюрократию в высшей степени в противоречи­вую позицию. С одной стороны, она должна была защищать себя от рабочего класса, от которого она получила власть. С другой - она была вынуждена охранять новые исторически прогрессивные от­ношения собственности, возникшие в Советском Союзе. Соответст­венно, ее роль не была полностью лишена исторических достоин­ств. Пусть несомненно реакционная и склонная к репрессиям, но­вая бюрократия не имела другого выбора кроме защиты экономичес­ких основ нового строя; строя, который, несмотря на сталинскую суперструктуру, все обладал социальной и экономической базой, теоретически превосходящей капиталистическую.

Теория сталинизма Троцкого была, как отметил Карло, стар­товой точкой почти всех критических марксистских дискуссий по Советскому Союзу (см. 10). Все же его анализ оставил возмож­ности для ряда обвинений в адрес Троцкого и его последовате­лей. Вероятно, одним из наиболее очевидных было обвинение в двусмысленности. Домашняя бюрократия, по Троцкому, играет двой­ную роль, однако бюрократию за границей он считает полностью реакционной (см. 11). Если говорить более серьезно, то его обсуждение советской системы было очень близко к апологетике. В конце концов, если Советский Союз скорее рабочее, чем буржу­азное государство и, согласно Троцкому, делает большие эконо­мические успехи, то не подразумевает ли это чего-то прогрессив­ного в сталинизме (см. 12)? И действительно, если этого не было, то почему троцкисты продолжали защищать СССР? Некоторые обходятся с этой дилеммой с помощью техники простого игнориро­вания проблемы. Другие (в число которых нужно включить Дойче­ра) допускают, что действительно было нечто, " исторически" прогрессивное в сталинизме (см. 13). И хотя аргументы Дойче­ра официально отвергнуты последователями Троцкого, похоже на то, что последние фактически разделяли точку зрения Дойчера (см. 14). Не столь удивительно, что первым автором идеи о прог­рессивности СССР (по крайней мере о прогрессивном внутреннем развитии) был сам Троцкий. В этом, возможно, великая ирония троцкизма. Создание революционером, очевидно противостоящим сталинизму, движение могло быть легко развернуто для обеспече­ния базы для критической защиты советской системы.

Симпатизирующие критики

Возможно, наиболее интересную группу западных комментато­ров Троцкого составляют те, кто, хотя и симпатизирует делу его жизни, ставят под вопрос его интерпретацию сталинизма. Этой до­вольно разнородной группой осуществлен ряд публикаций: одна их часть связана с пониманием Троцким большевизма и отношения­ми между большевизмом и сталинизмом.

Троцкий, как нам известно, стал в двадцатые и тридцатые годы некритичным поклонником "ленинизма", подчеркивая, во-пер­вых, то, что он был не прав в своем противостоянии Ленину по проблеме организации до 1917 года, и , во-вторых, то, что, да­леко не являясь логическим результатом ленинизма, сталинизм был его полной противоположностью. Связь Троцкого с ленинизмом и его анализ ленинизма подвергались критике по ряду причин. Во-первых, согласно Уистригу (см. 15), Троцкий, точно распоз­нав диктаторскую склонность в большевизме до 1917 , совершил критическую ошибку, когда превратился в лениниста после револю­ции. В результате он не только забыл о своих предыдущих атаках на большевистскую авторитарную практику, но, казалось, сам ее усвоил. Более того, принятие им ленинизма означало, что он ока­зался не в состоянии установить одну из главных причин последу­ющего вырождения революции. Как утверждает Ластич (см. 16), проведенный Троцким анализ (и борьба против) советской бюрок­ратии всегда заключал в себе непонимание Троцким того, что се­мена сталинизма были посеяны ьольшевистской партией между 1917 и 1921 , - точка зрения, которая также высказывалась в более точной форме одним из крупнейших почитателей Троцкого - либе­ральным марксистом Виктором Сержем (см. 17).

Второе направление критики Троцкого сосредоточено в мень­шей степени на его отношении к ленинизму и в большей - на его политических суждениях. Конкретно - ему приписывают две фаталь­ные ошибки в его борьбе со Сталиным, которые содействовали конечному триумфу Сталина. Первая - его неудача в 1923 году в попытке сместить Сталина. Это, по мнению многих комментаторов, наложило печать на судьбу революции. Утверждают, что вооружен­ный ленинским "завещанием" Троцкий должен был действовать реши­тельно и воспрепятствовать Сталину укреплять свой контроль над партийным аппаратом (см. 18). Его более существенной ошибкой , однако, стало то, что он в двадцатые годы неверно оп­ределил "главного" врага. Настаивая на том, что принципиальной опасностью после 1923 года стала "реставрация капитализма", Троцкий - как утверждают - не только преувеличил опасность справа, но недооценил весьма реальную и более важную угрозу, исходящую от Сталина. Вдобавок его опасения правых сделали не­возможным его блок с Бухариным в конце двадцатых для того, что­бы предотвратить конечную победу Сталина (см. 19). Действи­тельно, поскольку у Троцкого (как и у многих из его стронни­ков) была, как это назвал один комментатор, "термидорианская пчела" под шляпой, они были готовы к критической поддержке Ста­лина, когда он повернул против правых и направил экономическую политику партии влево (см. 20). Некоторые бывшие представите­ли левой оппозиции (хотя не сам Троцкий) даже вернулись в партию в 1930 и 1931 годах, поскольку они полагали, что Сталин теперь ведет верную экономическую политику (см. 21).

Третий вопрос, поднятый критиками Троцкого, связан с его зрелой характеристикой сталинизма как рабочего государства. Это было определение, которое они не могли поддержать. Основ­ное возражение было политическим. Как, спрашивали они, можно назвать СССР рабочим государством, если сами рабочие эксплуати­руются своими новыми хозяевами - бюрократией? Более того, если рабочие угнетаются в Советском Союзе, почему социалисты должны защищать такую систему, аргумент, приобретший еще большую силу в 1939-40 годах, когда СССР вторгся в Финляндию и расчленил Польшу. Это, в свою очередь, заставило критиков Троцкого заин­тересоваться тем, не является ли бюрократия не просто паразити­ческим слоем, но правомочным классом? Напомним, что Троцкий от­казался характеризовать бюрократию как класс на том основании, что она не является законным собственником средств производст­ва. Его оппоненты рассматривали это отличие как чисто семанти­ческое. Хотя советская бюрократия и не владела средствами произ­водства, она по меньшей мере "контролировала" их. Отказ Троцкого использовать термин "класс" был, таким образом, просто формальным.

За этой междоусобной дискуссией лежал, конечно, более серьезный вопрос: установить, насколько выродилась русская ре­волюция и что общего (если вообще что-то) имеет СССР с делом социализма? Троцкий четко утверждал, что, несмотря на стали­низм, в советской системе еще было кое-что "пролетарское". Нап­ротив, его критики отрицали это, утверждая, что сталинизм раз­рушил все связи, которые СССР когда-либо имел с делом рабочего класса. Как отметил Шахтман в своей знаменитой статье 1943 го­да: "Сталинская реакция, причины и курс которой столь блестяще и ранее других отслежены Троцким, означала систематическое об­рубание каждого пальца, с помощью которого рабочий класс конт­ролировал свое государство" (см. 22).

Естественно, отвергая тот аргумент Троцкого, что СССР был рабочим государством, его критики начали искать другие способы характеризовать сталинизм. Некоторые, подобно Рае Дунаевской и позже Тони Клиффу, пришли к заключению, что в России возник­ла новая форма "государственного" капитализма , при котором ра­бочие отчуждались системой, управляемой логикой накопления (см. 23). В свою очередь эту позицию отвергал Щахтман, который утверждал, что СССР не был ни рабочим, ни капиталистическим го­сударством, но формой бюрократического коллективизма (термин, главная сила которого заключается в том, что Шахтман никогда точно не определял, что означает) (см. 24). Затем Берхэм сде­лал еще один шаг и получил самое ревизионистское заключение из всех: что неудача социализма в СССР доказывает его невозмож­ность где-нибудь еще. Капитализм может быть и обречен, как по­лагал Троцкий. Но это не означает, что за ним последует социа­лизм. Таким образом , согласно Берхэму, ошибкой была не просто характеристика Троцким СССР, но его вера в возможность бесклас­сового общества (см. 25).

У Троцкого было мало проблем с отражением ударов крити­ков, подобных Шахтману и Дунаевской. Поскольку ни порознь, ни вместе они не предлагали серьезной реальной теоретической аль­тернативы. Однако, эта дискуссия, в большей степени носившая обвинительный характер, имела нехорошие последствия. Наиболее очевидным было то, что она заталкивала Троцкого и его последо­вателей в жестокую идеологическую форму, из которой они никог­да не выберутся. Она также придавала дискуссиям по сталинизму в высшей степени сектантский характер. Таким образом, то, что начиналось как потенциально плодотворный диалог левых о приро­де социализма, вскоре трансформировалось в бесплодную схватку между идеологическими соперниками, которые не слушали своих оп­понентов и которых не интересовало, что их оппонент скажет.

Скептики

Несмотря на сдержанное отношение к теории сталинизма Троц­кого, многие его критики явно оценивали Троцкого как серьезно­го, хотя и поставленного в тупик, оппонента Сталина, который внес важный интеллектуальный вклад в понимание левыми СССР. Да­же социал-демократы, такие, как Ирвинг Хоув, признавали, что Троцкий был "фигурой героического величия", создавший реальный полюс оппозиции Сталину (см. 26). Были, однако, и другие, у которых были свои сомнения.

Во-первых, было много таких - от анархистов слева до кон­сервативных правых, - кто ставил под сомнение действительные отличия Троцкого от Сталина. В конце концов, указывали они, Троцкий верил в диктатуру пролетариата и поддерживал ее, что после 1917 года означало диктатуру одной партии (см. 27).

Когда у него была власть, Троцкий был так же авторитарен, как и Сталин, о чем свидетельствует его противодействия рабоче­му контролю, его обращение с крондштадтцами и поддержка им мили­таризации труда (см. 28). В двадцатые годы он также не делал реальных усилий по выходу из партии для того, чтобы бросить вы­зов Сталину, демонстрируя тем самым, что он разделяет мировозз­ренческие взгляды своего противника.

Более того, Троцкий и его левая оппозиция, как было дока­зано, действительно обеспечивали Сталина экономическими аргу­ментами, использованными для того, чтобы обосновать коллективи­зацию и пятилетние планы после 1929 года. Конечно, левые не могли защищать террор как способ достижения экономической трансформации России, однако их политика вела именно туда. Как отметил Ноув, левые, подобно Сталину, верили в "быструю индуст­риализацию... и придавили крестьян ценовой структурой, что должно было позволить создать государственные накопления. Они еще не были готовы к тем размерам принуждения, которые потребу­ются, если эта политика будет приведена в действие" (см. 29).

Перейдем отсюда к последнему и вероятно наиболее мощному оружию в интеллектуальном арсенале скептиков: Николаю Иванови­чу Бухарину. Согласно Коэну, не Троцкий, а Бухарин выдвинул на­иболее последовательную программу, альтернативную сталинизму. Таким образом, тот взгляд, что Троцкий был главным оппонентом Сталина, или (цитирую Дойчера) " представительной фигурой досталинского коммунизма и предвестником послесталинского ком­мунизма", оказывается "серьезным недоразумением" (см. 30). Скорее Бухарин, чем Троцкий, был истинным интерпретатором пос­ледних зрелых идей Ленина. Именно Бухарин предложил экономичес­кую альтернативу сталинизму. Это Бухарин, а не Троцкий планиро­вал более разумный эволюционный маршрут для России. Более то­го, согласно Коэну, именно "бухаринская точка зрения и строй типа НЭПа, который тот защищал", могли составить " реальную альтернативу сталинизму после Сталина" (см. 31).

Реалисты

Скептики сомневаются, представлял ли Троцкий реальную аль­тернативу Сталину; с другой стороны, реалисты обвиняют его в недостаточной обращенности к основным фактам действительности. В результате он был обречен попасть в тот же самый мусорный ящик истории, в который он на словах отправил меньшевиков в 1917 году.

Недостаток реализма у Троцкого принимал, согласно его кри­тикам, ряд форм. Наиболее очевидно то, что у него, как и - кос­венно - у партии большевиков, была безнадежная оптимистическая уверенность в перспективах мировой революции после 1917-го. Клаудин, один из теоретиков еврокоммунизма в 70-е годы, с осо­бой силой отстаивал эту точку зрения в своем широко известном исследовании международного коммунистического движения. Будучи далек от " умирания", западный капитализм, согласно Клаудину, после первой мировой войны все еще обладал большими резервами для того, чтобы быть привлекательным. Большевики в 1917, а поз­же также и Троцкий, переоценили " проникновение реформизма в среду западного пролетариата". Сталин, напротив, обладал по крайней мере основным пониманием трудностей, с которыми сталки­валась Россия, и в своей незрелой, прагматичной манере осознал то, что более талантливый Троцкий понять не мог: "относитель­ную автономность советской революции по отношению к мировой ре­волюции". Таким образом, хотя доктрина построения социализма в одной стране может рассматриваться как националистический ук­лон, она по крайней мере имела скорее реалистическое, чем ро­мантическое основание для оценки революционного потенциала меж­дународной системы в годы между войнами (см. 32).

Второй областью, в которой Троцкий проявил недостаток реа­лизма - вновь в отличие от Сталина - оказалась его неспособ­ность отбросить определенные базовые утопические предположе­ния, заключенные в марксизме. Попросту говоря, отстаиваемый им марксизм, по мнению многих комментаторов, просто не мог рабо­тать в отсталой России, если вообще где-нибудь мог работать. Равенство было прекрасно в теории, но на практике оно не могло служить людям достаточным мотивом для напряженной работы. Со­ветская демократия могла быть политически желанной, однако она не была экономически функциональной. И хотя интернационализм был прекрасной вещью, патриотизм больше подходил для того, что­бы объединить и мобилизовать людей (см. 33).

И наконец, по мнению "реалистов", у Сталина - скорее, чем у Троцкого - был ясный ответ на наиболее важный вопрос из всех: конкретно, как может СССР выбраться из своей отсталости и создать основы мощного государства, которое может развивать­ся в условиях капиталистического окружения? Сталин действи­тельно мог предать революцию в процессе модернизации СССР. И это было неизбежным и существенным: неизбежным, поскольку ника­кая революция не может дожить до своих утопических устремлений (см. 34); а существенным потому, что индустриализация России требовала жертв, с одной стороны, и сильного государства, с другой. Более того, не обеспечило ли поражение нацистской Гер­мании и восстановление СССР после войны оправдания задним чис­лом сталинской политики? В свете современных исторических сви­детельств такой рационализм кажется по меньшей мере спорным. Однако для большей части послевоенного периода это было более или менее допустимая мудрость. Действительно, стоит напомнить, что, когда Ноув ответил утвердительно на свой же риторический вопрос: "Был ли Сталин действительно необходим?", мало кто из западных аналитиков оказался готов с ним не согласиться (см. 35).

Новое постижение Троцкого

Широкая дискуссия по Троцкому явно свидетельствует о его исторической и теоретической значимости. Вероятно, ни один дру­гой марксист двадцатого века не вызывал таких обширных и горя­чих дебатов. Однако мы увидели, что эта дискуссия часто давала больше жара, чем света. Как признано, критиками Троцкого было поднято несколько важных проблем: его неясное отношение к большевизму, его странное мнение, что Бухарин более опасен, чем Сталин, и , конечно, его характеристика СССР как "рабочего го­сударства". Но в конце концов чувствуется, что даже самые ум­ные интерпретаторы Троцкого не были справедливыми по отношению к нему и не смогли разобраться в его путаницах или в пределах его мысли.

То, что Троцкий одинаково пострадал от рук друзей и вра­гов неоспоримо. Возможно, еще более странно молчание почти всех интерпретаторов о его наиболее интересной и спорной догад­ке о том, что у советской системы очень мало возможностей вы­жить со временем в море мирового капитализма. Не обладавший ни выгодами рынка, ни преимуществами социализма, СССР - на взгляд Троцкого - мог рассматриваться лишь как переходной режим; полу­построенный дом, буквально севший на мель истории между буржу­азным обществом, не имеющим будущего, и бесклассовым общест­вом, которое еще не родилось. Будет ли Советский Союз двигать­ся к социализму, или назад к капитализму, решится лишь с опре­делением результата классовой борьбы в развитых капиталистичес­ких странах. Однако, было очевидно, если такой революции не произойдет, то привлекающее вниманием мирового рынка неизбежно войдет в противоречие со сталинизмом и приведет к разложению системы и ее реинтеграции в международную экономику.

К несчастью, аргумент Троцкого не нашел большой поддержки у его многочисленных интерпретаторов, даже у тех, кто симпати­зировал его работе. Во-первых, его мрачные прогнозы имели яв­ный привкус катастрофы, поскольку предполагалось, что режим не может выжить при некоторых обстоятельствах. Эти прогнозы, каза­лось, были опровергнуты успехами, поскольку после войны советс­кая мощь реально возросла и расширила влияние вопреки Троцко­му, предсказавшему ей разрушение или исчезновение. И наконец, его утверждение о неизбежности сталинизма противоречило его часто повторяемому заявлению о СССР как о рабочем государстве, превосходящем по своим свойствам капитализм. Если таково было положение дел, то было явно абсурдным утверждать, что СССР был переходным режимом, который может двинуться обратно к рынку.

В самом деле, около 60 лет СССР был в состоянии привле­кать значительные ресурсы для обеспечения воспроизводства - включая громадные объемы легко контролируемого труда, очевидно безграничную ресурсную базу, а после войны также и Восточную Европу. Кроме того советская элита в высшей степени преуспела в изоляции СССР и его населения от опасных контактов с более развитым капиталистическим миром. И наконец, самый бюрократи­ческий и репрессивный государственный аппарат, который ругал Троцкий, снабжал режим экстраординарными инструментами контро­ля и организации, без которых система не могла продолжать су­ществование. Хотя ни одна из этих мер не могла решить проблем, с которыми сталкивался СССР, все вместе они давали системе воз­можность жить.

Проблема режима состояла в том, что , благодаря привлече­нию различных ресурсов и созданию определенного типа государст­ва, он мог справиться с трудностями, но не избавляться от них. Фактически, некоторые из мер, использованных советской элитой для гарантии сохранности системы, только обостряли проблемы. В результате, изолируя СССР от наиболее развитых капиталистичес­ких стран, элита эффективно способствовала недоразвитости страны. Основываясь в свою очередь на массивном бюрократическом и политическом аппарате, элита лишь занималась удушением дебатов и дискуссий, тем самым прямо способствуя технологической стаг­нации системы. Кроме того, сами привлекаемые элитой ресурсы не могли быть бесконечными. Вряд ли было совпадением то, что , когда в конце семидесятых Советский Союз начал испытывать труд­ности с трудовыми ресурсами, система начала выдыхаться.

Примеры можно множить, но они будут доказывать лишь одно: управление СССР осуществлялось более или менее в одной и той же форме на протяжении более чем половины столетия, но после 1985 года это не могло далее продолжаться. Как утверждал Троц­кий, есть только две действительных возможности выбора в совре­менном мире: капитализм или социализм. Мутация, которую предс­тавлял из себя СССР, была теоретически невероятной и поэтому обреченной на гибель.

Примечания

1. См. LENIN VERSUS TROTSKY AND HIS FOLLOWERS. M.: NOVOS­TI PRESS, 1981.

2. MENTY JOHNSTONE. TRJTSKY AND WORD REVOLUTION. L.: JOU­NY COMMUNIST JEAGUE, 1977.

3. LOIZOS MICHAIL. THE THEORY OF PERMANENT REVOLUTION: A. CRITIGUE, TROTSKYISM LTUDY GROUP, COMMUNIST PARTY OF GREAT BRI­TAIN6 1977.

4. KOSTAS MAVRAKIS. ON TROTSKYISM: PROBLEMS OF THEORY AND IHSTORY - L. ROUTLEDGE AND KEGAN PAUL, 1976.

5. См. LAWRENCE ELLENSTEIN. THE STALIN FHENOMENON. - LOND­ON , LAWRENCE AND WISHART, 1975.

6. В своем исследовании THE SECOND SLUMP - L.: VERSO BO­OKS, 1980, особенно стр. 147 - 156, Эрнест Мандель подчеркива­ет резкий контраст между спадом, переживаемым мировой капита­листической экономикой в середине 70-г и продолжающимся эконо­мическим динамизмом " так называемых социалистических стран".

7. Впечатляющее изображение привлекательности троцкизма в Америке в 30-е годы дано в работе: ALAN M. WALD. THE NEW JORK JNTELLECTUALS. - THE UNIVERUTY OF NORTH CACOLINA PRESS, 1987.

8. Только в Британии в 1977 г. было, согласно PAUL THO­MPSON AND GNY LEWIS, 14 троцкистских групп. В 1955 их было 3 , а в 1945 - одна. См. : THE REVOLUTION FINISHED? A CRITIQUE OF TROTSKYISM . A BIG FLAME PEMPHLET. - LONDON 1977.

9. PERRY ANDERSON "TROTSKYS INTERPRETATION OF STALINISM".

- NEW LEFT REVIEV, N139, MAY-JUNE 1983, P.49.

10. ANTONIO CARLO." THE SOCIO-ECONOMIC NATURE OF THE US­SR". - TELOS,N21, FALL 1974, PP. 2-86.

См. также мою работу: " WESTERN MARXISM AND SOVIET SOCIO­TY", BULLETIN THE SOCIOLOGIOAL ASSOCIATION OF JRELAND, N40 , JANUARY 1895, P.P. 12-17.

11. См. ANDERSON, PP. 56-57.

12. В первой главе "Преданной революции" Троцкий горячо говорит о том, что было "достигнуто" экономически в СССР при Сталине по контрасту со "стагнацией и упадком", переживаемыми капиталистическим миром. В статье, опубликованной в ноябре 1937г. Троцкий писал: "Главное различие между СССР и современ­ным буржуазным государством выражается в мощном развитии производительных сил как результате изменения в форме собственнос­ти". Смотри его: "NOT A WORKERS AND NJT A BOURGEOIS STATE?" - JN.: WRITINGS OF LEON TROTSKY - N4. PATHFINDER PRESS, 1970, P.70.

13. При критическом отношении к Сталину, Дейчер все же на­писал в 1953, что "подлинной сутью сталинских исторических дос­тижений является тот факт, что он нашел Россию работающей дере­вянным плугом, а оставил ее, снабженной атомными реакторами". Смотри его : RUSSIA ALTER STALIN. - L.: JONATHAN CAPE, 1965, P55.

14. Бескомпромиссная атака на Дойчера слева предпринята JULIUSJACOBSON. " JSOAC DEUTSCHER : THE ANATOMY OF AN APOLOGI­ST". - JN. JULIUS JACOBSON ED. SOVIET COMMUNISM AND THE SOCIALIST VISEON. - NEW JERSEY: TRASACTION BOOKS, 1972, P. 85-162.

15. ROBERT WISTRICH. NROTSKY: FATE OF A REVOLUTIONARY. - LONDON: ROBSON, 1973.

16. MICHAEL M. LISTIG. TROTSKY AND DJILAS: CRITIC OF COMM­UNIST BUREAUCRACY. - N.Y.: GREENWOOD PRESS, 1989.

17. VICTOR SERGE. MEMOIRS OF REVOLUTIONARY: 1901 - 1941.

18. JSAAC DENTSCHER. THE PROPHET ARMEAD, P.P. 103 - 106.

19. MOSHE LEWIN полагает, что к 1929 году различия между левой оппозицией и Бухариным были во всяком случае не так ве­лики, поэтому не было причин группам не объединяться. См. его: POLITICAL UNDERCURRENTS IN SOVIET ECONOMIC DEBATES, - NEW JERS­EY, PEINCETION UNIVERSITY PRESS, 1974.

20. TIBOR SZAMUELY. THE ELEMINATION OF OPPNTION LETWEER THE SIZTEENTH AND SEVENTEENTH CONGRESSES OF THE CPSU". - SOVI­ET STUDIES, VOL. 17, N3, JANUARY 1966, PP. 318-338.

21. Самуел указывает, что Троцкий и левая оппозиция могли не одобрять "методов" Сталина, это они выдвинули (экономичес­кую) программу, одобренную теперь Сталиным". В результате они ощутили границы защиты сталинской широкой экономической страте­гии. Там же, р.323.

22. См. MAX SCHACHTMAN " JSKUSSIAN A WORKERS STATE" в книге под его редакцией: THE BUREAUCRATIC REVOLUTION: THE RISE OF THE STALINISM STATE. - NY.: THE DONALD PRESS , 1972, P.45.

23. СМ. RAYA DUNAYEVSKAYA. MARXISM AND FREEDOM. - NY.: TM­AYNE PUBLISHERS, 1958, TINY CLIFF. STATE CAPITALISM IN RUSSIA. - L. PLUTO PRESS, 1974.

24. Определение СССР как "бюрократического коллективиз­ма", данное Шахтманом, фактически совершенно негативно. Проде­монстрировав, к своему собственному удовольствию, что Россия не была ни буржуазным , ни рабочим государством, он заключил, что она просто должна была быть бюрократическим коллективиз­мом. См. THE BUREAUCRATIC REVOLUTION, PP. 37 -106.

25. JAMES BURNHAM. THE MANAGERIAL REVOLUTION. - L. PENGU­IN BOOKS, 1945.

26. JRVING JLOWE. TROTSKY. - L. FONTANA, 1978,P.8.

27. Такое "замещение" было именно тем, против чего предос­терегал Троцкий при своей знаменитой атаке на большевизм перед революцией 1905 года. Для обсуждения этого положения см. BRUCH KNEI-PAZ. THE SOCIAL AND POLITICAL THOUGHT OF LEON TROTSKY. - OXFORD: OXFORD UNIVERSITY PRESS, 1978, PP. 175-236.

28. Либеральную критику Троцкого по этим вопросам смотри в памфлетах, созданных группой "Солидарность", в частности MA­URICE BRINTON. THE BOLSCHEVIKS AND WORKERS CONTROLS 1917 - 1921 - L. 1970;

ALEXANDER KOLLANTAI. THE WORKERS OPPOSITION. - L. N.D; JDA METT. THE KRONDSTADT COMMUNE. - LONDON, 1967.

29. Цитирую по ALEC NOVES " INTRODUCTION" TJ E. PREOBZHEN­SKY. THE NEW ECONOMICS. - OXFORD UNIVERSITY PRESS, 1965,P.XIII.

30. STEPHEN COHEN. BUKHARIN AND THE BOLSCHEVIK REVOLUTI­ON. - N.Y.: JINTAGE BOOKS, 1975, P.XVI.

31. Там же, р.386.

32. См. FERNANDO CLAUDIN. THE COMMUNIST MOVEMENT: FROM COMINTERN TJ COMINFORM. - PENGUIN BOOKS, 1975, PP. 56-102.

33. См. NICHOLUS S. TIMASHEFF. THE GREAT RETREAT: THE GRO­WTH AND DECLINE OF COMMUNISM IER RUSSIA. - N.Y. : E.P. DATLON, 1946.

34. Даже сам Троцкий признавал , что "каждая революция, происходившая до сего времени, сменялась реакцией, или даже контрреволюцией" См.: THE REVOLUTION BETRAYED, P.88.

35. См. ALEC NOVE. WAS STALIN REALLY NECESSARY? - LONDON: ALLEN AND UNWIN, 1964.