VII. ДИСКУССИИ

ПО ПОВОДУ «ПИСЬМА ЛИБЕРАЛУ-ШЕСТИДЕСЯТНИКУ ИЗ АРХАНГЕЛЬСКА…»

Соломон  Косухкин *

Получив 4-й номер «Альтернатив» за минувший год, был, признаться, удивлен тем, что Александр Тарасов и редакция сочли возможным отдать больше 30-ти дорогих журнальных страниц анализу взглядов С. Косухкина как типичного представителя «страты либералов-шестидесятников», вплоть до определения «ступени развития» как всей «страты», так и ее данного конкретного представителя, в том числе и его “умственного уровня” (см. примеч. 13). Такое внимание к моему трехстраничному письмецу может даже польстить. Должен сказать, что появление его в журнале было для меня неожиданностью; я не предполагал публикации, послал его в редакцию как «крик души» в связи с тем, что меня задело в эссе А. Тарасова. Но еще больше озадачило то, что произошло с этим письмом при его публикации. В редакции просто механически «отрубили» его последнюю часть, полторы машинописных страницы из четырех с половиной, в основном посвященную Д.С. Лихачеву (очевидно последняя журнальная страничка срочно понадобилась для информации о новых изданиях?). Кроме того, из последнего опубликованного абзаца, которым я начинал свое высказывание о Д.С. Лихачеве, исчезло его имя. И мало того, что получилось, будто этот текст относится к С.С. Аверинцеву, о котором говорилось выше. В результате «операции», при которой были сделаны сокращения в начале этого текста, он начинался с совершенно дикой фразы; «И на этом «фоне» особенно возмущает (подчеркнуто мною — С.К.) то, что он ушел из жизни и не может ответить Тарасову…» А у меня написано: «И на этом «фоне» особенно возмущает то, что позволяет себе Тарасов по отношению к Дмитрию Сергеевичу Лихачеву. И не потому, что он ушел из жизни и не может ответить Тарасову…», и далее высказывалось несколько замечаний по тексту эссе, где содержались прямые оскорбления в адрес Д.С. Лихачева. И еще больше удивило меня то, что редакция «Альтернатив» отказалась исправить собственную ошибку. С подобным в журналистской практике мне до сих пор не приходилось сталкиваться. Потому вынужден сделать это отступление от темы, чтобы А. Тарасов и другие читатели «Альтернатив» хотя бы через год узнали, о чем я в действительности вел речь в конце своего письма.

Возвращаясь к «Письму либералу-шестидесятнику…», должен, прежде всего, высказать благодарность Александру Тарасову за то, что он рассказал о трудной судьбе своей и его товарищей по организации, о том, что им пришлось испытать. Это вызывает глубокое уважение к ним, и оно останется у меня независимо от того, что я должен буду дальше сказать, в чем не соглашусь с А. Тарасовым.

Итак, несколько реплик провинциала по поводу некоторых положений письма и эссе Александра Тарасова.

Об августовском путче 1991 года. А. Тарасов называет его бутафорией. Да, этот эпизод нашей истории сегодня выглядит фарсом, хотя и трагическим. Версий того, что тогда произошло, - много. Ведь говорили и писали, например, что этот «путч» был согласован с Горбачевым. Слышал и такую версию: «путч» был нужен Ельцину, чтобы отстранить от власти в стране Горбачева и взять ее в свои руки (так ведь, объективно, и получилось). К сожалению, всей правды об этом «путче» мы так пока и не узнали, хотя грядет уже его десятилетний «юбилей». Но мы рассуждаем об этом сегодня. А ведь был тот первый день, 19 августа… Утром, находясь в ленинградском пригороде, услышав первое радиосообщение о том, что назвали путчем, и первым же очередным автобусом — в город, в ленинградское отделение издательства «Наука», где тогда работал. Там собрались почти все сотрудники, настроение было нервное, тревожное, ждали новой информации. Через некоторое время в нашу редакцию зашел недавно назначенный директор отделения (тогда — еще член горкома КПСС) и как-то радостно сообщил о полученных им новых указаниях, в том числе и о том, что восстанавливается цензура. Это было для нас «знаковой» информацией (ведь мы уже знали, что ГКЧП закрыл большинство СМИ — именно в тот день родилась «Общая газета»), означавшей, что демократия в стране, перестройка — под угрозой. И те, кто посчитал это своим долгом, пошли на Дворцовую площадь, где собрались тысячи ленинградцев. (Кстати, говоря об основных признаках государственного переворота, А. Тарасов в их числе называет (стр. 144) и запрет всех нелояльных СМИ и введение цензуры, уверяя, что ничего этого в СССР в те дни сделано не было. Как-то это сильно расходится с реальностью тех дней).

Итак, идет первый день «путча». По московским программам на телеэкранах бесконечное «Лебединое озеро», да пресловутая пресс-конференция членов ГКЧП, закрыто большинство газет, к Ленинграду движется танковая колонна. Нет, не «коллективный психоз», а ощущение реальной опасности привело на Дворцовую площадь тысячи ленинградцев. Я не записывал, в отличие от А. Тарасова, слов Д.С. Лихачева, прозвучавших в тот день по телевидению, - об опасности, какую несет стране этот путч, о его тревоге за судьбу страны. И если он что-то гиперболизировал в том своем выступлении насчет «танковой опасности», то это было от глубокой тревоги. Оценим главное: 85-летний академик счел своим гражданским долгом обратиться в эти минуты к своему народу. Ведь ни он, ни все мы, ленинградцы, в те часы не знали того, что было известно тогда А. Тарасову (интересно, откуда?), - что, например, у введенных в Москву танков нет снарядов, а у солдат - патронов. (Кстати, что могут сделать введенные в город танки, мы увидели через два года, когда они расстреливали здание Верховного Совета). Единение и решимость тысяч ленинградцев, решительные действия прилетевшего утром в Ленинград Анатолия Собчака и его команды привели к тому, что колонна танков остановилась, не дойдя до города, что вели передачи ленинградские телевидение и радио, и во многих городах и регионах страны, где принимали эти передачи, узнали, что Ленинград не поддерживал путчистов. Может быть, это то, что А. Тарасов позволяет себе именовать «массовым кликушеством», «массовым психозом» «защитников» Ленинграда, - решительная, твердая позиция второго города страны, занятая в первый же день путча, стало одним из важных факторов, определивших его провал?

И в Москве, пока Александр Тарасов изучал, правильно ли строятся баррикады у Белого Дома, другие москвичи сооружали, как умели, эти баррикады, и мой племянник тайком от родителей убегал туда, чтобы в числе сотен москвичей защищать Белый Дом. И это было «знаковым» явлением, показавшим путчистам, что у них нет массовой поддержки и в столице. Как и выступление Д.С. Лихачева по ленинградскому телевидению, запомнившаяся по телекадрам фигура дремлющего в кресле в коридоре Белого Дома с оружием, а не виолончелью, в руках Мстислава Ростроповича, специально прилетевшего из-за рубежа, чтобы быть в числе его защитников, тоже стали «знаковыми» явлениями, обозначившими отношение к ГКЧП творческой интеллигенции, ее выдающихся представителей. Может быть, все это показало членам ГКЧП, что «верхушечный переворот» невозможен — народ не с ними, и чтобы взять власть в свои руки, надо пролить кровь, а пойти на это они не решились?

О мальчиках, погибших в те дни в Москве. Да, они не знали «технологии» борьбы с БТРами, не знали маршрута движения этой колонны. Это был безрассудный, но благородный порыв. Они собой защищали то новое, что принесла им жизнь, от того старого, которое, как они (и далеко не только они) полагали, хотели вернуть путчисты. Так поступили эти мальчики, и надо хотя бы элементарно уважать их за это, хранить о них добрую память, а не издеваться цинично над ними, обзывая их «экзальтированными простаками», погибшими «по собственной дури». (Конечно, по А. Тарасову, в их гибели повинны все те же «либералы-шестидесятники»). Не знаю, неужели поднялась бы у Александра Тарасова рука обозвать так, скажем, слабого, безоружного, не знающего приемов борьбы, самозащиты, юношу, который собой, своим телом попытался защитить, заслонить от буйствующего хулигана женщину и погиб от его кулака или ножа?

Мне кажется, что коренное различие во взглядах А. Тарасова и моих на события тех дней в том, что для него баррикады перед Белым Домом, многотысячные митинги ленинградцев и т.п. — это была ненужная суета сует, а для меня — это знак того, что народ, наиболее активная часть его, в самые первые дни путча заявил и показал, себе и путчистам, что не допустит переворота назад от того, пусть еще немногого, что было достигнуто за первые годы перестройки. Это мой взгляд «из того времени». Повторюсь, другое дело, — чем же был этот путч, кто и зачем его устроил. Этот вопрос через десятилетие после тех событий — к историкам, политологам, в том числе и к А. Тарасову.

О событиях октября 1993 года. Ведь начались они, по сути, так же, как и события времени ГКЧП. Позиция Верховного Совета, Руцкого, Хасбулатова. Отстранение Ельцина, «вручение» президентства Руцкому - по сути, государственный переворот. Вспомним, как видели мы на телевизионных экранах бывших в истерике Руцкого и Макашова, призывавших своих сторонников идти на Останкино, на Моссовет (если не ошибаюсь). И опять, как в первый день путча ГКЧП, острое ощущение возможности возврата прошлого, доперестроечных времен. Думается, это и было главное, почему Верховный Совет, Хасбулатов, Руцкой не получили народной поддержки (сужу, понятно, прежде всего по настроению ленинградцев в тот день, по своим «либеральным» ощущениям). Другое дело — как поступили Ельцин и его команда, ощутив эту поддержку. И расстрел Белого Дома, и убийства многих людей, — о чем подробно рассказал А. Тарасов в своем «Манифесте» — преступления.

Думаю, уверен, что от «реставрации» и в 1991-м, и в 1993-м годах было что защищать. Ведь та самая «перестройка», о которой так пренебрежительно говорит А. Тарасов, дала, в частности, возможность и ему, и его товарищам — как думается, «детям» хрущевской «оттепели» — выйти из подполья, стать «легальными политиками», выступать в прессе, издавать свои книги (к сожалению, до провинции они, как и многое из общественно-политической литературы, не доходят). А если бы в 1991-м году власть в стране перешла к «гекачепистам» или в 1993-м году — к Руцкому с Хасбулатовым (для упрощения свожу дело к личностям), - какая обстановка сложилась бы с той самой «свободой слова и гласностью» что бы опять пришлось пережить Александру Тарасову и его товарищам?

О выборах 1996 года. Я уже объяснил в письме, почему голосовал за «меньшее зло», а не за «добро», - потому что на тех выборах не было кандидата «добра», а не участвовать в выборах или голосовать против обоих кандидатов, в соответствии с тогдашним раскладом сил, - значило отдать президентскую власть Зюганову, который, на мой взгляд, был большим «злом». Александру Тарасову непонятно, что особенно страшного умудрился я увидеть в Зюганове — он не Гитлер, не Чингисхан и т.п.». И КПРФ его — совершенно безобидная буржуазная партия…». Такой она видится, очевидно, в Москве — с парламентской трибуны, митингов и т.п. Но есть и другие впечатления. В канун нового года в Архангельске вышел очередной номер газеты местной организации КПРФ «Поморская правда». Основное место в нем занимала статья лидера этой организации «Под знаменем советской цивилизации». Посвящена она была итогам уходящего века. Что в ней насторожило? Через всю статью проходило восхваление Сталина; он стоял у истоков подготовки и принятия самой демократической конституции СССР, «на его долю выпала тяжелейшая ноша претворения в жизнь ленинских заветов об электрификации СССР», «создания высокотоварного сельскохозяйственного производства на общинных принципах коллективизма», осуществление культурной революции, говорится и о его военном гении. И ни слова о культе личности, геноциде ряда народов, массовых репрессиях. Скромненько признается; «были и факты произвола» — и тут же утверждается; «…многое из того, что было трагического в нашей истории, есть результат непрерывной борьбы с давлением извне и внутренней контрреволюцией». И еще один мотив проходит через статью. Наша страна была великой советской империей. Великая советская цивилизация была носительницей истинных русских славянских ценностей — духовности и православия, добра и справедливости, величия и могущества. Президент одобряется за то, что поддержал «идею сохранения… символов империи». «Борьба за Великую Россию продолжается. Наше дело святое и правое. И обязательно будет еще одна великая Русская Победа!…» И, наконец; «Уверен, что новый век пройдет под собирающим знаменем русской идеи, советской цивилизации». И хотя вставляются в эти рассуждения фразы типа; «Наш лозунг: «Россия. Труд. Народовластие. Социализм», - воспринимаются они как чисто риторические. Мое ощущение от этой статьи — ее автор видит будущее России в превращении ее в великую империю, движимую «русской идеей», во главе которой встанет диктатор типа Сталина. Не напоминает ли это то, что провозглашалось 70 лет назад в другой стране и именовалось национал-социализмом?

Правда, в этом номере «Поморской правды» опубликовано постановление по политическому отчету ЦК КПРФ УП съезду партии, и в нем мы не найдем даже намека на эти «идеи». Но трудно поверить в то, что великодержавные, имперские, антикоммунистические по своей сути взгляды автора статьи, о которой говорю, — это его «сугубо личное творчество». Может быть, он высказывает действительные «дальноприцельные» установки руководства КПРФ, лишь маскируемые официальными документами партии и публичными речами ее руководителей, которым в подлинном виде поручено донести до членов партии, до общественности ее региональным лидерам? И тогда не становится ли реальной возможность попытки реставрации в России «сталинского» режима, учитывая реалии пока весьма смутного нашего времени и то, что КПРФ сегодня — наиболее организованное общественно-политическое объединение? Впрочем, возможно, эта риторика связана с определенным снижением рейтинга КПРФ, и ее желанием обрести союзников в рядах «национально-патриотических» объединений.

Затем — несколько реплик по поводу некоторых личностей из числа тех, кого А. Тарасов именует «священными коровами». Прежде всего, — о Д.С. Лихачеве. Поскольку и в этом своем письме Тарасов позволяет себе такие же выражения о нем, что в эссе — «Манифесте», то воспроизведу фразу из той же части своего письма в «Альтернативы», которая оказалась «отрубленной»: «И эти грустные ярлыки Тарасов пытается навесить на одного из крупнейших ученых-гуманитариев нашего времени, чьи труды раскрывают сложный и прекрасный мир Древней Руси, ее культуры, многие важные проблемы становления отечественной литературы, культуры, одного из тех людей России, кого называют совестью нации». Как всякая крупная неординарная личность, Д.С. Лихачев в чем-то сложен, неоднозначен. Я не слышал его воспоминаний по телевидению о временах Николая П, о которых пишет А. Тарасов, и не могу судить об этом его выступлении. Хотя, если передача его смысла адекватна его содержанию, могу представить себе его причины. Но есть главное в каждом человеке — то, что он сделал для людей. Понимаю, что основные сферы, основное содержание научной деятельности Д.С. Лихачева далеки от профессиональных, научных интересов А. Тарасова, но ведь есть же его огромный вклад в культуру, труды, посвященные ее общим проблемам, борьба за ее сохранение. Есть его биография. Вот только некоторые ее строки. Февраль 1928 года — арест за участие в студенческих кружках и через полгода следствия — заключение на три года в Соловецком лагере. Октябрь 1975 года — отказ подписать письмо группы академиков с осуждением А.Д. Сахарова, и нападение на Д.С. Лихачева на лестничной площадке его дома. В следующем году он помогает А.И. Солженицину в подготовке главы «Архипелага ГУЛАГ» о Соловках — и попытка поджога его квартиры. Д.С. Лихачев — один из тех, благодаря кому не осуществился амбициозный проект переброски части стока северных рек на юг, что нанесло бы большой ущерб и культурным ценностям северных регионов страны. Он борется за сохранение памятников культуры Русского Севера, против сноса ряда исторических памятников Ленинграда, защищает от вырубки царско-сельские парки, он выступает против «реконструкции» Невского проспекта, которая исказила бы его исторический облик. Может быть, этот вклад Д.С. Лихачева в развитие науки и культуры, эти «штрихи» его биографии должны быть определяющими в оценке его личности, а не те ошибки, которые он мог допустить? Вот ведь Александр Тарасов говорит (стр. 132) об ошибках, которые увидели он и его товарищи в своей деятельности. Но разве может это дать кому-либо право «костить» их такими словами, какие позволяет себе употреблять Тарасов по отношению к Д.С. Лихачеву? «Не надо нервничать!», - справедливо призывает к этому в своей очень интересной статье В. Арсланов («Альтернативы», 1999, № 4).

И к вопросу о «маразме». За восемь дней до кончины Д.С. Лихачев передал в издательство «Logos» рукопись своей последней книги «Раздумья о России». Может быть, Александр Тарасов найдет возможность познакомиться с ней? Хотя бы с предисловием и статьей «О русской интеллигенции»?

Об Окуджаве. Признаюсь: у меня вызвало гомерический смех восприятие товарищами А. Тарасова слов его песни: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке» — как желания ареста всех скопом, а не поодиночке. Такого примитивного восприятия поэзии просто не ожидал. Для нас эта песня была призывом к единомышленникам крепче взяться за руки, чтобы вместе, сообща, отстаивать то, что нам дорого. И еще об «уровне восприятия». Александр Тарасов ратует — и вполне справедливо — за истинный профессионализм в оценке тех или иных явлений. Но зачем же тогда демонстрировать собственный дилетантизм? А. Тарасов — опытный, интересный политолог, возможно — социальный психолог (сужу, правда, только по двум его статьям в «Альтернативах» и публикациям в «Общей газете»). Но он не филолог, и этим можно объяснить его вопрос (стр. 140): «Сравним Окуджаву и Маяковского или Мандельштама — что останется от Окуджавы?». Отвечаю: «Окуджава», - ведь сам Тарасов говорит, что он хороший поэт. Каждый поэт, если он — поэт, а не графоман, самодостаточен. А если сравнить, к примеру, Маяковского и Мандельштама? Останутся Маяковский и Мандельштам. Кому-то больше нравится один, кому-то — другой, но оба они остаются поэтами. А уж дело ученых-филологов выяснять разницу в формах поэтического отображения ими действительности, поэтического самовыражения каждым из них, их место в развитии литературного процесса и т.п. Так же и с философией — на аналогичный вопрос Тарасова: «Сравним Мамардашвили с Сартром или Лукачем — что останется от Мамардашвили?» — отвечаю: «Мамардашвили».

Что касается А.Н. Яковлева, то интерпретацию А. Тарасовым смысла и назначения его статьи 1972 года «Против антиисторизма» принять не могу. Как можно говорить о том, что в ней Яковлев защищал власть партноменклатуры от угрозы, исходящей со стороны «молодогвардейцев», если эта власть их тогда поддерживала? Потому и вызвало такой резонанс это выступление Яковлева и «Литературки» против идеологии «молодогвардейцев», в защиту идеологии социалистического интернационализма. Потому и руководящая партноменклатура сразу же показала обществу, какая идеология ее больше устраивает, сняв Яковлева с поста одного из главных идеологов партии. Так, во всяком случае, это тогда воспринималось. Другое дело, что меня очень удивила идейная трансформация А.Н. Яковлева в последние годы, когда «он сжег все, чему поклонялся».

О других «священных коровах» говорить не буду — мне нечего добавить к тому, что уже сказал о них.

Позволю себе привести еще одну выдержку из «отрубленной» части моего письма в «Альтернативы», о котором ведет речь Тарасов: «В эссе Александра Тарасова я вижу как бы двух разных людей: одного — серьезного исследователя, выдвигающего и серьезно рассматривающего очень важные проблемы нашей культуры, роли интеллигенции в судьбах страны, неравнодушно размышляющего о них серьезным, нормальным, эмоциональным языком, и другого — элементарного хама, к тому же подчас не знающего элементарных фактов или сознательно передергивающего их. Как это уживается в одной личности — загадка для психологов. О себе скажу — второй отбивает у меня охоту соразмышлять вместе с первым, отталкивает от исследователя и его исследования».

Вот так и с этим письмом Александра Тарасова. Многие его страницы читал с большим интересом, особенно те, где речь идет о демократии представительной и демократии участия — здесь есть пища для серьезных размышлений. С чем-то не согласен — выше высказал свою точку зрения. Но вот что тревожит больше всего, вызывает отторжение — лютая ненависть автора к тем, кого он маркирует «стратой либералов-шестидесятников». Тарасов сожалеет, что он и его товарищи «не использовали всех мыслимых возможностей для максимального ослабления и уничтожения» это страты, что не натравливали на нее режим (не писали доносов? — С.К.), считает необходимым уничтожить не только мораль этой «страты», но и ее носителей (все это на стр. 133). Но что же это такое — «страта либералов-шестидесятников»? Мне интересно и важно было бы это выяснить хотя бы чисто познавательно. В моем представлении «шестидесятники» — это дети хрущевской «оттепели». Мне кажется, что они помогли «расторможению» общественного сознания, особенно молодежи, раскрепощению его от догматов времен сталинской тирании. И уже этим они сделали большое дело. Шло время, приходили новые времена, и «шестидесятники» расслоились: кто-то остался верен своим принципам и идеалам, кто-то отошел в сторону от общественной жизни, кто-то ушел в услужение новой, постперестроечной власти. Так ведь произошло и с первыми «демороссами», знаменем которых был А.Д. Сахаров. Но разве это основание для того, чтобы сбивать поголовно всех, кто принадлежал когда-то к этим «стратам», в одну кучу и загонять всех их в концлагеря или в расстрельные казематы «неокоммунистической ЧК»? Ведь по тексту письма А. Тарасова получается, что в его представлении все «шестидесятники» — это «либералы-шестидесятники», то есть предатели интересов истинной демократии. Если же это не так, то почему А. Тарасова, именно как специалист — социолог, политолог, не очерчивает четко «параметры», социально-политическую характеристику этой страты «либералов», не дифференцирует то поколение на тех, с кем надо бескомпромиссно сражаться идейно, и тех, кто могут быть союзниками в борьбе за новую Россию? Какое-то сектантство, «политическое зазнайство» видится мне в позиции А. Тарасова, в его призыве к физическому уничтожению всех «шестидесятников». Ну, словно террористы «Народной воли» решили метать бомбы не в царей и их министров, а в лидеров «Черного передела», «Народного права» и т.п. Или — невольная ассоциация с 30-ми годами минувшего века, когда Коминтерн провозгласил своим главным противником социал-демократию, и немецкие коммунисты беспощадно сражались со своими социал-демократами, облегчив этим нацистам захват власти в Германии. Дорого обошлось это человечеству, особенно нашей стране.

Может быть, всем сторонникам подлинно демократического обновления России, исповедующим идеалы социализма, коммунизма, стоит поискать точки соприкосновения, чтобы образовалась в стране мощная «страта» творцов ее подлинно социалистического, демократического обновления? Или разбредемся по своим конурам-убежищам и будем оттуда поливать друг друга, хорошо, если только грязью, а не автоматическими очередями. Говоря словами все той же песни Булата Окуджавы — возьмемся за руки, друзья, или будем пропадать поодиночке?

И последнее — о том, что особенно задело меня, именно как журналиста. По Александру Тарасову, все представители этой профессии в нашей стране во все времена добровольно морочили головы населению по указке номенклатуры. Цитирую: «Умение держать нос по ветру, лизать задницы тех, кто платит, трусость, полное отсутствие собственного достоинства и представления о чести, помноженные, как правило, на интеллектуальную ограниченность и литературную безликость, - вот основные черты советской журналистики со времен сталинского термидорианского переворота». Было? Было. И есть. Но не только это. Мог бы напомнить А. Тарасову о сотнях журналистов, начиная с таких, как, скажем, Николай Бухарин и Михаил Кольцов, и кончая безвестными редакторами и сотрудниками «районок», уничтоженных сталинским режимом именно за то, что не желали так поступать. Мог бы рассказать о практике, которую мне с товарищами посчастливилось в самом конце 40-х годов проходить в известной тогда среде журналистов газете «Курская правда», редактора которой через некоторое время узнали как писателя-публициста Георгия Радова. Расскажу только немного об архангельской газете «Правда Севера», в которой прошло больше половины моей журналистской жизни. Там в начале 50-х годов учителями нас — небольшой группы начинающих журналистов — были фронтовики, прошедшие войну «с «лейкой» и блокнотом, а то и с пулеметом» — люди честные, мужественные, принципиальные, учившие тому же и нас (понятно, что надо иметь в виду и черты, особенности того времени). Самым интересным в этой газете оказался период с середины 1960-х почти до конца 1970-х годов. Был он связан с приходом на пост редактора «Правды Севера» И.М. Стегачева. Прошедший войну редактором «дивизионки», он редактировал до Архангельска республиканскую газету в Бурятии, откуда и был переведен в наш город. С его приходом газета значительно изменила свой облик, а главное — содержание. Главным в нем стали — человек и острые проблемы областной жизни (редактор прекрасно знал сельское хозяйство, быстро познал специфику своеобразного региона). Редактор учил молодых журналистов — а приехать работать в нашей газете «сагитировали» тогда значительную группу творчески интересных выпускников университетских журфаков, с которыми знакомились во время их практики, - глубине анализа и принципиальности при подготовке материалов, вниманию к человеку, обогащению своей творческой «палитры». И нередкими становились столкновения редакции с руководителями разных уровней. Наш коллектив обвиняли в том, что мы противопоставляем себя обкому партии. Но и «репрессировать» редактора обком не мог — «Правда Севера» завоевала тогда признание как лучшая газета региона. И только когда И.М. Стегачев перешагнул свой 70-летний юбилей, появился повод отправить его на «заслуженный отдых». Обстановка в редакции резко изменилась. Вскоре и мне, и некоторым моим коллегам пришлось уйти из газеты. А ведь «Правда Севера» была не единственной такой газетой в стране.

Сегодня в Архангельской области немало газет, издающихся на средства и властных структур, и производственных объединений, тьма рекламных изданий, появилась и своя «масс-медийная» империя. Но издаются и независимые газеты, в том числе в районах и региональные. Живет и «Правда Севера» — газета, которую не подкармливают ни властные структуры, ни спонсоры; которая живет на средства, зарабатываемые трудом коллектива. Газета не конфронтирует с местной властью, но и не «лижет» ее, принципиально оппонирует разным ее ветвям. А с еженедельной читательской трибуны «Мир мнений» люди свободно и откровенно высказывают то, что думают; о событиях, положении не только в области, но и в стране, в том числе и о действиях властных структур всех уровней. И разве это единственный в стране подобный пример?

А в Москве? Разве «лижут задницы» властям или олигархам, к примеру, журналисты «Новой газеты» или «Общей газеты», в которой не раз выступал и Александр Тарасов (называю только эти газеты, поскольку их читаю регулярно)? Полагаю, что круг таких изданий гораздо шире. А разве не знает А. Тарасов, что в России убивают журналистов — не за то, что они «лижут задницу», - и мартиролог этот растет, к сожалению. Хотя бы память о погибших в борьбе со злом журналистах остановила руку Александра Тарасова, когда она выводила те слова!

Понимаю, что круг знакомства А. Тарасова со средствами массовой информации, очевидно, ограничен; у него мало информации, особенно о «периферийных СМИ». Но тогда как он, именно как ученый-социолог, политолог, может на основе такой неполной, даже о столичных СМИ, информации выносить суждения обо всем журналистском сообществе, оскорблять всех журналистов России?

Вот то, что хотелось сказать о письме Александра Тарасова.

P.S. Через некоторое время после того, как отправил в редакцию «Альтернатив» это письмо, получил первый номер журнала за этот год со вторым «Письмом либералу-шестидесятнику из Архангельска…» А. Тарасова, объемом еще около сорока журнальных страниц. Так как не могу позволить себе расходовать дорогую журнальную площадь на специальную полемику с этим письмом, да и не вижу в этом необходимости, прошу редакцию дать мне возможность добавить к своему письму несколько небольших замечаний.

Первое. «С. Косухкин с жаром отреагировал» на «Манифест» не потому, что он посвящен интеллигенции, и не потому, что он, безусловно, относит себя к ней и был оскорблен лично, а в связи с тем, что и как позволил себе высказать А. Тарасов по отношению к некоторым деятелям отечественной культуры (очевидно, он не очень внимательно прочитал мои три странички).

Второе. Разграничение терминов «интеллигент» и «интеллектуал» для меня не новость, которую я узнал от А. Тарасова. Об этом говорилось и пишется давно, и это разграничение мне близко и понятно. Другой вопрос: что кладется в основу такого разграничения. «Причислять» в «страту интеллектуалов», скажем, Д.С. Лихачева за то, что он получал зарплату как заведующий отделом древнерусской литературы Пушкинского Дома, такой же нонсенс, как зачислить в эту «страту» А. Тарасова, если он получает оплату за работу в должности ведущего эксперта Центра «Феникс». Или только бомжи, понятно, определенного интеллектуального уровня, достойны быть причисляемыми к разряду интеллигентов? Разве «интеллектуалами» были руководители декабристского движения, в большинстве своем потомственные дворяне, люди в высоких чинах и званиях, состоявшие на службе монархии? Не «место получения зарплаты», а убеждения сделали их «камикадзе», вывели на Сенатскую площадь, откуда предстояла им дорога на эшафот или на каторгу. Не продолжая хронологический ряд примеров, напомню А. Тарасову, что академик А. Сахаров тоже получали зарплату за свой научный труд. Разве это помешало ему быть Сахаровым?

Последнее — о самых последних строках 2-го письма А. Тарасова. Крайне неприятен запах, которые они источают. А это неприятнее, когда этим «туалетным запахом» начинает веять со страницы напечатавших эти строки «Альтернатив» — журнала, который воспринимался как журнал научной интеллигенции.

От редакции:

На этом мы завершаем публикацию дискуссии между двумя уважаемыми нашими авторами по этой очень важной теме. Это, однако, не означает, что проблема роли интеллигенции в нашем обществе исчерпана. Наоборот, мы приглашаем наших читателей присылать свои материалы и отклики. Редакция также планирует опубликовать в ближайшем номере «круглый стол» по этой проблеме.