РАБОЧАЯ ИСТОРИЯ НАЧАЛА ХХ ВЕКА ГЛАЗАМИ СОВРЕМЕННЫХ ИСТОРИКОВ Дмитрий Чураков. * Нынешний этап развития России неожиданно для многих ознаменовался резким подъёмом политической активности рабочего класса. Это стало неожиданностью и для власти, и для многих её критиков. Даже коммунистическая оппозиция, которая, казалось бы, должна была бы в первую очередь апеллировать именно к рабочим, мало верила в современный рабочий класс. Работа в нём практически не велась, руководство профсоюзами было отдано остаткам прежней профсоюзной бюрократией, мало связанной с истинными интересами и чаяньями рабочих. Даже руководство самой массой оппозиционной партии КПРФ не шло дальше общих пожеланий, хотя на словах понимание принципиальной важности для партии деятельности в рабочей среде высказывалось уже в 1993 гг. Вслед за практикой выстраивалась и теория. И вот уже с трибуны партийного съезда звучали заявления, из которых следовал вывод — социальной базой современных коммунистов является не рабочий класс, а крестьянство. Иначе, но в целом так же не в сторону сближения с рабочим классом шла теоретическая мысль и социал-демократов. Они больше были озабочены созданием некого «среднего класса», нежели практикой реального рабочего движения в стране. Всё это говорит о своевременности научного обращения к проблематике рабочей истории в нашей стране. Но в исторической науке, всегда подверженной конъюнктуре, положение тоже длительное время складывалось далеко не однозначно. Изучение российского рабочего движения и в прежние годы развивалось неравномерно. За ростом интереса к рабочей проблематике следовали периоды продолжительного спада. Но такого кризисного положения, как в 1990-е гг. отечественная историография рабочего класса прежде не знала. Если в начале последнего десятилетия ХХ в. ещё выходили какие-то крупные работы по рабочей истории, такие, как монография А.Ф. Киселёва о профсоюзах[1], то в основном это были исследования, начатые ещё в предшествующие годы. Позже, в середине 1990-х гг. наступает настоящий штиль. В это время появляются лишь немногие публикации, посвящённые прошлому рабочего класса нашей страны. Гораздо большее внимание тогда уделялось судьбам российского купечества, предпринимательских кругов, интеллигенции, дворянских родов. У стороннего наблюдателя могло создаться впечатление, что рабочего класса в России почти совсем не существовало, или он не сыграл практически никой роли в истории страны. Стоит ли говорить, что такое положение не отвечало интересам исторической науки? Ведь не случайно, что в зарубежных странах развитие рабочей истории продолжалось, пусть и не всегда с прежней интенсивностью. Наряду с традиционными западная историография поднимает новые проблемы. Среди них такие перспективные, как изучение соотношения динамики рынков рабочей силы и рабочего движения, пол и рабочая история, рабочая история с точки зрения эволюции домашнего хозяйства, рабочая истории в контексте повседневности и другие. Среди историков, разрабатывавших в последнее десятилетие все эти вопросы, могут быть названы: Карвилл Эрл, Альф Людке, Хармут Звар, Готфрид Корфф, Дэвид Редигер и другие[2]. Один из лидеров современной рабочей истории на Западе Марсель Ван дер Линден в соавторстве с Яном Лукассеном сформулировали даже своеобразный манифест, в котором наметили основные ориентиры в изучении истории рабочих разных стран, в том числе и России[3]. Понятно, что российская историческая наука не могла развиваться, полностью игнорируя опыт зарубежных стран. Тем более что в последнее десятилетие контакты между отечественными и зарубежными историками стали как никогда интенсивны. В России изданы несколько работ зарубежных историков, в которых освещены вопросы рабочей истории начала века. Среди них Д. Мандель, З. Галили и другие[4]. К тому же и российские историки, пусть и крайне немногочисленные, продолжавшие изучение истории рабочего класса, сделали всё от них зависящее, чтобы привлечь внимание к рабочей проблематике. И вот, можно констатировать очевидный факт — за последние два–три года, в нашей стране выходит сразу несколько крупных исследований по истории рабочего класса России начала XX века. Это уже не только отдельные статьи, но и публикации источников, монографии, даже обобщающие труды (в частности, можно назвать изумительно изданную историю профсоюзов России, в работе над которой приняли участие такие известные историки, как М.Л. Иткин, и такие видные профлидеры, как М.В. Шмаков[5]). Широка и география этих «новинок»: это не только Москва и Санкт-Петербург, но Смоленск, Магнитогорск, Самара, Кострома и другие города. Возрастает количество журнальных публикаций и публикаций в научных сборниках на рабочую проблематику. Не обходят рабочий вопрос так же авторы, пишущие на более широкие темы по истории революции, НЭПа и других периодов отечественной истории. Появившийся материал уже вполне позволяет выделить некоторые тенденции современной историографии рабочего класса нашей страны начала XX века. Прежде всего, обращает на себя внимание стремление историков расширить источниковую и методологическую базу своих исследований. В научный оборот вводятся материалы партийных, региональных архивов, архива ФСБ. Обстоятельный разговор о привлечении новых источников состоялся, в частности, на международном коллоквиуме в северной столице «Рабочие и интеллигенция России в эпоху реформ и революций». На нём речь шла об использовании не только новых традиционных источников, но и о необходимости освоения историками совершенно новых для себя, нетрадиционных источников. Эти нетрадиционные источники должны помочь историкам истолковать не только вербальное, но и невербальное поведение рабочих. К примеру, из периода февральской революции, важно ответить на такой вопрос, почему петроградские рабочие так настойчиво стремились попасть в центральную часть города, какой смысл для них имело это упорство? Используя только традиционные источники, к примеру, свидетельства событий, особенно партийных функционеров того времени, ответ на этот вопрос может получиться крайне однобоким[6]. Что касается поисков в области методологии, то они сегодня ведутся в основном в двух направлениях. Во-первых, многие историки, в том числе пишущие о рабочем классе, поспешили отказаться от господствовавшего в советской исторической науке марксизма. Вместо него в арсенал исследователей вошли самые разнообразные разновидности позитивизма. Во-вторых, историки перенимают сегодня научные методы частных дисциплин, таких, как демография, статистика, право, конфликтология, социология. Широко применяются сегодня математические методы и методы компьютерного анализа. Здесь можно сослаться на богатый опыт целой группы исследователей во главе с историком из МГУ Леонидом Иосифовичем Бородкиным. Они ведут изучение истории рабочего класса нашей страны рубеже XIX—XX вв. с точки зрения социальной истории, активно сотрудничают с зарубежными авторами. Некоторые результаты их изысканий опубликованы в ежегодниках по социальной истории и научной периодике. Что же сегодня, прежде всего, оказалось в центре внимания рабочей истории? Это, во-первых, изучение рабочей истории в контексте взаимоотношений в системе «власть—общество». Во-вторых, различные исследователи пытаются по-новому подойти к проблеме изменения облика различных групп рабочего класса в условиях отечественной модернизации. Наконец, перспективным выглядит изучение рабочего класса как субъекта трудовых отношений (в широком значении этого слова). Среди проблем первого круга можно, к примеру, назвать несколько интересных исследований по вопросам взаимоотношения рабочих и политических партий. Этой теме было посвящено несколько специальных докладов на ленинградском коллоквиуме. Появились и монографии на эту тему, в частности Т. В. Бойко и А.М. Белова. Значительно шире, чем в прежние годы, стала источниковая база этих исследований. К примеру, помимо традиционно используемых социал-демократических газет, историки активно обратились к либеральной и даже консервативной печати[7]. Основная интрига в изучении этой темы связана с принципиальным вопросом о том, можно ли считать рабочий класс эпохи революций начала XX в. жертвой манипуляций со стороны политических элит, интеллигенции или же он играл самостоятельную роль? Примерно эта же дилемма поднимается в исследованиях несколько иного плана. Речь идёт о работах, посвящённых самоорганизации рабочего класса начала века. Если прежде историки пытались рассматривать институционную деятельность рабочих, а так же различные формы их социализации исключительно с точки зрения межпартийной борьбы, которая шла в рабочем движении, то теперь ракурс берётся прямо противоположный. В новейших исследованиях упор делается на самостоятельный опыт рабочих, их самостоятельные действия. Помимо работ, выходивших в Москве, здесь следует выделить монографию Н. В. Михайлова из Санкт-Петербурга[8]. Изучение самостоятельной социальной практики рабочего класса позволяет по-новому осветить широкий круг проблем, таких как причины и предпосылки революции, соотношение стихийного и сознательного в ней, специфика модернизации в России, социальная база сторон в гражданской войне, природа Советского государства и многие другие. Наконец, как пишет немецкий исследователь Дьордь Сцелл и российский автор, профлидер, ныне депутат Государственной Думы А.К. Исаев, изучение рабочего самоуправления имеет важное значение и с точки зрения судеб демократии на современном этапе истории[9]. Но наибольший интерес, во всяком случае, если судить по количеству публикаций, в ряду вопросов социально-политической истории русского рабочего класса начала XX в., сегодня вызывает проблематика протестного активизма рабочих. Продолжает, не смотря на все сложности выходить, хроника рабочего движения в дореволюционной России, отдельные работы по этому периоду[10]. Но в основном исследователи обращаются уже к советскому периоду отечественной истории, причём, в основном это годы НЭПа и военного коммунизма. Далеко не все авторы сумели избежать соблазна польстить настроениям публики, но свет увидели и серьёзные публикации. Среди них интересные документальные публикации О.И. Горелова в журнале «Исторический архив» и во многом новаторский сборник документов и материалов «Трудовые конфликты в Советской России 1918—1929»[11]. Среди его авторов такие известные российские историки рабочего класса, как Ю.И. Кирьянов, и такие западные исследователи, как В. Розенберг и Дайен П. Кёнкер, давно известные своей объективностью и добросовестностью. Можно назвать и другие исследования, освещающие отдельные стороны этой проблемы[12]. В них предпринимается попытка проследить эволюцию протестных настроений в рабочей среде, не разрывая её на дооктябрьский и послеоктябрьский этапы. Появились уже и первые историографические обзоры, суммирующие наработанное в этой области[13]. Не менее успешно идут поиски и по другим направлениям. Так, в центре внимания историков остаётся эволюция облика русского рабочего в период перехода страны от аграрного общества к индустриальному. Отдельным чертам социального поведения рабочего класса России посвящены работы историка из северной столицы С.В. Ярова. Среди них — две монографии[14]. Яров акцентирует своё внимание на социальной психологии рабочих, на облике рабочего, как представителя городской среды и как политика. В работах других авторов поднимается вопрос о соотношении традиционализма и модернизма в социальной психологии отечественного рабочего класса. Уже в начале 1990-х годов появились работы, в которых обосновывался вывод о преобладающем воздействии на рабочий класс национальных традиций самоорганизации и трудовой демократии. Причину этого называли в том огромном воздействии, которое оказывала на городскую среду крестьянская община — институт, по своей сути являвшийся опорой традиционализма. Сегодня этот подход укрепился. Причём, в крестьянском влиянии историки больше не ищут причину отсталости рабочего класса. Сегодня общинный фактор рассматривается как выражение национального варианта модернизации[15]. Трудовые отношения стали предметом изучения группы Бородкина, о которой уже говорилось выше. В частности, их интересует проблема мотивации труда рабочих начала XX века — проблема, во многом для нашей историографии новая. К работе в этом направлении подключены историки не только из Москвы, но и других городов России. В центре внимания историков остаётся и политика государства в области труда и рабочего вопроса. Несколько исследований последнего времени рассматривают, как вела себя власть в этом вопросе до революции. В частности, исследование Ю.Ю. Звягина посвящено сравнительному анализу трудового законодательства в России и странах Запада. Он пришёл к выводу, что в России политика в области труда носила не партнёрский, как в странах Европы, а патерналистский характер[16]. Это так же объясняется спецификой модернизации «по-российски». Политике уже Советского государства в этой сфере посвятили историк из Смоленска А.А. Ильюхов и историк из Магнитогорска А.Л. Филоненко. Если в работе первого речь идёт о политической и социальной стороне этого вопроса[17], то в работе второго показана не менее важная институционная сторона[18]. Конечно, рост интереса к истории рабочего класса в нашей исторической науке только наметился. Многие вопросы остаются ещё не изученными. Среди них могут быть названы такие, как особенности региональных, профессиональных и половозрастных групп рабочего класса, природа и роль так называемой рабочей интеллигенции, структура массового сознания рабочего класса, причины устойчивости в нём традиционализма, причины роста агрессивности и, наоборот, равнодушия в рабочей среде в разные моменты истории. В общем-то, до сих пор дискуссионным остаётся вопрос о составе, численности и природе рабочего класса России. Сегодня к этому добавился вопрос о том, а существовало ли в нашей стране такое явление, которое может быть названо рабочим классом или, тем более пролетариатом? В конечном итоге, очевидно, должен быть по-новому поставлен и по-новому решён вопрос о гегемонии рабочего класса. По-новому должно быть осмыслено содержание уже самого этого термина, поскольку не решена проблема насколько гегемонии, знакомая нам по индустриальному обществу, может разница с гегемонией, осуществляемой в условиях традиционного, переходного общества? Смогут ли историки решить эти и другие стоящие перед ними вопросы? Нынешний подъём интереса к рабочей истории вселяет оптимизм. Но насколько этот оптимизм является обоснованным — может показать только время. Цель нынешней конференции во многом сводится именно к стремлению оживить исследования по истории рабочего класса России. Хочется верить, что доклады и сообщения, которые прозвучали и прозвучат сегодня, сыграют свою роль и станут подспорьем и для молодого поколения исследователей, и для активистов современного рабочего движения. И пусть за этой конференцией последуют и другие конференции, на которых в центре внимания вновь окажется рабочей класс нашей страны. * Чураков Дмитрий Олегович — к.и.н., доц., Московский педагогический государственный университет [1] Киселёв А.Ф. Профсоюзы и Советское государство (Дискуссии 1917—1920 гг.) М. 1991. [2] Конец рабочей истории? Приложение к «International Review of Social History? vol. 38» / Под редакцией Марселя Ван дер Линдена [3] Ван дер Линден М., Лукассен Я. Пролегомены к глобальной рабочей истории // Социальная история. Ежегодник, 1997. М., 1998. [4] Мандель Д. Рабочий контроль на заводах Петрограда или почему на самом деле в 1917 году было две революции и можно ли из этого опыта извлечь уроки для сегодняшнего дня? М., 1994. Через год появился и журнальный вариант этого очерка (см.: Альтернативы. 1995. № 2, 3); Галили З. Лидеры меньшевиков в русской революции. Социальные реалии и политическая стратегия. М., 1993. с. 396 и др. [5] История профсоюзов России. Этапы, события, люди. М., 1999. [6] Хаймсон Л. К вопросу о политической и социальной идентификации рабочих России в конце XIX — начале XX в. // Рабочие и интеллигенция России в эпоху реформ и революций. 1861 — февраль 1917. СПб., 1997. [7] Бойко Т. В. Рабочие России и культура. Полемика на страницах консервативной и либеральной периодики начала ХХ века. М., 1997. См. так же близкую по тематике работу: Полозов А. В. Рабочий вопрос на страницах либеральной газет газеты «Северный край» // Буржуазия и Рабочие России во второй половине XIX — начале ХХ века. Иваново, 1994 и др. [8] Михайлов Н. В. Совет безработных и рабочие Петербурга в 1906—1907 гг. М. — СПб., 1998. См. так же: Нефёдова (Прохоренко) И. А. Рабочее самоуправление в условиях преобладания государственной собственности // Самоуправление на промышленных предприятиях в условиях перехода к рынку. Тольятти, 1995. С. 24—39; Лубков А. В. Война. Революция. Кооперация. М., 1997; Чураков Д.О. Русская революция и рабочее самоуправление. 1917. М., 1998 и др. [9] Сцелл Д. Участие, контроль работников и самоуправление. М., 1994; Исаев А.К. Экономическая демократия в современной России. Проблемы становления и развития. М., 2000. [10] См.: Хроника рабочего движения в России. Апрель « декабрь 1912 г. Ч. I. М., 1991; Ч. II. М., 1995. [11] Трудовые конфликты в Советской России 1918—1929 гг. М., 1998. [12] См.: Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. М., 1997; Кронштадтская трагедия 1921 г. Документы. В 2-х книгах. М., 1999; Анархисты. Документы и материалы. 1883—1935 гг. В 2-х тт. / Т. 2. 1917—1935 гг. М., 1999; Меньшевики в большевистской России. 1918—1924. / Меньшевики в 1918 году. М., 1999; Дмитриев П. Н., Куликов К. И. Мятеж в Ижевско-Воткинском районе. Ижевск, 1992; Кишилов В. Е. О роли различных факторов в формировании политической позиции российских рабочих в 1917—1921 гг. // Власть и общество в России в первой трети ХХ века. М., 1994. С. 142—143; Ходяков М. В. Социалистическая оппозиция Советам: чрезвычайное собрание уполномоченных фабрик и заводов Петрограда (март—июль 1918 г.) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2. Вып. 2. СПб., 1995; Клоков В. А. Меньшевики на выборах в городские Советы центральной России весной 1918 г. // Меньшевики и меньшевизм. Сборник статей. М. 1998; Павлюченков С. А. Военный коммунизм в России. Власть и массы. М., 1997; Чураков Д.О. Рабочий класс и рабочее государство: анатомия конфликта. Очерки по истории протестного движения рабочих в 1917—1918 годах. М., 2000 и др. [13] Ненароков А.П., Павлов Д.Б. Движение рабочих уполномоченных 1918—1921 гг.: проблемы изучения // Политические партии России. Страницы истории. М., 2000; Верещагин А.С. Парадоксы историографии Ижевско-Воткинского восстания // Академик П.В. Волобуев. Неопубликованные работы. Воспоминания. Статьи. М., 2000. [14] Яров С. В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917—1923 гг. СПб., 1999; Яров С. В. Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и НЭП глазами петроградцев. СПб., 1999. [15] Чураков Д.О. Традиции русского пролетариата: опыт 1917 года и современность // Россия ХХI. 1993. № 3; Михайлов Н. В. Самоорганизация трудовых коллективов и психология российских рабочих в начале ХХ в. // Рабочие и интеллигенция. С. 149—165; Кукушкин Ю. Русская государственность от общины к советам // Диалог. 1999. № 11. [16] Звягин Ю. Ю. Фабричное законодательство в конце XIX — начале XX века в России и Западной Европе: опыт сравнения // Россия и Запад. СПб., 1996. [17] Ильюхов А. А. Политика Советской власти в сфере труда (1917—1922 гг.). Смоленск, 1988. [18] Филоненко А. Л. ВСНХ: идея и реальность. Магнитогорск, 1998. |
© (составление) libelli.ru 2003-2020 |