V. АНАЛИЗ И ОБЗОРЫ

ОБ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРЕДПОСЫЛКАХ ВОЕННЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ США

Гавриил Хромов *

1.

На протяжении последних лет либеральная пропаганда убеждала нас во всесторонних превосходствах экономической системы "цивилизованных стран" над плановой централизованной экономикой СССР. Ответственное сравнение той и другой является трудоемкой самостоятельной задачей, которая, надо надеяться, будет поставлена и решена нашими экономистами и обществоведами-марксистами в недалеком будущем. То, что предлагается читателю в этой статье, может, по замыслу автора, рассматриваться как предварительная проработка одного из аспектов общей проблемы. Автор не является профессиональным экономистом и не предполагает углубляться в хитросплетения современной экономики капитализма. Его цель — простейший анализ экономического развития США на протяжении последних 65 лет в контексте общеизвестных исторических событий, позволяющий, кажется, сделать несколько достаточно отчетливых выводов.

В качестве общепринятой интегральной характеристики состояния национальных экономик капиталистических стран принято использовать величину внутреннего валового продукта (ВВП). Соответствующие данные за многие годы легкодоступны в официальных источниках. Мы будем пользоваться значениями ВВП США из статистического сборника [1], где они приведены в том числе в постоянных ценах 1992 г. (т.е. с учетом инфляции) на каждый календарный год с 1940 по 1998 гг.

Как известно, внутренний валовой продукт, в качестве показателя состояния национальной экономики, является не вполне адекватным параметром. С одной стороны, он удовлетворительно характеризует тонус деловой жизни через интенсивность финансовых потоков, попадающих в поле зрения статистики. С другой, он мало пригоден для описания уровня материального производства. Не трудно вообразить себе некую страну–рантье, с нищим населением и отсутствующей промышленностью, имеющую, вместе с тем, неплохие значения ВВП за счет обслуживания имущих классов усилиями узкой "прикормленной" ими прослойки высокооплачиваемых работников.

Долговременная динамика ВВП, таким образом, не отражает структурных метаморфоз национальной экономики в виде изменений относительных вкладов сфер материального и не-материального производства и услуг — явления, характерного именно для США последних десятилетий ХХ столетия. В этой обобщенной характеристике теряются и различия в общественной полезности различных товаров и услуг. Между тем, все или почти все, что связано с производством вооружений относится, так сказать, к продукции сугубо ограниченного спроса со специфическими потребительскими свойствами. Она не поступает на внутренний рынок и расходуется, либо утилизируется, не оказывая существенного воздействия на материальную сторону жизни абсолютного большинства потребителей. Эту оговорку следует иметь в виду, знакомясь с последующим содержанием нашей работы.

2.

На Рис.1 показана долговременная динамика внутреннего валового продукта США по данным [1]. Бросается в глаза немонотонность нарастания ВВП, многократно прерывавшегося рецессиями различной глубины и длительности. Среднее время удвоения ВВП США в период между 1936 и 1999 гг. составляло 20–25 лет — темпы отнюдь не уникальные в мировой экономике. Рекордный максимум в начале 1940-х гг., достигший 17 % в годовом экономическом росте, отражает мобилизацию производственного потенциала США после начала Второй Мировой Войны в сентябре 1939 г., и особенно — после их официального вступления в военные действия против стран "Оси" в декабре 1941 г. Стоит задержаться на выяснении "физического смысла" этого экономического явления, оказавшего огромное влияние на последующую историю не только Соединенных Штатов, но и мира в целом.

Надо напомнить, что к началу Второй Мировой Войны США подошли далеко не в лучшем состоянии. Великая депрессия так и не была преодолена; "Новый курс" Ф.Рузвельта позволил, разве что, избежать крупномасштабных социальных взрывов. В стране простаивало около 1/3 промышленных мощностей, производство продолжало падать, а безработица — расти, приближаясь к 20 % трудоспособного населения [2]. В военном отношении США были откровенно слабы: вооруженные силы были малочисленны по европейским представлениям того времени, вооружения и военная техника — устарели и имелись в недостаточных количествах. Среди политиков и в общественности бытовали изоляционистские настроения, действовали влиятельные движения, понуждавшие администрацию и Конгресс сосредоточиться на внутренних проблемах страны. Ф.Д.Рузвельту пришлось долго преодолевать эту тенденцию — в том числе с помощью пропаганды, развернутой беженцами из Европы и политиками Великобритании, кровно заинтересованными в активизации антифашистской позиции США.

Под давлением событий в Европе и на Тихом океане, Конгресс США утвердил в начале 1939 г. новую программу вооружений. Однако, американский "большой бизнес", травмированный затянувшимся кризисом перепроизводства, отказался поддержать оборонную инициативу государственной власти. Рузвельту удалось разрешить это противоречие только оперевшись на общественное мнение, радикально изменившееся после нападения Японии на Пирл Хар­бор в декабре 1941 г. (вступление США в войну с Японией автоматически влекло за собой объявление им войны со стороны союзных с Японией Германии и Италии). Значительная часть экономики страны была поставлена под государственное управ­ление и планирование. К 1944 году правительство контролировало более половины всего национального промышленного производства — не только военной техники и амуниции, но и значительной части товаров широкого потребления.

Это стало практически осуществимым вследствие радикального увеличения финансовых возможностей правительства, достигнутого за счет ужесточения налоговой политики, оправдывавшегося состоянием войны. С 1941 по 1944 гг. финансовые ресурсы федерального правительства США возросли почти на порядок величины (см. Рис. 2). Именно централизованно распределявшиеся средства федерального бюджета позволили оживить простаивающие производственные мощности, плановым образом переориентировать промышленность на производство новых вооружений и амуниции, развернуть соответствующие научные исследования и разработки. Масштабные государственные вложения оздоровили экономическую жизнь США, в считанные месяцы сделав то, чего не удалось достигнуть за целое предшествующее десятилетие. Валовое промышленное производство выросло вдвое, а безработица практически исчезла. Производственный сектор стал получать огромные прибыли — прежде всего те примерно 250 крупнейших компаний, в руках которых сосредотачивалось тогда около 60 % промышленного производства США.

Таким образом, в 1941–44 гг. на экономической сцене этой страны возник и утвердился сверхпредприниматель в лице федеральной власти, действующий плановым образом и не связанный условием получения прибыли. В последующие годы финансовые возможности федерального правительства несколько колебались в ту или другую сторону, но его новая, обрисованная выше роль, сохранялась и стала восприниматься как нечто естественное и само собой разумеющееся.

Кстати сказать, побочным эффектом стало быстрое развитие национальной сис­темы исследований и разработок, до того — относительно слабой и почти не финансировавшейся из федеральных средств. Научная система США начала инкорпорироваться в национальную экономику на правах ее полноправного сектора, поддерживающегося из средств федерального бюджета. Изначально сильно милитаризованная, послевоенная американская наука — фундаментальная и прикладная — стала, к 1960 г., получать уже около 3 % от ВВП, при том, что примерно 70 % этих средств поступало из федерального бюджета (в 1939 г. федеральные расходы на нее находились на уровне менее 0.1 % от ВВП). Тем самым, в первые послевоенные десятилетия в США, с отставанием от СССР почти на 10 лет, формировались предпосылки научно-технической революции, необходимым условием которой является превращение научно-техничес­кой системы в полноправную, поддерживаемую государством, компоненту экономического базиса.

Пик экономического благополучия США пришелся на 1944 год (высадка союзников в Нормандии, перелом в военных действиях против Японии), но уже начиная с 1943 г. Конгресс США, подталкиваемый "большим бизнесом", повел наступление на экономическую роль государства. В 1945 г. он резко снизил военные ассигнования, спровоцировав быстрое сворачивание военного производства и вооруженных сил, с массовыми реализациями военного имущества по символическим ценам. Последствия незамедлили сказаться в виде уменьшения темпов экономического роста, а затем — падения ВВП США уже в 1945 г. на 1 % от уровня 1944 г.

Экономический рост в военные годы сопровождался повышением жизненного уровня населения США, но одновременно — оживлением профсоюзного и фермерских движений. Рецессия, начавшаяся в 1945 г., закономерно вызвала подъем стачечной активности, растянувшийся на многие годы. Коалиционная борьба с немецким фашизмом и огромный рост международного престижа СССР, как главной силы, противостоявшей фашистской Германии, вызвали всеобщий рост активности и влиятельности левого крыла политического спектра.

В целом же, итоги Второй Мировой Войны должны были привести в смятение тогдашние капиталистические олигархии. За несколько военных лет их состав и умонастроения не могли существенно измениться. В массе своей это были все те же люди, которые в 1920-х годах не скрывали стремления силой уничтожить Советскую Россию и СССР, а в 1930-х гг. — столкнуть нашу страну с фашистской Германией, в близорукой уверенности, что та сначала разрушит СССР, а затем, ослабленная, позволит ввести себя в русло буржуазного парламентаризма и экономического либерализма. Эти надежды, как известно, не оправдались ни в большом, ни в малом. Итогом войны оказалось беспрецедентное военное и политическое усиление СССР, и, к тому же, — политическая дестабилизация Европы и общемировой рост настроений, если не коммунистических, то по меньшей мере антикапиталистических. Даже в традиционно консервативной Англии воспрянувшие лейбористы заговорили о необходимости крупномасштабной национализации...

С точки зрения буржуазных ортодоксов, "коммунизм наступал" почти но всему миру, при том, что в разряд коммунистических — в панике и по неосведомленности — без особого разбора зачислялись любые левые и национально-осво­боди­тельные движения в колониальных странах. Что касается Европы, то в первые послевоенные годы она представлялась мировым капиталистическим олигархиям если не совсем потерянным, то чрезвычайно ненадежным регионом. Роль цитадели мирового капитализма переходила к США. Но и эта страна, как выяснялось, не обрела экономической устойчивости, едва ли ни возвращаясь к состоянию Великой депрессии. И даже западные экономисты и аналитики заговорили тогда о фатальном кризисе мировой капиталистической системы и рассматривали политическое будущее мира как нечто совершенно неопределенное. Вот, к примеру, какими странными для нынешних дней словами заканчивал в 1950 г. свой обстоятельный труд по экономической истории западноевропейский автор [2]: "Повсюду в мире капитализм и социализм стоят перед судом истории. Капитализм едва ли переживет двадцатое столетие. И никто пока не может назвать его наследника".

Вот в этой-то обстановке, в октябре 1946 г., всего лишь через немногие месяцы после Потсдамской конференции и окончания Второй Мировой Войны, прозвучала знаменитая Фултонская речь У.Черчилля. Она была произнесена в никому до того не ведомом колледже провинциального американского городка, примечательного лишь близостью к загородному поместью президента США Г.Трумэна, у которого тогда гостил Черчилль. За истекшие с того времени пять с лишним десятилетий содержание этой речи подзабылось. Идеализировался и облик самого Уинстона Черчилля, часто рисующегося ныне в виде эдакого "всемирного душки" по контрасту с "таким грубым и нехорошим" И.В.Сталиным. Есть смысл не пожалеть места и напомнить современному читателю главные положения этого бесспорно исторического выступления. Делаем это по переводу, опубликованному в газете "Дуэль" (№21, май 2000 г.), где он занял целую полосу.

Характерно уже само начало речи. Британский политик обращается к США как "к этой родственной стране", и к американской аудитории как "к моим соотечественникам по ту сторону океана". Далее, подводя итоги Войны, Черчилль говорит о важности обеспечить в послевоенном мире "безопасность и благополучие, свободу и прогресс всех семейных очагов, всех людей во всех странах". Этой цели призвана служить только что созданная Организация Объединенных Наций, которая, в перспективе, может принять на себя обязанности всемирной силы правопорядка, оснащенной, на международной основе, соединениями военной авиации (узнаете, читатель?). Не забыто и атомное оружие, как новое средство всеобщего устрашения, которое, однако, должно пока оставаться в собственности США, Великобритании и, почему-то, Канады.

Затем Черчилль обрушивается на "тиранию", которая представляет всемирную угрозу свободам и правам человека как совместному историческому наследию "англоязычного мира". И далее: "..... Ни эффективное предотвращение войны, ни постоянное расширение Всемирной организации, не могут быть достигнуты без братского союза англоязычных народов..... Братский союз требует не только роста дружбы и взаимопонимания между нашими родственными системами общества, но и продолжения тесных связей между нашими военными...." Предусматривается, впрочем, возможность присоединения к "братскому союзу" и других держав, ибо "в доме Господа всем хватит места".

Ну и вот третья, наиболее политически важная часть этой речи: ".....На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия (так!) и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным(?) тенденциям...." Оратор готов признать героизм и чрезвычайные заслуги в борьбе с общим врагом и русского (так!) народа, и маршала Сталина, с которыми так хотелось бы дружить, но: ".....От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы..... Все эти знаменитые города и население в их районах оказались в пределах того, что я называю советской сферой; все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному и все возрастающему контролю Москвы..... Коммунистические партии, которые были весьма малочисленны во всех этих государствах...., достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и всюду стремятся установить тоталитарный контроль. Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами, и по сей день, за исключением Чехословакии, в них нет подлинной демократии..... Во многих странах по всему миру вдалеке от границ России созданы коммунистические пятые колонны, которые действуют в полном единстве и абсолютном подчинении директивам, которые они получают из коммунистического центра..... Коммунистические партии, или пятые колонны, представляют собой все возрастающий вызов и опасность для христианской цивилизации.... Из того, что я наблюдал в поведении наших русский друзей и союзников во время войны, я вынес убеждение, что они ничто не почитают так, как силу, и ни к чему не имеют меньше уважения, чем к военной слабости. По этой причине старая доктрина равновесия сил теперь непригодна. Мы не можем позволить себе действовать с позиций малого перевеса, который вводит во искушение заняться пробой сил....". Ну и в заключение — о политических ошибках Запада в отношении Германии начала 1930-х гг., и снова — о необходимости единения США и Британского содружества наций, военную силу которого и геополитическую полезность для США Черчилль постоянно подчеркивает.

Фултонская речь была политической провокацией, уничтожившей возможность равноправного политического взаимодействия СССР со странами Запада. Более того, она была и фактическим объявлением войны на уничтожение СССР (не обязательно только "холодной"). За США, вкупе с Англией, как их форпостом у европейских берегов, закреплялась роль бастиона мирового капитализма и его повсеместного защитника. Странам центральной и западной Европы, где тогда, кстати сказать, еще не существовало никакого реального "железного занавеса", уделялась роль страдающих или угрожаемых и взывающих о защите... В вопросе о том, кто развязал холодную войну, едва ли могут быть особые сомнения: это сделали У.Черчилль и Г. Трумэн от лица правящих олигархий двух англосаксонских стран и при согласии мировой финансово-про­мыш­ленной элиты.

Представляется, что Фултонская речь была в известной степени еще и актом отчаяния. Британская империя скандально разваливалась, и Черчилль пытался сохранить хотя бы остатки британского мирового престижа — пускай и ценой вассального подчинения Америке. Но ведь и та пребывала в сложных обстоятельствах — не столько из-за политического кризиса в Европе, сколько вследствие мрачного экономического положения на фоне вновь обострившейся внутренней классовой борьбы. Кто-кто, а заокеанская Америка могла в ту пору не опасаться военной угрозы со стороны СССР. Боялись, следовательно, потери потенциальных рынков для вновь разогнавшейся за войну американской промышленности: прежде всего — рынка европейского, а за ним — и рынков в периферийных странах, освобождающихся от колониальной зависимости. (Вспомним, что расширение рынков считалось тогда единственным проверенным средством против кризисов перепроизводства, с их грозными социальными последствиями.) Боялись, в конечном счете, внутреннего врага в лице собственных рабочих и фермеров. И вот для тех, кто боялся — богатых и властных — Фултонская речь Черчилля оказалась, что называется, "именно тем, что надо".

Строго говоря, холодная война Запада против СССР даже не была идеологическим противостоянием. Именно в наши дни стало отчетливо видно, в какой степени те же американские политики и обслуживавшие их интеллектуалы-"технократы" не знали и не понимали идеологии, состояния и стратегии советского социа­лизма и коммунизма вообще, довольствуясь вульгаризированными, а то и просто вымышленными схемами. Борьба, фактически, шла за нужную им политико-экономи­ческую однородность мира, как благоприятствующую среду существования ведущих капиталистических держав. Этой борьбе сопутствовала интенсивная и совершенно неразборчивая в средствах пропаганда, быстро превзошедшая худшие диффамационные штампы 1920–30-х гг.*) Разнузданная демонизация СССР и его немногочисленных союзников — то усиливаясь, то слегка затухая — была постоянным фоном, на котором вершилась мировая история с 1945 г. до самого конца 1980-х гг.

3.

Для дальнейшего анализа целесообразно обратиться к динамике ежегодных приращений (скорости изменения) ВВП США, подсчитанных в процентах по простой формуле ВВП ( i + 1) — ВВП ( i ) / {ВВП ( i + 1, i )}. Здесь i — календарные годы, а {ВВП (i + 1, i)}– среднее арифметическое значение из ВВП на начало двух последовательных годов. Она представлена на Рис.3, дополненном динамикой федеральных военных расходов США на Рис.4. Бросается в глаза чрезвычайная изменчивость скорости роста ВВП США, предстающей в виде апериодической последовательности резких максимумов и минимумов. Другой примечательной особенностью оказывается умеренный в среднем темп роста ВВП, близкий к 3 %. Конкретнее, он был равен 3.2 % в 1947–1961 гг., 3.8 % в 1961–1978 гг. и 3.1 % в 1982–1988 гг. Известно, что СССР, да и другие страны — прежде всего КНР — знавали и знают существенно более высокие темпы экономического роста. Ну а чрезвычайная изломанность зависимости на Рис.3 свидетельствует о выраженной неустойчивости американской экономики, отнюдь не уменьшавшейся со временем.

Нетрудно убедиться, что с 1946 по 1949 гг. американская экономика фактически топталась на месте. Незначительный подъем в 1948 г. совпадает (случайно ли?) с активизацией военного присутствия США в Средиземноморском бассейне, после отказа обедневшей Великобритании патрулировать эти воды в разгар гражданской войны в Греции. Наверное примечательно, что выход из послевоенной рецессии в 1949 г. совпал по времени с созданием блока НАТО и разгаром массового строительства американских авиационных баз в союзных США странах.

В конце мая 1950 г. вспыхнула Корейская война. Она началась с 38-й параллели, со стороны Северной Кореи — в обстановке, когда американские оккупационные власти не сумели за целых пять лет создать в зоне своей ответственности на юге Корейского полуострова даже подобия самостоятельного государства со сколько-нибудь дееспособным правительством. В США и во всем Западном мире вторжение в Южную Корею было истолковано как коммунистическая экспансия, инспирированная Москвой. На самом деле И.В.Сталин фактически не поддерживал эту войну: советский представитель в Совете безопасности ООН оказался "в отпуске" при обсуждении вопроса о действиях Северной Кореи и, соответственно, СССР не воспользовался своим правом вето при оценке этого события. Известно и то, что Сталин отказал тогда и Северной Корее, и, позднее, КНР в помощи вооружениями. Все участие СССР в Корейской войне ограничилось присылкой авиационной дивизии ПВО — и не в Корею, а в Китай, для охраны пограничных с Кореей стратегических переправ [4].

Соединенные Штаты, открывшие от имени ООН военные действия против Северной Кореи в конце июля 1950 г., оказались к ним совершенно неподготовленными. Их вооруженные силы на Тихоокеанском театре были крайне ослаблены поспешным разоружением и перебазированием в Атлантику. К примеру, из всей армады в почти два десятка авианосцев, господствовавшей на Тихом океане к 1945 году, американцы сумели найти для посылки к берегам Кореи всего один — и не из самых мощных. Не было и серьезной артиллерии, в том числе — противотанковой. Не удивительно, что на первой фазе войны американские войска и то, что именовалось армией Южной Кореи, были, даже без помощи со стороны КНР, почти что сброшены в море северокорейцами. И в самом Пентагоне тогда считали, что отстоять Южную Корею невозможно.

Однако, правительство Трумэна отнеслось к этому, в сущности локальному конфликту, с непропорциональной серьезностью. В США было объявлено военное положение и призван миллион(!) резервистов. Трудно удержаться от предположения, что это, одновременно, была попытка сбить накал забастовочного движения (в конце 1940-х — 1950-х гг. в США ежегодно проходило от 3 до 5 тыс. забастовок с участием от 1.4 до 3.5 млн. чел. [5]). Корейская война послужила только катализатором послевоенной милитаризации экономики США: еще до ее начала, в апреле 1950 г., Г.Трумэн объявил Л.Джонсону, что с экономией в оборонной политике покончено [6] . Тогда же был принят закон о восстановлении военной промышленности, а федеральные военные расходы подскочили с 80 млрд. долларов в 1950 г. до 241 млрд. долларов в 1952 г. (в постоянных долларах 1992 г.). Впоследствии они уже не опускались ниже 190 — 200 млрд. долларов в год.

На Рис.3 Корейская война, окончившаяся перемирием в июле 1953 г., отмечена устойчивым ростом ВВП, снова перешедшим в рецессию после прекращения активных военных действий. Война обошлась США в 33 тыс. убитых и 119 тыс. раненых [5] и закончилась там же, где начиналась — на "ялтинской" 38-й параллели. Главным же ее итогом, в контексте нашего исследования, было отчетливое осознание элитой "большого бизнеса" США того, что федеральные расходы, хотя бы и сравнительно небольшие по сравнению с ВВП, эффективно стабилизируют экономический рост, а их снижение чревато рецессией. Еще до начала войны, весной 1950 г., в редакционной статье журнала "U.S. News and World Report" можно было прочесть следующую сентенцию: "Бизнес не пропадет, пока есть угроза войны, пока каждый сигнал тревоги способен подтолкнуть процесс субсидирования и расходов на оборону — внутри страны и за рубежом. Холодная война почти гарантирует нас от скверной депрессии" . В 1964 г., в том же издании, Дж. Визнер — советник по науке президентов Кеннеди и Джонсона, уже обобщал: "Индустрия вооружений представляет собою разновидность автоматического стабилизатора экономики в целом..." (цитируем по [7], с. 135). К этому времени пропаганда и собственный опыт создали в американском обществе уверенность в том, что "война приносит процветание". Автор монографии [7] утверждает, что эта идея сделалась общенациональным консенсусом всего населения США, утвердившегося в уверенности, что именно их сверхмощная экономика способна одновременно поставлять "и пушки, и масло" для всеобщего блага.

В результате Корейской войны в недрах истэблишмента США начала оформляться еще и та своеобразная полуподпольная, легендарная структура, которую позднее президент Д.Эйзен­хауэр, раздраженный ее натиском на его администрацию, назовет "военно-промыш­ленным комплексом". Собственно говоря, она состоит из вполне легальных, даже общеизвестных компонент. В государственной системе США не было и нет отраслевых промышленных министерств, как и органа, подобного Госплану СССР. Поэтому, вся организационная работа по подготовке, планированию, финансированию и контролю производства вооружений изначально лежала на аппарате Пентагона. В начале 1960-х гг. тогдашний министр обороны США Р.Мак-Намара упорядочил его и жестко централизовал механизм принятия решений. Согласно [7], к началу 1970-х гг. в этом аппарате и его периферийных ответвлениях насчитывалось 55000 чиновников — не считая военных представителей на производствах. Эта бюрократическая армия непосредственно контролировала деятельность ни много–ни мало 20000 разнообразных частнопредпринимательских фирм, в том числе и многих из тех, что определяли индустриальный облик страны. Вся эта огромная самодовлеющая система обслуживания вооруженных сил США патронировалась правительством и подпитывалась из федерального бюджета — в условиях, когда финансовые заявки Пентагона в среднем не встречали серьезной критики в Конгрессе, и военный бюджет систематически рос. Согласно [7], с 1958 по 1973 гг. Пентагон 3652 раза откровенно спасал от разорения различные фирмы из числа "своих" — как "существенные для национальной обороны", истратив на это 86 млрд. долларов.

Нетрудно понять, что в обособленной структуре, состоящей из взаимно заинтересованных друг в друге государственных чиновников, военачальников, менеджеров научно-исследовательских и производственных организаций и политиков, лоббирующих интересы своих территорий, либо — тех или иных крупных промышленных фирм (что часто — одно и то же), способны возникать многочисленные неформальные связи, никаким законодательством не предусмотренные и никем, кроме самой системы не контролируемые. Подобная сверхмонополия, существующая за счет федерального бюджета, закономерно начинает жить собственной жизнью и становится уже не только экономическим, но и политическим фактором, к тому же — закутанным в тогу секретности.

Наверное характерно, что современные американские авторы, пишущие о военных делах, явно избегают термина "военно-промышленный комплекс", либо сопровождают его эпитетами типа "якобы". Такого не скажешь об авторах отечественных, охотно оперирующих аббревиатурой "ВПК" применительно к народнохозяйственной системе СССР, а теперь вот — России. Между тем, у нас не было, да и не могло возникнуть аналогичной, столь консолидированной структуры. У нас был существенно иной механизм удовлетворения потребностей вооруженных сил, а соответствующие государственные расходы всегда рассматривались как досадная необходимость, а не желанный допинг для экономики. Но — двинемся дальше.

Нашему читателю едва ли так уж известно, что президент Д.Эйзенхауэр — убежденный адепт "холодной войны" и вооруженного противостояния СССР и "мировому коммунизму" — был весьма скуп, когда речь заходила о военных расходах. Он свято верил в благодетельность экономического либерализма и опасался, что гипертрофия оборонного бюджета, контролируемого государством, способна нарушить действие рыночных механизмов. К тому же, в его администрации бытовала идеологема, гласившая, что коварные "Советы" стараются втянуть США во все более многочисленные локальные военные конфликты, специально организуемые ими по всему миру, чтобы экономически разорить Америку. Столь экзотические взгляды на тогдашние мировые события были порождением, с одной стороны, параноидальной привычки объяснять все и любые национально-освободительные движения и политические конфликты происками Москвы, а с другой — недоумением, даже испугом, перед стремительным экономическим развитием послевоенного СССР, набравшего инерцию "сталинского разгона" (термин А.Солженицына).

Соответственно, Эйзенхауэр твердо выдерживал принцип "дешевой" военной политики, в основе которой лежали стратегические ядерные силы "сдерживания". Он экономил и на них, скептически относясь к паническим докладам "разведывательного сообщества" о нарастающей угрозе со стороны СССР. Военный человек, Эйзенхауэр твердой рукой отбивал как чрезмерные, на его взгляд, заявки Пентагона, так и призывы небескорыстных доброхотов из деловой среды, требовавших немедленного развертывания гигантской (на десятки миллиардов долларов!) программы строительства убежищ от советских ядерных бомб.

Принципы его военной программы "Новый взгляд", отражавшей охарактеризованные выше тенденции, были обнародованы тогдашним госсекретарем США Дж.Ф.Даллесом, в выступлении на элитарном общественном "Совете по внешним сношениям" в Нью-Йорке в январе 1954 г. В американскую историографию это выступление вошло под названием "Речь о массированном возмездии" (конечно же — в адрес СССР от миролюбивых США, в случае агрессии с его стороны) *). В программу входили, в частности, создание межконтинентальных баллистических ракет и стратосферных самолетов-разведчиков У-2, но одновременно было сокращено развитие обычных вооружений.

Итак, упорному Эйзенхауэру удавалось на протяжении 1955–57 гг. удерживать военные расходы на уровне, который он сам же задал в начале своего президентского срока, сократив в 1953 г. бюджет Трумэна периода Корейской войны. На Рис.3 видно, что в эти годы темпы роста ВВП США ощутимо замедлились, а в 1957 году начался отчетливый спад. Одновременно (и случайно ли?) обострялась критика военной политики Эйзенхауэра, в том числе — со стороны Д.Ф.Кеннеди, готовившегося к президентской гонке: тогда Кеннеди был ярым сторонником развития стратегической авиации и наращивания ядерного потенциала США для противостояния СССР в странах третьего мира.

В октябре 1957 г. Советский Союз ошеломил и привел в паническое состояние американский истэблишмент запуском "Спутника". К тому времени, американцы уже прочно усвоили изобретение собственной пропаганды, что в области высоких технологий СССР является пустым местом. Это — непостижимая особенность правящих кругов США и их интеллектуальной обслуги: сначала выдумывать пропагандистские клише для психологической войны, а после — начинать самим в эти клише верить. Тем сильнее было их потрясение, когда над неприкосновенной территорией США стал летать советский спутник, и не было никакой технической возможности прекратить это. Естественной реакцией стало авральное ускорение всех работ по межконтинентальным баллистическим ракетам и сопутствовавшим проектам. Это, очевидно, оживило экономическую жизнь, преодолевшую к 1958 году начинавшуюся было рецессию.

После прихода в 1960 г. к власти президента Д.Ф.Кеннеди начался радикальный пересмотр прежней военной политики. Министром обороны стал энергичный Р. Мак-Намара, пришедший на этот пост из среды высших руководителей промышленности. При нем, кстати сказать, в производстве вооружений было введено программно-целевое планирование, а военных приучили обосновывать свои заявки на новые виды военной техники методом оптимизации соотношения "стоимость — эффективность". Впервые за долгие годы стало уделяться внимание разработке и производству новых видов обычных ("конвенционных") вооружений. Позднее, критики американской внешней политики скажут, что горы этого оружия, накопленные во время президентства Кеннеди, психологически облегчили решение о развертывании военных действий во Вьетнаме: американцев всегда выводит из равновесия ситуация, когда нечто, за что дорого заплачено, лежит без применения...

Собственно говоря, эскалация вмешательства США в события во французском Индокитае началась еще в 1953 году, при президенте Эйзенхауэре, и ускорилась при Д.Кеннеди. Подчиняясь затверженным стереотипам, американские политики рассматривали происходившее во Вьетнаме как экспансию коммунизма, направляемую, конечно же, непосредственно из Москвы. Американский историк и свидетель происходившего, автор монографии [8] признает, что в Вашингтоне тогда совершенно не понимали ситуации в юго-восточной Азии — в частности потому, что в ходе борьбы с "антиамериканизмом" в конце 1940-х — начале 1950-х годов Госдепартамент США подвергся форменному разгрому и остался без специалистов по этому региону. После вынужденного ухода французов, состоявшегося в 1955 г., в Вашингтоне не испытывали сомнений относительно необходимости занять их место. Исподволь началось создание американской военной группировки в южном Вьетнаме, а к началу 1960-х гг. прямые вмешательства в политику Сайгона сделались повседневностью. Крупномасштабная война в регионе назревала, но до того произошли еще два исторических события, сделавших ее почти неизбежной по соображениям сохранения мирового престижа "цитадели свободы и демократии".

В начале 1961 г. Н.С.Хрущов выдвинул концепцию мирного сосуществования, воспринятую Д.Кеннеди и его окружением как пролог к обострению холодной войны и усилению экспансии коммунизма в развивающиеся страны [6]. Столь же паническую реакцию вызвало продекларированное советским лидером намерение заключить мирный договор между СССР и ГДР, автоматически прекращавший оккупационный статус Берлина. В конце июля 1961 г. Д.Кеннеди потребовал от Конгресса увеличить военный бюджет, а 13 августа того же года "Берлинский кризис" достиг апогея со строительством знаменитой "берлинской стены". Последнее было воспринято в Вашингтоне как casus belli — как факт так долго ожидавшейся открытой агрессии "Советов" против Западной Европы.

Из теперешнего отдаления непросто понять, почему желание отгородиться забором от неудобного соседа приравнивалось к агрессии? Объяснение этой своеобразной логики следует искать в тогдашней истории взаимоотношений США с их западноевропейскими союзниками по НАТО, все менее доверявшими способности и готовности США защитить их от "нападения Советов". Наиболее примечательной особенностью тех давних событий, рассматриваемых ныне с безопасной исторической дистанции, является то, что американские стратеги годами готовили военную машину США именно к отражению нападения СССР на Западную Европу и имели для того обширный план термоядерных ударов по заранее утвержденным целям в СССР. Так вот, в дни Берлинского кризиса решительно все деятели, находившиеся при власти в Вашингтоне, включая самых отъявленных "ястребов", с ужасом отшатнулись от этого варианта противостояния, хотя и знали, что в тот момент стратегический термоядерный потенциал США значительно превышал советский. Таким образом, именно Берлинский 1961 года, а не последующий Кубинский кризис впервые поставил мир на грань термоядерной войны. Он же показал психологическую неготовность к ней политиков США, чему, конечно, следует задним числом только порадоваться!

Кубинский кризис, разразившийся в октябре 1962 г., был улажен путем переговоров и взаимных уступок. Однако, ход этих событий, включая провал высадки на Кубу, наряду с проявившимися нерешительностью и непоследовательностью самого президента Кеннеди, был воспринят в США как очередное позорное поражение и удар по престижу страны в роли мирового гаранта свободы и демократии. В такой обстановке активизация действий США во Вьетнаме стала уже неизбежной. Долго вызревавшее в Вашингтоне решение о замене сайгонского президента Нго-дин-Дьема было наконец принято, и 1 ноября 1963 г. тот был свергнут и убит. Через 20 дней погиб и сам Д.Ф.Кеннеди — как своего рода ритуальная жертва на алтарь мирового престижа США, расплатившаяся за два последовательных внешнеполитических кризиса.

Возвратившись к нашему Рис. 3, допустимо предположить, что подъем экономической активности 1958 года, удачно спровоцированный первым советским спутником Земли, продолжился до 1961 г., когда он получил некоторое дополнительное ускорение с связи с силовыми маневрами в ходе Берлинского кризиса. В той же категории экономических допингов следует числить развертывавшуюся в 1960–61 гг. эпидемию (иначе не скажешь) массового строительства убежищ на случай термоядерного нападения СССР [6]. Призывы активизировать гражданскую оборону раздавались и ранее, начиная с 1954 г., когда факт существования у СССР водородной бомбы был неохотно, но признан в США. Мы уже отмечали, что эти призывы исходили не только (и может быть — не столько) от политиков, сколько от представителей деловых кругов, движимых понятными собственными интересами. С экономным Эйзенхауэром договориться не удавалось, но Д.Кеннеди, в мае 1960 г., все-таки утвердил государственную программу защиты населения США от радиоактивного поражения.

Соответствующие расходы были запланированы в объеме 207 млн. долларов; предусматривалось также инициативное индивидуальное строительство при государственной поддержке. Рекламно-пропагандистская машина США в кратчайший срок раскачала общественную истерию до такого размаха, что правительству пришлось специально утихомиривать ее. К началу 1962 г. администрация и Конгресс уменьшили ассигнования на гражданскую оборону до 80 млн. долларов, но мода на семейные убежища, захватившая было средний класс, конечно тоже как-то сказалась на состоянии экономической активности в США в 1960–61 гг.

В последующие годы их экономическая жизнь получала дозы федерального допинга от Кубинского кризиса, программ модернизации обычных вооружений и создания межконтинентальных баллистических ракет, формирования аэрокосмического промышленного комплекса, а с 1963 г. — от все возраставшего военного присутствия во Вьетнаме. Последнее перешло в крупномасштабные военные действия в августе 1964 года (Тонкинская резолюция), что ознаменовало очередной подъем ВВП США.

Вьетнамская война — самая длительная и самая "бесцельная" во всей истории США — растянулась на 9 лет, до января 1973 г. Она обошлась стране в 57 тыс. чел. одними убитыми, кризисом в вооруженных силах и кризисом в обществе. При всем том, она эффективно поддерживала тонус национальной экономики. Любопытно, что кратковременный спад, начавшийся было в 1969 году, совпал с распространением военных действий на территории Камбоджи и Лаоса, и расширением применения все более изощренных видов новейших вооружений. Кстати сказать, сначала Корейская, а затем — Вьетнамская войны существенно ускорили экономическое развитие Японии. Так что пресловутое "японское чудо" взросло на почве, обильно пропитанной кровью...

Выход из Вьетнамской войны в начале 1973 года закономерно вызвал в США экономический спад. Рост ВВП возобновился в 1975 г. и продлился до 1979 г. с необычно высокой скоростью 4.3 % в год. Этот период времени, как и период очередной длительной рецессии 1979–1982 гг., не отмечен сколько-нибудь крупномасштабными военными предприятиями США. Однако, тогда происходили многие знаменательные события в их военно-промышленной и пропагандистской сферах. Ввиду относительной близости этой эпохи к нашему времени, она еще не получила подробного отражения в мемуарной и исторической литературе; соответственно, многие важные детали остаются недостаточно освещенными, а об иных пока можно только догадываться.

К началу 1970-х гг. СССР достиг полного паритета с США в тактическом и стратегическом термоядерном оружии и в средствах его доставки. Это, как и необходимость осмыслить опыт Вьетнамской войны, потребовало пересмотра национальной военной политики США и программ разработки и производства новых видов вооружений. Итогом соответствующих усилий стала директива NSDM-242, подписанная президентом Картером в конце 1973 г., а с осени 1977 г. — легшая в основу новой оборонной доктрины [6]; с 1976 г. возобновился рост военных расходов. Эти события способны объяснить всплеск экономической активности в период с 1975 по 1979 гг. Рецессия 1979–82 гг. выглядит на этом фоне неожиданной и, вероятно, вызвана общеэкономическими факторами большой мощности. Мы не анализировали их природы, но обращаем внимание читателя на возобновление военной истерии в политических кругах США во второй половине 1970-х гг. Внешним поводом для этого послужила политика разрядки, провозглашенная руководителями СССР, и встречные шаги со стороны правительства США. Напомним, что в мае 1972 г. было заключено соглашение, ограничивающее противоракетную оборону обеих стран, и пошла подготовка договора ОСВ.

В выступлениях определенной группы американских политиков вновь стали муссироваться "советская угроза" и "военное отставание США", зазвучали рассуждения о необходимости форсировать разработку и постановку на вооружение мобильных ракет МХ с разделяющимися боеголовками индивидуального наведения увеличенной точности, военных систем связи повышенной живучести, и прочих инфраструктурных атрибутов затяжной(!) термоядерной войны. Конечно, все это можно было бы рассматривать и в плане психологической подготовки к очередным президентским выборам, и как рецидивы укоренившегося в истэблишменте США недоверия к СССР, и как патриотические усилия, направленные на преодоление "вьетнамского синдрома" в сознании американцев. Почему-то, однако, эта публичная кампания достигла апогея именно к 1978 г., когда рост ВВП США стал очередной раз замедляться. Случайно или нет, но как раз в 1977 г. резко активизировал свою деятельность влиятельный и чрезвычайно крикливый лоббистский орган "Комитет по сегодняшней опасности" (Committee on the Present Danger), организованный несколько ранее стараниями П.Нитце, Э.Ростоу, Д.Паккарда, Г.Фау­лера и известного ходатая по делам "большого бизнеса" Ч.Уокера. Нет особых сомнений в том, что нагнетание военной (или, если угодно, оборонной) истерии облегчило победу Д.Рейгана на президентских выборах 1980 г., когда рецессия была уже отчетливой. Наверное характерно, что Рейган сразу же, и почти одновременно, увеличил последний военный бюджет президента Картера на 13 %, вовлек США в вооруженный конфликт в Ливане и провозгласил свою знаменитую "оборонную инициативу" СОИ, изобретенную антикоммунистическим динозавром Э.Теллером. И трудно избавиться от впечатления, что сочетание всех этих факторов по крайней мере способствовало выходу экономики США из угрожающе затянувшейся депрессии 1979–82 гг., с увеличением годовых темпов роста ВВП до канонических 3 %.

В конце 1980-х гг. крах авантюрной программы СОИ, изначально предсказывавшийся специалистами, политика "нового мышления" М.С.Горбачева и скоротечный распад СССР закономерно привели к снижению военных расходов США. Немедленным следствием оказалась очередная рецессия, начавшаяся в 1989 г. и, примечательным образом, прекратившаяся в начале 1991 г., с "Войной в заливе" против Ирака. Этот затянувшийся перечень многозначительных совпадений можно завершить нападением западных союзников на Югославию в марте 1999 г., спровоцированным именно американскими политиками и именно тогда, когда темпы роста ВВП США очередной раз пошли вниз (см. Рис. 3).

4.

Конечно, наш анализ экономической эволюции США последних десятилетий является односторонним, поскольку не учитывает общеэкономических процессов — в частности тех, что связаны с игрою конъюнктуры на мировых рынках. Мы и не намереваемся сводить все послевоенное экономическое развитие Соединенных Штатов к военно-политическим предприятиям этой страны. Однако, череда подмеченных нами временных совпадений определенно дает повод для размышлений. Подчеркнем, что мы пользовались американскими данными о величине внутреннего валового продукта и военных расходов США и общеизвестной хронологией событий мировой истории, в истолковании которых следовали американским авторам монографий [6, 8]. Мы не использовали и сколько-нибудь сложного математического аппарата: упомянутые совпадения отчетливо проступают просто при рассматривании графиков на Рис.1,3.

Итог проведенного анализа можно было бы подвести следующим образом: экономика Соединенных Штатов Америки, многократно выросшая в эпоху, последовавшую за Второй Мировой Войной, продолжает оставаться чрезвычайно неустойчивой. Технические приемы ее стабилизации, выработанные буржуазной экономической наукой и практикой, позволяют справляться только с небольшими колебаниями, но их динамический диапазон оказывается слишком узким для нейтрализации сколько-нибудь глубоких и затяжных спадов. На опыте участия США во II Мировой, Корейской и Вьетнамской войнах финансово-промышленная олигархия этой страны убедилась в высоком стабилизационном потенциале крупномасштабных предприятий военно-политического плана и научилась "включать" этот потенциал для прекращения или предотвращения спадов.

Механизм оздоравливающего воздействия военно-политических предприятий на экономическую жизнь США по-видимому весьма сложен и не сводится к механическому добавлению бюджетных вливаний к текущим значениям внутреннего валового продукта. В этом нетрудно убедиться, вычтя из зависимости на Рис.1 федеральные оборонные затраты, представленные на Рис.4: полученная кривая почти в точности повторяет динамику ВВП, представленную на первом из двух графиков. Очевидно, что влияние военных затрат на ВВП нелинейно и мультипликативно. Вероятно, оно зависит в том числе от назначения бюджетных инвестиций: можно заподозрить, что наибольшее положительное влияние на ВВП оказывают федеральные средства, направляемые на поддержание военных действий, и наименьшее — на военные исследования и разработки.

Психологическая обработка общественности и политиков — более зарубежных, чем собственных — проводится в форме широких пропагандистских кампаний — гиперболизированных, если не откровенно лживых, но совершенно поверхностных с точки зрения знания реальной обстановки *). Они начинаются заблаговременно и часто маскируются под межпартийную или предвыборную борьбу. Обязательным дополнительным условием является наличие стран, назначаемых в качестве врагов "свободы и демократии", а следовательно — и США, как всемирного гаранта этих благ. До конца 1980-х гг. в качестве центра мирового зла, как известно, выставлялся СССР. После его исчезновения, в этой ипостаси уже успели побывать Ирак и Югославия. В любом случае, надо полагать, американская дипломатия позаботится о поддержании должного резерва "врагов". К этому надо бы быть готовыми и постараться остаться только свидетелями, но не участниками американских миссионерских походов. Думается, что что-то подобное разыграется уже скоро, как только в США начнется давно ожидаемая очередная рецессия. Будущее покажет, пойдут ли они на новую военную авантюру, или ограничатся развертыванием работ по усеченному варианту программы СОИ. Последнее сейчас вероятнее, так как в США установилось правление республиканцев, а исторические прецеденты показывают, что республиканцы кажется предпочитают более спокойные варианты.

Решения о включении военно-политического стабилизатора экономики принимаются, вероятно, на основании углубленного анализа экономических тенденций и в полной тайне от общественности, публичных политиков и конституционных органов управления — на неформальных встречах элиты элит большого бизнеса, финансовой сферы, масс-медиа, политиков и военных. Подробности, состав и даже сами факты таких встреч едва ли когда-либо станут известными. Повышенная секретность в данном случае оправдывается еще и ссылками на специфику оборонных проблем.

В казалось бы образцово рыночной экономической системе Соединенных Штатов Америки скрытно существует некий виртуальный сектор, плановым образом управляемый и финансируемый государством. В него входит какое-то количество промышленных, транспортных, сервисных и масс-медийных компаний, предназначенных для обеспечения военных действий, тыловых и вспомогательных служб вооруженных сил, пропагандистского прикрытия и ведения психологической войны, разработки и производства всевозможных вооружений и амуниции. Состоящий из формально независимых частнопредпринимательских структур, этот сектор мобилизуется, когда перед страной возникает перспектива экономического кризиса, получает целевые бюджетные средства и начинает действовать плановым образом под управлением правительства США, способствуя восстановлению общего равновесия.

Сопоставляя графики на Рис.1,3 и 4, можно предположить, что эта мобилизация не всегда обеспечивается прямым увеличением военного бюджета; какую-то роль может играть оперативное перераспределение уже выделенных средств, осуществляемое при составлении очередного федерального бюджета — так, чтобы ожидаемый экономический эффект оказался наибольшим. Это требует уже весьма изощренного экономического планирования. Некоторые американские авторы уже давно отмечали наличие в экономической системе США обширного сектора государственного капитализма, имея в виду именно военно-экономические структуры (см. напр. монографию [7] и приведенные в ней ссылки). Они же предупреждали о том, что постоянная гипертрофия капиталоёмкой военной промышленности, фактически изъятой из рыночной среды, изматывает экономику США, ведя к постепенному упадку гражданское производство и техническую инфраструктуру страны. Во всяком случае, к началу 1970-х гг. США стояли перед необходимостью крупномасштабного обновления основных фондов своей гражданской промышленности, транспорта, энергетики и связи. Не в этом ли аспекте надо рассматривать перенос акцента в позднейшей экономической политике США на новейшие высокотехнологичные производства — с постепенным свертыванием традиционных отраслей гражданской промышленности, некогда выведших эту страну в ранг главного и лучшего мирового производителя?

Мы, соответственно, не собираемся претендовать на открытие той особой роли, которую играет военный сектор в хронически и сознательно милитаризированной экономике США. Наша цель — обратить внимание читателя на использование этого сектора для оперативного регулирования американской экономики — предотвращения, либо прекращения депрессий, как и на то, что для достижения этой цели истеблишмент США не останавливается не только перед эскалацией гонки вооружений, но и перед провоцированием прямых вооруженных конфликтов. Конечно, написанное выше — только гипотеза, хотя, по нашему мнению, — гипотеза, неплохо подкрепленная эмпирикой. Если она привлечет внимание специалистов и побудит их к более глубоким исследованиям, наша задача окажется выполненной.

* * *

В заключение, автору хотелось бы поделиться с читателем собственными впечатлениями от этого проведенного им ad hoc исследования — как человека, не являющегося специалистом в области обществоведения. Главным для него (автора) является вывод о том, что политико-экономическая система капитализма, наиболее масштабным и полным воплощением которой являются современные США, в сущности не изменилась, и к ней по-прежнему применимо развернутое определение, данное в "Коммунистическом манифесте" 150 лет тому назад. Сохранились и все фундаментальные противоречия капитализма, несмотря на длительные попытки его идеологов переименовать капиталистическое общество во что-то якобы новое, на что не распространяется действие теории исторического материализма. Классический кризис перепроизводства с последующим возникновением революционной ситуации продолжает оставаться постоянным кошмаром для финансово-промыш­ленных олигархий, готовых решительно на все, ради самосохранения. В.И.Ленин очередной раз оказался прав, назвав когда-то войны закономерным продуктом капитализма.

История Человечества многим обязана капитализму. Некогда передовой, этот жестокий общественный строй сформировал облик современного мира, со всеми его как привлекательными, так и отталкивающими чертами. Этот измененный мир вступает сейчас в полосу новых, немыслимых ранее конфликтов, часть из которых коренится в нарастающей перегрузке уже самой планетарной среды обитания людей. Исторический потенциал капитализма приближается к естественному исчерпанию, а сам он, диалектически, превращается в угрозу для существования земной цивилизации. Но он еще очень силен и обладает огромным адаптационным потенциалом, явно недооцененным даже проницательнейшим В.И.Лениным: уж слишком он презирал крупную буржуазию. Один из способов приспособления американского капитализма к современным условиям его существования и рассмотрен в этой статье, которую уместно завершить бессмертным предупреждением: "люди, будьте бдительны!"

* * *

Автор приносит свою благодарность А. В. Бузгалину и В. П. Любину за полезные замечания, и последнему — особо — за неоценимое содействие в получении интересовавшей его литературы.

Дополнение к корректуре: Тогда, когда замысливалась и готовилась эта статья, угроза экономического кризиса в США лишь смутно маячила на горизонте. К осени 2001 года она, однако, сделалась уже вполне очевидной и постепенно выходящей из-под контроля.

Трагические эксцессы в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 г. буквально втолкнули политически слабую и нерешительную администрацию президента Дж. Буша в милитаристскую авантюру неопределенных длительности и размаха. Представляется более чем вероятным, что планирование и организация столь сложной, системной террористической акции потребовали кругозора и интеллекта, далеко выходящих за пределы возможностей дюжины непосредственно осуществивших ее фанатиков-самоубийц. Здесь прозреваются гораздо более мощные и масштабные силы, под стать тем, что некогда "так удачно" устранили злополучного президента Д.Кеннеди.

Рискнем предположить, что через непродолжительное время американская экономика, взбодренная военными расходами, выйдет из рецессии, и рост ВВП США благополучно возобновится еще на несколько лет.

Достойно внимания пропагандистское прикрытие нынешней военно-политической истерии. Многочисленные политики, обозреватели и комментаторы с пылом рассуждают о чем угодно — от предполагаемых фрейдистских комплексов таинственного и всемогущего бин-Ладена, и до "конфликта цивилизаций" по Хантингтону. Молчат они только об одном — о том, что в реальности питает и будет питать мировой терроризм: о существовании огромного мира нищих и темных, обездоленных и унижаемых людей, веками беззастенчиво обираемого и дезорганизуемого миром "золотого миллиарда". Право же, даже любопытно, на какие мозги рассчитаны, скажем, велеречивые рассуждения о способе разрешать подобные конфликты, сбрасывая, вперемежку с авиабомбами, свертки с "гуманитарной помощью"?

Литература

1. Science and Engineering Indicators 2000, v. 2, Appendix Tables. Washington, D.C.: National Science Foundation, 2000.

2. Sternberg F. Capitalism and Socialism on Trial. London: Victor Gollancz Ltd., 1951, 603 pp.

3. Meyer L.H. and Raines F.Q. Defense Spending and Economic Growths: Spillovers vs. Crowding Out. In: Defense Spending and Economic Growth; ed. Payne J.E. and Sahu A.P. Boulder–San Francisco–Oxford: Westview Press, 1993, p. 85–114.

4. Орлов А.С. Тайная битва сверхдержав. Москва: "Вече", 2000, 477 с.

5. Всемирная история. Даты и события. Москва: Изд. "Международные отношения", 1968, 319 с.

6. Kaplan F. The Wizards of Armageddon. Stanford: Stanford University Press, 1991, 438 pp.

7. Melman S. The Permanent War Economy: American Capitalism in Decline.

8. Hoyt E.P. America's Wars and Military Excursions. N.Y.etc.: McGraw-Hill Book Co, 1987, 539 pp.