Дэвид М. Котц, Марти Вульфсон
– профессора экономики университета Массачусетса, США
Американская общественность в 1990-е
гг. была атакована с целью убедить ее, что в США появилась "новая экономика".
Конкретное значение так называемой "новой экономики" варьируется в зависимости
от комментатора, но во всех версиях центральную роль играет быстрое распространение
информационных технологий - " информационно-технологическая революция ". В то
время как существует мало разногласий по вопросу о прогрессе информационных
технологий (ИТ) как о “революции ИТ”, экономическая подоплека этой революции
не ясна. Сущность идеи "новой экономики" заключается в том, что новые технологии
произвели глубокую трансформацию в структуре и общем состоянии экономики США.
Влияние этой идеи быстро выросло
после 1995, когда экономическая экспансия в США неожиданно ускорилась. С 1995
по 2000 реальный ВВП рос с высокой скоростью 4,3% в год, подгоняемый частными
инвестициями в основной капитал, которые росли с удивительным темпом в 11,6%
ежегодно. Уровень безработицы упал ниже 4,5% в 1998-2000, в то время как инфляция
оставалась умеренной. Индекс потребительских цен вырос только до 3,4% в 2000,
вопреки 3 годам низкой безработицы.
Возможно, наиболее важным источником
идеи "новой экономики" стал журнал "Бизнес уик". В 1996 он провозгласил "Триумф
Новой экономики" в статье, делающей ударение на глобализированных рынках и революции
ИТ. В последующие годы серии статей в этом журнале углубили и расширили идею
"новой экономики". К концу 2000 эта гипотеза стала включать три ключевые компоненты.
Во-первых, утверждалось, что для
того, чтобы использовать преимущества новых информационных технологий, требуются
глубокие институциональные изменения в экономике. Корпорациям необходимо реструктурироваться
в направлении новой, более гибкой модели, делающей упор на конкуренцию, мобильность
и минимизацию издержек. Рабочим необходимо стать более гибкими и сноровистыми.
Правительствам следует освободить дорогу и позволить действовать "невидимой
руке" свободного рынка; они также должны содействовать конкуренции и дерегулированию
рынков, особенно рынков труда, финансов и телекоммуникаций.
Во-вторых, утверждалось, что сочетание
этих институциональных изменений с революцией ИТ обеспечит вхождение в новую
эру беспрецедентного процветания. Предполагается, что новая экономика меняет
макроэкономические правила игры. Это несет беспрецедентное процветание, преодолевающее
старые торговые барьеры. Таким образом, экономика может достичь одновременно
быстрого роста выпуска, низкой безработицы и низкой инфляции. Такое видение
основано на быстром росте производительности благодаря революции ИТ вместе с
понижающим давлением на цены со стороны все более конкурентной и открытой глобальной
экономики и продолжающегося уменьшения издержек вследствие более гибкого корпоративного
поведения.
Третье утверждение состоит в том,
что для профсоюзов не остается места при новом гибком, конкурентном порядке.
Они играли важную роль в старой экономике, защищая интересы наемных работников
против окопавшихся корпоративных властей. Однако, говорится, что профсоюзы действуют
прямолинейно и навязывают менеджменту дискреционные ограничения, что идет вразрез
с гибкостью, требуемой в условиях новой экономики. В подгоняемой рынком Новой
экономике предполагается, что каждый может получить вознаграждение, соотнесенное
с его вкладом в дело и навыками, не нуждаясь в давлении профсоюза в каждом конкретном
случае.
Мы ставим под вопрос именно эти утверждения.
В следующем разделе мы доказываем, что новые информационные технологии не требуют
предлагаемых инициатив реструктуризации дерегулирования. Этот тезис Новой экономики
подводит новое “рациональное” основание под ту же самую антирабочую повестку
дня, взявшую верх в 1980-е гг. под притворным девизом улучшения конкурентоспособности
США. В третьем разделе мы утверждаем, что нововведения свободного рынка Новой
экономики не приведут нас к новой эре беспрецедентного процветания. Несмотря
на относительно хорошее состояние экономики США с 1995, мы все еще не имеем
окончательного решения проблем безработицы и инфляции. В текущих институциональных
условиях увеличение производительности благодаря использованию информационных
технологий зависит от подъема спекулятивного фондового рынка, который не может
продолжаться бесконечно.
В четвертом разделе мы покажем не
только то, что нет ничего беспрецедентного в экономическом состоянии, предположительно
возникшем благодаря новой экономике, но и то, что нет ничего беспрецедентного
в порядке свободного рынка, ассоциирующегося с новой экономикой. История США
демонстрирует, что антилейбористские режимы чередовались с периодами, когда
государство и рабочие сдерживали наихудшие следствия свободного рынка и устанавливали
основные правила и защитные механизмы. Если рассматривать происходящее в исторической
перспективе, то институциональная структура новой экономики вполне вероятно
может оказаться достаточно временным феноменом. Однако, это состояние не является
стадией развития экономики, которая исчезнет сама собой. Мы близки к заключению,
что профсоюзы, далеко не устаревшие, решительно необходимы. Только с объединенным
и активным профсоюзным движением может быть оспорена корпоративная власть и
достигнут новый регулирующий режим.
Институциональные изменения и Новая
экономика
Считается в порядке вещей, что новая
технология доступна для всех стран или, по крайней мере, для тех, которые в
значительной степени экономически развиты для использования ее преимуществ.
Однако, защитники новой экономики доказывают, что стране для использования преимуществ
текущей ИТ революции необходима специальная перестройка корпоративной структуры,
государственной власти и трудовых отношений. Утверждается, что США, которые
произвели требуемую перестройку, оказались на гребне волны, в то время как Западная
Европа и Япония, не сумевшие осуществить необходимые реформы, остались позади.
Постулаты Новой экономики не новы
Институциональные и политические
изменения, отстаиваемые защитниками новой экономики - корпоративная реструктуризация,
дерегулирование и уменьшение роли профсоюзов - преподносятся так, как будто
являются новыми разработками, которые внезапно потребовались самой природой
технологических изменений в новой экономике, возникшей в 1995 году. Как выразил
это журнал “Бизнес уик”(2000,
р. 74):
Всемирное распространение мобильных
телефонов и расчетов с помощью мировой "паутины" сами по себе не приведут к
большему развитию глобальной экономики. Что столь же необходимо, так это драматические
изменения сути институтов, которые трансформируют технологию в ускоренный рост
производительности. Это подразумевает лучшую способность финансовых рынков к
фондированию инноваций, большую гибкость корпораций и рынков труда, скорейшее
дерегулирование и растущую конкуренцию… "Новая экономика построена на старых
добродетелях: бережливости, капиталовлажении и самодействии рыночных сил", -
сказал секретарь Казначейства (теперь президент Гарвардского университета) Лоренс
Саммерс.
Однако, рабочие и другие, кто пострадал
в течение последних 20 лет в США, обнаружат явную близость этих предложений
к тем, что проталкивала корпоративная Америка с конца 1970-х: те же самые апология
бизнеса свободный рынок и антирабочая повестка дня. AFL-CIO
подходящим образом включила эти изменения в корпоративный порядок, конечной
целью которого было высоко поднять корпоративную прибыльность за счет рабочих
и профсоюзов. Давайте проанализируем аргументы за эти изменения более детально.
Согласно сторонникам Новой экономики,
сегодняшним корпорациям следует быть в более гибкими для того, чтобы использовать
преимущества новых технологий. Старая иерархическая модель должна быть замещена
рассредоточением принятия решений внутри организации. Вместо того, чтобы держаться
за традиционную продуктовую нишу, компания должна быть готова к внедрению на
новые рынки в короткое время. Старая модель поведения, основанная на взаимном
уважении между конкурентами, должна уступить место более конкурентной модели.
Культивирование стабильной рабочей
силы должно уступить место готовности уволить большое количество рабочих. Поскольку
компьютеры осуществляют контроль за запасами и управление спросом более точно,
корпорации утверждают, что они нуждаются в более гибкой рабочей силе. Им нужно
вернуться к меньшему ядру постоянных рабочих и пополнению их рабочей силы за
счет независимых контрактников и работников, нанятых на время или с частичной
занятостью, которые могут быть наняты или уволены с легкостью. Рабочая сила
должна приспособиться с этой новой практике, меняя стабильную карьеру в одной
компании на жизнь независимого контрактника, временного работника или работника
с частичной занятостью.
Поскольку компьютеры делают осуществимым
управление глобальным производством, корпорации доказывают, что им следует располагать
производство в самых удобных местах. Они не хотят, чтобы их решения о размещении
производства были ограничены контрактами с профсоюзом, требующими выплату пособий
и пенсий пожилым американским рабочим, или местными соообществами, зависимыми
от корпоративной занятости.
Ясно, что профсоюзам отводится маленькая
роль в этом “бравом новом мире” гибкого рынка труда. Защита, которую профсоюзы
обеспечивают работникам, выглядит как препятствие гибкости, а заработная плата
и пособия, отвоеванные профсоюзами, только ограничивают огромные прибыли, которая,
как утверждается, необходима для успешного инвестирования в новые информационные
технологии.
Но корпоративная реструктуризация
и атаки на профсоюзы имели место и распространение также и в 1980-е, задолго
до усиления влияния компьютеров и до предположительного начала Новой экономики
9 августа 1995 с исходного предложения публике ценных бумаг Netscape.
Затем, под знаменем международной конкурентоспособности, корпорации уволили
постоянных рабочих, стали полагаться большей частью на частично занятых и временных
работников, закрыли заводы в США, чтобы избежать профсоюзов и заняться поисками
дешевой рабочей силы за рубежом, и сократили заработную плату и пособия американским
рабочим.
В действительности ни компьютерные
технологии, ни международная конкуренция не требовали от корпораций атаки
на рабочих. Эта стратегия была выбором, сделанным корпорациями с намерением
пойти по кратчайшей дороге к увеличению прибыльности. Отвергнутая дорога, длинная,
рассматривает работника более как активы, нежели как затраты, предполагает поиск
сотрудничества с профсоюзами и вложения в трудовые навыки и фокусируется на
качестве столь же, сколь ин а издержках.
Тем не менее, новые технологии оказались
удобным предлогом для корпораций, уже решивших увеличить прибыли за счет атаки
на труд. Как замечает “Бизнес Уик”(2000, 74), "для корпораций наиболее важное
оправдание траты огромных сумм на информационные технологии заключается в том,
что это поддерживает реструктуризацию и политику минимизации издержек". В самом
деле, Алан Гринспэн открыто признался, что доходность для американских корпораций
от инвестиций в ИТ заключается не в технологическом превосходстве, но скорее
в легкости, с которой корпорации в США могут использовать ИТ для замещения труда:
Возрастающий уровень прибыльности,
предлагаемый новыми технологиями в США, во многом является результатом уменьшения
затрат на труд на единицу выпуска. Норма доходности инвестиций в такие же новые
технологии соответственно ниже в Европе и Японии, потому что деловые предприятия
там сталкиваются с более высокими затратами увольнения замещения, чем мы. Здесь
замещение труда более охотно допускается как законом, так и культурой.
Также утверждается, что для использования
преимуществ ИТ революции необходимо реструктурировать государство. Правительство
должно дерегулировать частный бизнес, освободив его для эффективных действий
в Новой экономике. Оно должно приватизировать все предприятия государственной
собственности, так как политическое давление на правительство может затруднить
необходимую гибкость, требуется теперь предприятиям. Экономика должна быть открыта
свободной конкуренции, внутренней и внешней. Правительство должно также отказаться
от регулирования рынков труда посредством уменьшения регулирующих актов, защищающих
работника на рабочем месте, и ограничения сети социальной защиты через государственные
пособия, увеличивающие, а иногда и замещающие, заработную плату, выплачиваемую
корпорациями.
Опять-таки, эти нововведения предшествовали
началу новой экономики в 1995. Дерегулирование началось в конце 1970-х с авиалиний
и отраслей грузовых перевозок. Этот процесс был продолжен и расширен Администрацией
Рейгана в начале 1980-х в качестве части общей инициативы свободного рынка.
Дерегулирование финансового рынка началась в начале 1980-х с закона об отмене
существовавших с эры “Великой депрессии” ограничений на конкуренцию среди финансовых
институтов. Открытие рынков других стран для американского экспорта и инвестиций
стало ключевым элементом американской внешнеэкономической политики в администрациях
Рейгана и Буша и было усилено проамериканскими МВФ и Мировым Банком. Уменьшение
сети социальной защиты и сокращение правил, защищающих рабочих, были ключевыми
элементами экономической программы Рейгана в 1980-х.
Слабости институциональных утверждений
новой экономики
Причины для сомнений в вескости институциональных
утверждений Новой экономики находятся по ту сторону от ощущения "дежавю", которое
эти утверждения внушают. Конкретнее, эти утверждения
ни теоретически, ни эмпирически неубедительны. Сторонники новой экономики повторяют
их снова и снова, пока они не начинают казаться самоочевидными, но они далеки
от самоочевидности. Обсудим следующие противоречивые аргументы.
Во-первых, почему использование новых
ИТ должно потребовать от корпораций действовать более "конкурентно"? Новые ИТ
часто намного увеличивают постоянные издержки ведения бизнеса. Например, корпорация
должна сделать крупные инвестиции в создание современной системы управления
сетевой информацией. При раз установленной системе предельные издержки управления
системой могут быть относительно низкими по сравнению с постоянными издержками
ее установки. В отраслях с высокими постоянными издержками несдерживаемая конкуренция
ведет к нестабильности, особенно во время рецессии. Падающий спрос быстро ведет
к большим потерям, когда постоянные затраты велики, и ценовые войны приводят
к результату, который влечет даже большие потери для всех заинтересованных сторон.
В ответ на эту тенденцию, исторически отрасли с высокими постоянными издержками
– такие, как производство стали и воздушные перевозки - имеют тенденцию к олигополистической
структуре с некоторой комбинацией неформальных соглашений о ценах или общественного
регулирования. Огромная волна слияний в экономике США может быть подготовкой
направления для нового периода все более осторожной и ограниченной конкуренции
среди конкурентов, обремененных высокими постоянными издержками ИТ.
Во-вторых, почему правительственная
политика, ориентированная на свободный рынок, так необходима для эффективного
использования современных ИТ? Громадные инвестиции в новые ИТ требуют экономической
стабильности, чтобы окупиться в долгосрочном периоде, и, как мы покажем, в одном
из последующим разделов этой статьи, экономика была более стабильной в те периоды,
когда правительство активно регулирует частный сектор. Правительство играло
критическую роль в апробации большинства новых ИТ и оно продолжает субсидирование
работ по направлению R&D
(научные разработки и их развитие), необходимых для продолжения технологической
революции - интернет пришел не из частного сектора! Новые ИТ дали рост
естественным монополиям в нескольких отраслях, таких, как кабельные услуги,
которые требуют общественного регулирования. Громадные суммы на инвестиции в
инфраструктуру необходимы для внедрения новых ИТ и в большинстве стран общественный
сектор является основным экономическим агентом, способным на такие инвестиции.
Далее, прибыльность частных инвестиций
в развитие новых ИТ в значительной степени зависит от защищенных государством
патентов и прав "copyright",
которые даруют временную монополию. Такое правительственное регулирование особенно
необходимо для того, чтобы сделать инвестиции в ИТ прибыльными, поскольку многие
из них, такие как программное обеспечение, производить очень недорого, если
они уже разработаны - эта черта вообще присуща информации. Это отражается в
требованиях США, чтобы другие государства предпринимали жесткие меры для защиты
так называемых "прав на интеллектуальную собственность" корпораций США, ведущих
свои дела вопреки официальной риторике о свободном рынке.
В-третьих, почему новые ИТ должны
потребовать "гибких" рынков труда? Новые технологии создают потребность в больших
технических знаниях и даже в способности принимать независимые решения со стороны
рабочих. Компания, которая хочет иметь хорошо образованных и обученных, надежных
работников, должна инвестировать в их знания, навыки и лояльность, а это предполагает
долгосрочные отношения занятости, а не "работников на день".
Есть также эмпирическое свидетельство,
которое бросает тень сомнения на институциональные утверждения Новой экономики.
Финляндия и Швеция находятся в числе наиболее удачливых стран в революции ИТ.
Финляндия является родиной Nokia,
одного из самых крупных производителей сотовых телефонов, и она, вероятно, наиболее
полно обеспеченная каналами передачи информации страна мира. Шведский Eriksson
- другая звезда ИТ. И в то же время Финляндия и Швеция имеют плотность профсоюзов,
которая считается одной из самых высоких, и являются государствами, регулирующими
общественное благосостояние.
Новая эра беспрецедентного процветания?
Некоторые могут доказывать, что Новая
экономика, несмотря на свой антирабочий уклон, является хорошей перспективой
из-за ее положительного влияния на общее экономическое состояние США. В самом
деле, некоторые даже доказывали, что Новая экономика привела к новой эре беспрецедентного
процветания. Это правда, что экономика в целом, в показателях роста реального
ВВП и производительности, а также уровней средней безработицы и темпов инфляции,
выглядит достаточно хорошо с 1995 (предполагаемое начало Новой экономики), особенно
в сравнении с предыдущими 20-ю годами. Более подробный анализ таблицы 1, однако,
показывает, что существует причина поставить под вопрос идею новой эры беспрецедентного
процветания. Во-первых, пять лет навряд ли можно назвать "эрой", особенно
когда короткий период 1995-2000 приходится на конец подъема длинного делового
цикла и не включает рецессию. В самом деле, любой может найти 5-летние периоды,
для которых характерны значительно более высокие уровни роста, чем представленные
в 1995-2000 гг. В течение 1961-66, например, ВВП рос на 5,3% в год.
Во-вторых, общая экономическая картина
с 1995 не является беспрецедентной, поскольку она приблизительно сравнима с
периодом после 2-ой мировой войны (1948-73). В-третьих, даже сама идея процветания
под вопросом, потому что выгоды от экономического роста в течение 1995-2000
распределились неравномерно. Рост доходов домохозяйств был больше у тех, кто
находится наверху шкалы распределения доходов, чем у тех, кто внизу. Рост реальной
зарплаты, хотя в конце концов и изменился позитивно, был медленнее, чем в 1948-73
(и остановился в 2000). Показатель отношения оплаты труда высших должностных
лиц к оплате среднего работника разбух в течение 1990-х.
Спекулятивная основа подъема Новой
экономики
Новая экономика не принесла постоянно
низкой безработицы или постоянно низкой инфляции, также не уничтожила навсегда
разрыв между ними. Уровень безработицы снизился до 4,5% и еще ниже после 1997.
Примечательно, однако, что падение уровня безработицы ниже 5% заняло 6 лет роста,
следующих за рецессией 1990-91. Достижение уровня низкой безработицы стало возможным
благодаря длине этого подъема, который начался в 1991 и является самым длинным
в истории США.
Необычная длина этого подъема может
быть объяснена эффектами начавшегося в 1995 спекулятивного бума на фондовом
рынке. Как показывает строка 1 таблицы 2, рост ВВП ускорялся в 1995-97 гг. и
снова в 1997-2000 гг. (хотя с замедлением в конце 2000). Этот устойчивый рост
ВВП был следствием двух новых тенденций: сильного увеличения инвестиций в ИТ
и, после 1997, увеличения потребительских расходов. На обе тенденции существенно
повлияли спекуляции на фондовом рынке.
С 1995-99 гг. волна спекулятивных
покупок принесла величайший бум, когда-либо происходивший на американском фондовом
рынке, так как цены поднимались со средним темпом 25,1% в год - темп роста,
чрезвычайно далекий от любых рациональных оценок будущих прибылей включенных
в рассмотрение компаний. Этот бум фондового рынка, особенно повлиявший на ценные
бумаги, связанные с новыми технологиями, стал причиной дальнейшего увеличения
и без того высокого уровня инвестиций в оборудование ИТ. Инвестиции в ИТ росли
с темпом 22,7% в год в реальном выражении в течение 1995-2000 гг.; вызывая ускорение
роста ВВП. Также должно быть отмечено, что по причине остановки бума фондового
рынка в 2000 г., то же произошло и с ростом ВНП в конце 2000 г.
Несколько лет спустя после начала
бума фондового рынка резко увеличились потребительские расходы. Недавние исследования,
проведенные двумя экономистами ФРС (Маки и Палумбо, 2001), привели к выводу,
что этот рост потребительских расходов практически целиком был следствием увеличения
потребления богатейшими 20% населения. Эта группа, на которую приходится 43,7%
всего располагаемого дохода и 59,6% общего благосостояния, значительно выиграла
от бума фондового рынка. Их возросшее богатство привело к сокращению сбережений
(в такой степени, что виновником интенсивно обсуждаемого падения уровня сбережений
в 1990-х целиком является эта группа). В результате, потребительские расходы
росли с темпом 5,1% в год в течение 1997-2000, гораздо быстрее, чем рост потребительского
располагаемого дохода. С тех пор, как потребительские расходы стабилизировались
на уровне 2/3 ВВП, это стало мощной силой, приводящей экономику в движение,
и фактором, поощряющим еще большие расходы на инвестиции. Несмотря на быстрый
рост потребления, бум инвестиций был настолько чрезмерным, что уровень использования
производственных мощностей проявил тенденцию к падению в 1995-2000 вместо продолжения
роста, как обычно происходит при подъеме.
Без экстраординарного спекулятивного
подъема фондового рынка маловероятно, что бум инвестиций в ИТ мог бы быть самоподдерживающимся.
Капитальные вложения в рисковые предприятия были естественным источником фондов
для многих новых предприятий в области ИТ. В свою очередь, доступность венчурного
капитала поддерживалась способностью использующих этот капитал вернуть вложенные
деньги в успешное начинание и инвестировать свои прибыли в новые проекты. Предприниматели,
использующие венчурный капитал, “обналичиваются” через использование IPO
(initial public offerings) на фондовом
рынке. Именно они разогрели зрелищную гонку мелких участников на фондовом рынке
в конце 1990-х, которые, в свою очередь, внесли вклад в поток инвестиций в ИТ.
Понятно, что венчурные капиталовложения зависят от контекста подъема фондового
рынка, зависящего от "технологических" ценных бумаг. Когда NASDAQ
(индекс фондового рынка, составленный большей частью на основе технологических
ценных бумаг) отвесно упал с пикового значения в начале 2000, большая часть
венчурного капитала иссякла.
Хотя инвестиции в ИТ не прекратились,
маловероятно, что мы станем свидетелями возврата экстраординарного уровня инвестиций,
который характеризовал 1995-2000. Таким образом, подъем новой экономики в 1995-2000
породил скорее не новую, основательную эру низкой безработицы и низкой инфляции,
а временный период сильного роста, основанного на превратностях и зыбучих песках
спекуляций фондового рынка.
Долговая основа подъема новой экономики
Подчеркнутые выше спекуляции фондового
рынка и подъем, который они обеспечили, - это заимствованные деньги. Инвесторы
на фондовом рынке занимали значительные суммы для покупки ценных бумаг. Долг
по марже, которая является суммой денег, занятой у брокера для покупки ценных
бумаг, зафиксировался на беспрецедентном уровне в 278,5 триллионов долларов
в марте 2000, на пике взлета фондового рынка (центр финансовых рынков, 2001).
С марта 1995 по март 2000 долг по марже рос с темпом 36% в год.
Согласно текущим правилам инвесторы
могут занять до 50% стоимости покупаемых ценных бумаг. Предлагается, чтобы ФРС
подняла порог маржи, который бы требовал от инвесторов покупать ценные бумаги
с большей долей наличных средств и меньшей - заемных. Однако, Алан Гринспэн
отверг эти предложения, сказав, что если инвесторы не смогли бы занять столько
у брокеров, они бы просто заняли эти деньги где-нибудь еще. Хотя мудрость решения
отказаться повысить требования к марже сомнительна, инвесторы действительно
имели доступ к другим источникам заемных средств. Совокупный неуплаченный долг
домохозяйств насчитывал 7,1 триллион долларов в 4-ом квартале 2000, что было
глобальным максимумом, и отношение задолженности домохозяйств к личному располагаемому
доходу составило 101%, также рекорд (Правление ФРС, 2001). Домохозяйства занимали
деньги для получения дохода от растущего фондового рынка и также для увеличения
потребления. В самом деле, заимствования были простейшим путем увеличения дохода
домохозяйств как группы экономических агентов, преобразующих свой растущий в
стоимости портфель ценных бумаг в потребительские расходы, до тех пор пока широкомасштабная
попытка финансирования бума потребительских расходов фактически через продажу
акций не привела бы к падению стоимости ценных бумаг и не закончила бы бум фондового
рынка.
Корпорации также принимали участие
в долговом буме. Совокупный невыплаченный кредит, предоставленный нефинансовым
корпоративным организациям, достиг рекордной отметки в 4,7 триллионов долларов
в 4-ом квартале 2000 и отношение корпоративного долга к чистой стоимости достигло
56%, глобального максимума (Правление ФРС, 2001). Корпорации занимали частично
для финансирования выкупа собственных ценных бумаг, что помогло обеспечить управленческую
верхушку опционами на ценные бумаги и внесло свой вклад во взвинчивание цен
на фонды. Новые выпуски ценных бумаг для корпоративного сектора были отрицательны
каждый год, начиная с 1994; в 2000 чистый выкуп ценных бумаг корпорациями был
153,1 триллион долларов.
Таким образом, если подъем 1995-2000
был приведен в движение спекуляциями на фондовом рынке, то помог спекуляциям
и подстегнул их долговой бум. Долговой бум сделал экономику уязвимой к проблемам
возврата долгов при росте процентных ставок или падении прибылей и доходов,
что могло бы произойти в случае рецессии.
Особая природа подъема Новой экономики
Несмотря на сомнительную основу текущего
подъема, остается фактом то, что мы имеем сочетание низкой безработицы и низкой
инфляции в последние годы. Почему инфляция не возросла, как это было в прошлом
в течение последних стадий подъема делового цикла? Сторонники Новой экономики
настаивают на высоком росте производительности, благодаря инвестициям в ИТ.
В самом деле, имел место быстрый рост почасового выпуска в течение 1997-2000,
с темпом 3,2% в год. Хотя более высокая производительность сыграла некоторую
роль, мы считаем, что первой причиной низкого уровня инфляции была серия особых
факторов, которые возникли вместе в конце 1990-х, приведя к произошедшим позитивным
результатам.
Одним из важных особых факторов был
относительно вялый рост реальной зарплаты. К концу прошлых деловых циклов корпорации
поднимали цены, пытаясь защитить прибыли от роста зарплаты, который происходил
в контексте уменьшающейся безработицы. Однако, в текущем подъеме не наблюдается
столь быстрого роста реальной зарплаты. В течение 1997-2000, периода низкой
безработицы, когда инфляционное давление могло бы ожидаться, реальная зарплата
росла с темпом всего в 1,4% в год. Как заметил председатель ФРС Алан Гринспэн,
американские рабочие остаются озабоченными своими рабочими местами даже в связи
с тем, что уровень безработицы достиг исторически низких отметок; и поэтому
они не в состоянии использовать рычаги для повышения их зарплат. Эта обеспокоенность
имеет разные корни, включая ослабление профсоюзов годами атак корпораций и правительства
и корпоративную политику замещения постоянных рабочих мест на временные, с частичной
занятостью и по контракту. Корпоративная повестка дня удерживает затраты на
труд на низком уровне.
Три других фактора сдерживают инфляционное
давление. Во-первых, стоимость доллара по отношению к другим валютам устойчиво
росла с 1995 по 2000, так как финансовый кризис в азиатских и других странах,
в совокупности с привлекательностью бума американского фондового рынка, спровоцировал
инвесторов переместить их фонды в США. Это снизило цену импортируемых товаров
в долларах и с тех пор удерживает цены в США на низком уровне. Во-вторых, относительно
депрессивные экономики стран Европы и Азии имели в виду, что так как экономика
США на подъеме, это может привлечь товары из этих областей без оказания давления
на их цены. Это привело к растущему торговому дефициту США, который сейчас достиг
примерно 4% ВВП. В-третьих, крупный и растущий избыток производственных мощностей
в американской экономике, порожденный спекулятивным переинвестированием последних
лет, предотвратил подъем цен фирмами.
Таким образом, сочетание низкой безработицы
и низкой инфляции обязано своим существованием не структурным изменениям в американской
экономике благодаря ИТ, но совпадению специфических черт в экономике США и мировой
экономике во второй половине 1990-х.
В Новой экономике нет ничего нового
Из предыдущих разделов стало понятно,
что нет оснований для утверждения, что Новая экономика открыла путь в новую
эру беспрецедентного процветания. И, разумеется, она не является периодом фундаментального
технологического изменения нового развития. Область телекоммуникаций не существует
без значительных инноваций прошлого, таких как телеграф, телефон и телевидение.
Более того, технологические изменения в других областях, такие как железная
дорога, автомобиль и самолет, оказали мощное воздействие на экономику в целом.
Вдобавок, институциональные трансформации, вызванные новой экономикой, также
наблюдались и до этого в истории США.
Свободнорыночная и антипрофсоюзная
политика нескольких прошедших десятилетий, которая, как предполагалось, будет
востребована технологиями новой экономики, не является беспрецедентной в истории
США. Со времен гражданской войны в США наблюдаются осцилляции между двумя полюсами
государственной экономической политики и трудовых отношений. Периоды свободнорыночной
и корпоративной антипрофсоюзной политики сменяются периодами, характеризующимися
значительным правительственным регулированием деловой среды и более компромиссным
взглядом корпораций на профсоюзы.
Когда крупные корпорации впервые
поднялись в десятилетия после гражданской войны, нация стала свидетелем знаменитой
эры Баронов-разбойников, продолжавшейся до 1900. В течение того периода корпорации
действовали почти без всякого общественного надзора и с малыми легальными ограничениями.
Они становились более сильными по мере того, как росли, и они часто применяли
насилие, чтобы подавить молодые профсоюзы того времени, также как и другие рабочие
организации. Эра Баронов-разбойников вызвала реакцию, и после 1900 начало формироваться
регулирующее государство.
В течение Прогрессивной эры 1900-1916
федеральное правительство разрушило некоторые монополии и начало регулировать
определенные сектора экономики, включая банковский, коммуникационный, электроэнергетику,
фармацевтический и мясоконсервный. В то же время часть новых корпоративного
руководства подумывала установить более кооперированные отношения с организованным
трудом. Волна снова пошла вспять после окончания 1-ой мировой войны. В 1920-е
воцарилась свободнорыночная и антипрофсоюзная политика, и девиз президента Кулиджа
"дело Америки есть бизнес" исчерпывающе описывает этот период.
Великая Депрессия 1930-х, вместе
с многими воздействиями Второй мировой войны привела к долгосрочному сдвигу
к политике государственного вмешательства и принятию корпорациями легитимности
профсоюзов. Период 1948-73 демонстрировал государственное регулирование и признание
профсоюзов корпорациями во всем промышленном капиталистическом мире. Международный
обмен товарами, капиталом и валютами в значительной степени регулировался Бреттон-Вудской
системой, организованной под главенством США вскоре после войны. В США федеральное
правительство установило сеть социальной защиты, простерло общественный надзор
над ключевыми секторами экономики, и использовало кейнсианскую технику управления
спросом для стабилизации макроэкономики. В то время как профсоюзы были вынуждены
бороться, чтобы отвоевать улучшение зарплаты и условий труда, большинство значимых
корпораций в главных секторах американской экономики не оспаривали право профсоюзов
представлять рабочих.
Быстрый экономический рост того времени
базировался в значительной степени на программе общественных инвестиций и общественно
направляемых частных инвестиций. Это включало программу массированного строительства
скоростных магистралей и крупные инвестиции в новые школы и инфраструктуру,
в то время как комбинация федеральных программ направляла дешевые кредиты в
жилищное строительство. Государственные инвестиции в транспорт, инфраструктуру
и жилье стимулировали много секторов американской экономики в течение этого
периода, часто называемого "золотым веком" капитализма.
В течение 1948-73 профсоюзы играли
значительную роль в экономике, и их сила позволила рабочим разделить плоды экономического
подъема той эры. Зарплаты росли вместе с производительностью, а распределение
доходов фактически стало несколько менее неравным в тот период. Растущие реальные
зарплаты американских рабочих в тот период дали им возможность покупать дома
и потребительские товары, которые американская промышленность воспроизводила
в возрастающих объемах.
Золотой век капитализма начал встречать
серьезные трудности в США (и везде), начиная с конца 1960-х. Резкая нестабильность
поразила международные финансовые рынки в конце 1960-х, и Бреттон-Вудская валютная
система начала рушиться. Серьезная инфляция вырвалась наружу в США в 1970-х,
правительство столкнулось с трудностями в попытке взять ее под контроль, используя
кейнсианскую технику управления спросом. Импорт начал проникать в отрасли, в
которых долгое время доминировали американские компании, такие, как автомобильная,
сталеплавильная, станкостроительная. Растущие экономические проблемы и неспособность
разрешить их посредством привычной государственной политики положили начало
стадии очередного разворота цикла, возврату к свободным рынкам и атакам на профсоюзы.
К концу 1970-х спонсируемые корпорациями силы и основные СМИ атаковали государственное
регулирование и профсоюзы как подрывающие экономику. Новая эра началась с президентства
Рейгана.
Предшествующий период несдерживаемого
капитализма и уменьшения силы профсоюзов, в 1920-х, носил некоторые похожие
черты с десятилетием 1990-х. 1920-е увидели быстрый технологический прогресс,
конвейерная технология распространилась по американской промышленности, и автомобили,
радио и новые домашние электроприборы революционизировали повседневную жизнь.
Растущий спекулятивный мыльный пузырь охватил рынок ценных бумаг, в то время
как разгон волны корпоративных слияний реструктурировал промышленность. Большая
часть растущего выпуска американской экономики попала в руки "верхушки нации",
так как неравенство доходов заметно возросло. Международные экономические и
финансовые дисбалансы рос в ходе десятилетия.
Мы полагаем уместным извлечь некоторые
уроки из истории США, включая периодически возвращающиеся заявления о чудесах
свободного рынка и преимуществах экономической среды, свободной от профсоюзов.
Во-первых, такие периоды приносят большое и растущее неравенство. Эра Баронов-разбойников
и 1920-е гг. были свидетелями роста неравенства доходов до крайних степеней.
В период, начавшийся в конце 1970-х, также было очевидным растущее неравенство
доходов. Это неудивительно, поскольку в относительно дерегулированной капиталистической
системе сильные свободны в захвате большей части того, что производится, мало
что оставляя для большинства населения.
Во-вторых, периоды свободного рынка
сильно нестабильны на макроэкономическом и финансовом уровнях. Эра Баронов-разбойников
продемонстрировала возвращающиеся финансовые кризисы и серьезные депрессии,
включая депрессию 1870-х, которая длилась 5,5 лет, самый длинный спад делового
цикла за всю историю. 1920-е закончились самой жестокой депрессией и худшим
финансовым кризисом в истории США. Период с 1973 был свидетелем самой жестокой
рецессии со времен Великой Депрессии. Провалы финансовых институтов, которые
стали редки в Золотой век, происходили с большей частотой и более высокими социальными
издержками с 1970-х гг.
В-третьих, утверждение, что свободный
рынок, какими бы ни были его слабости, несет быстрый экономический рост, не
подтвердилось на американским опытом. Не существует надежных данных роста агрегированного
выпуска американской экономики до 1920-х. В период с 1919 по 1929, американский
валовый национальный продукт оценивается как растущий с относительно большой
скоростью в 3,5% годовых. Однако, в период золотого века 1948-73, рост составлял
4% годовых. В период свободного рынка 1979-2000, темп роста был 3,1% в год.
Таким образом, последний период активного государственного регулирования и сильных
профсоюзов имел более быстрый рост выпуска, чем оба последних периода свободного
рынка и слабых профсоюзов.
Потребность в сильном профсоюзном
движении
Очевидно, что рабочие получают выгоды
от институциональной среды, которая устанавливает трудовые стандарты, вмешивается
в рыночные отношения для предотвращения сталкивания вниз заработной платы и
пособий, поддерживает социальные пособия и прожиточный минимум и обеспечивает
разумно выровненное распределение доходов. Случаи предыдущего раздела также
демонстрируют, что к тому же общая картина агрегированной экономики улучшается
с помощью институциональной среды, которая регулирует эксцессы свободного рынка.
Исторические доказательства, приведенные
выше, показывают, что периоды, когда свободный рынок доминировал, были хотя
и долгими в истории, но временными. Если история продолжает следовать установленным
образцам, следующий период истории США может быть одним из тех, когда снова
будут существовать значительные ограничения свободного рынка. Но история не
часы, которые бегут сами собой. Если экономика призвана соблюдать интересы рабочих,
должно быть общественное регулирование корпоративных решений, которые, в противном
случае, будут приниматься в интересах получения прибыли, нежели в интересах
рабочих. Такое регулирование состоится, только если рабочие организуются и будут
способны противостоять мощи корпораций, в государственной сфере и прямо на рабочем
месте. Необходимым ингредиентом действительно "новой" экономики в 21-ом веке
- той, которая вознаграждает всех работающих людей - является сильное и сплоченное
профсоюзное движение.