Черняков, Сергей

Н. К. КРУПСКАЯ И КОНФЛИКТЫ В ПОЛИТБЮРО В 1922-1923 ГОДАХ

Сергей Черняков – к. и. н.

Рассуждая о взаимоотношениях Ленина и Сталина в 1922-1923 г.г., известный философ и публицист Р.И.Косолапов пытается опровергнуть утвердившееся в исторической литературе после XX съезда КПСС мнение о том, что отношения вождя партии и генсека были, мягко говоря, натянутыми. Причем роль своего рода “троянского коня” отводится здесь Н.К. Крупской.

За основу публицистом взят конфликт Сталина с Лениным и Крупской из-за того, что последняя 21 декабря 1922 г. записала диктовку Владимира Ильича Троцкому. Косолапов ссылается на решение Пленума ЦК от 18 декабря 1922 г.: “На т.Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки”(1). Отсюда делается заключение: “Легко представить себе возмущение Сталина, когда он узнал, что вопреки предписанному режиму Крупская спустя несколько дней приняла от Ленина диктовку, - письмо Л.Д. Троцкому 21.12.22, - потребовавшую огромного напряжения психики, физических и интеллектуальных усилий… Драматург М.Ф. Шатров … приписал Сталину площадную брань, но все выглядело, вероятно, проще. Крупская крепко обиделась, когда Сталин напомнил ей о существовании ЦКК, которая призвана пресекать нарушения решений ЦК”(2).

Однако Косолапов опускает и искажает ряд важных моментов. Вот что сообщала по этому поводу 23 декабря 1922 г. Крупская Л.Б.Каменеву: “Лев Борисыч, по поводу коротенького письма, написанного мной под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину <…> О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т.к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию (Г.Е.Зиновьеву – С.Ч.), как более близким товарищам В.И., и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении Контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку <…>”(3)

Итак, не Шатров, Хрущев или кто-либо еще “приписали” Сталину брань, а Сталин действительно, помимо угрозы со стороны ЦКК, грубо оскорбил Крупскую. В первую очередь, это обстоятельство (а не угроза относительно ЦКК) так ее взволновало и возбудило, что она не сдержалась и рассказала об этом эпизоде Каменеву и Зиновьеву. Судя по крайне нервной реакции Крупской,(4) слова, сказанные в ее адрес Сталиным, были “еще те”. М.И. Ульянова тоже упоминала о “довольно резкой форме” отчитывания генсеком Надежды Константиновны.(5)

Исходя из записок Ленина Сталину от 5 марта и Сталина Ленину от 7 марта 1923 г., а также воспоминаний М.И. Ульяновой, можно заключить, что в период между 23 декабря 1922 г. и 5 марта 1923 г. у Крупской со Сталиным состоялся разговор.(6) В литературе существуют разные точки зрения на предмет того, извинился ли Сталин перед Крупской до ленинского требования об этом.(7) Судя по тому, что инцидент был забыт до марта, а потом “всплыл” случайно, скорей всего – да. Конечно, извинение не было официальным: Сталин произнес что-то формальное в виде оговорки (мол, “недоразумение вышло”). Но сам факт такого разговора подтверждает “ненормативные” тон и лексику сталинской “проработки” Крупской. В самом деле, крайне жесткий и самолюбивый Сталин не стал бы даже изображать извинение, если бы он только упрекнул Крупскую в нарушении решения ЦК. В подобном случае речь бы действительно шла о простом недоразумении.

Однако даже о таком положении дел говорить не приходится. В цитированном выше письме Каменеву Крупская пишет о диктовке Владимира Ильича Троцкому, произведенной “с разрешения врачей” (курсив мой. – С.Ч.) Может быть, в данном эпизоде Крупская пристрастна. Оставим в стороне моральный аспект проблемы. (Могла ли Надежда Константиновна сознательно причинять вред Ленину, для которой, в отличие от отношения к Владимиру Ильичу ближайших товарищей по партии, он - прежде всего родной, близкий человек, а уже затем соратник). Обратимся к фактам. Профессор Ферстер – немецкий врач-невропатолог, которому Ленин верил больше других,(8) замечал: “Если бы Ленина … заставили … оставаться в бездеятельном состоянии, его лишили бы последней радости, которую он получил в своей жизни. Дальнейшим полным устранением от всякой деятельности нельзя было бы задержать ход его болезни …Работа для него была жизнью, бездеятельность означала смерть”.(9) (Курсив мой. – С.Ч.) В ночь с 22 на 23 декабря 1922 г. в состоянии здоровья Ленина наступило дальнейшее ухудшение: парализованы правая рука и правая нога. Тем не менее даже после этого по требованию больного после совещания Сталина, Каменева и Бухарина с врачами Владимиру Ильичу было разрешено делать ежедневные небольшие диктовки.(10)

В день “выяснения отношений” с Крупской Сталин не знал о разрешении врачей на диктовку,(11) но в самом разговоре (логичней всего – в начале) Крупская, парируя реплики Сталина о нарушении режима, об этом сообщила. Тем не менее Сталин тон не изменил. Более того, по мнению исследователя болезни, смерти и бальзамирования Ленина Ю.М. Лопухина, “не исключено, что в ответ на то, что она (Крупская – С.Ч.) имела разрешение от врачей и она как жена Владимира Ильича лучше знает, что ему можно говорить и что нельзя, Сталин грубо оборвал ее: “Мы еще посмотрим, какая вы жена Ленина”, - намекая на старую дружбу Ленина с И.Ф. Арманд”.(12)

Р.И.Косолапов, сомневаясь в достоверности приписываемой Сталину фразы, не исключает, однако, возможности ее произнесения. “Но сказать женщине, что она небезупречная жена своего мужа, вовсе еще не означает намекать на дружбу с кем бы то ни было”.(13) “Небезупречная жена своего мужа”… Если по поводу “связи” Ленина с Инессой Арманд на страницах печати было поведано немало досужих баек, то спекуляций относительно репутации Крупской как жены не найти даже в антикоммунистической публицистике. Приоритет здесь принадлежит, увы, Ричарду Ивановичу. Быть может, он располагает какими-то секретными материалами о супружеских грехах Надежды Константиновны (только так можно интерпретировать словосочетание “небезупречная жена”)? Однако Косолапов о них скромно умалчивает…

На всю эту историю можно посмотреть как на простое проявление срыва у Сталина, несложившиеся отношения с Крупской, если отвлечься от политической обстановки тех месяцев. Еще после первого удара, поразившего Ленина в мае 1922 г., сложился “триумвират” в лице Зиновьева, Каменева и Сталина с целью недопущения Троцкого к руководству партией в случае окончательного отхода Ленина от дел.(14) Фактически с этого момента начинается борьба среди членов Политбюро за политическое лидерство. Этот фактор необходимо учитывать при анализе всех последующих событий.

Вопреки воли Ленина, на октябрьском (1922 г.) Пленуме при активном участии Зиновьева и Сталина принимается постановление, в сущности направленное на значительное ослабление государственной монополии внешней торговли. Ленин настойчиво боролся за его отмену,(15) найдя в этом вопросе полную поддержку Троцкого. Накануне декабрьского (1922 г.) Пленума Ленин неоднократно акцентирует внимание Троцкого на необходимости скорейшей отмены ошибочного решения.(16) Троцкий сумел добиться отмены предыдущей резолюции ЦК. Узнав об этом от Крупской, Ленин и передал через нее то самое письмо Троцкому,(17) ставшее причиной острого конфликта Крупской со Сталиным.

Надо полагать (учитывая отношение Ленина к сталинскому плану “автономизации”, а теперь и к взглядам генсека по вопросу о монополии внешней торговли), что у болезненного отношения Сталина к ленинской диктовке Троцкому от 21 декабря 1922 г. была политическая подоплека. Начиная со второй половины 1922 г. по всем серьезным вопросам Троцкий солидаризировался с Лениным. И, как верно замечает Косолапов, “обращение Ленина – фактически против Сталина и большинства ЦК – к Троцкому являлось серьезным политическим поражением Сталина”.(18) Поэтому вполне естественно в этой ситуации с учетом того, что данный вопрос имел не только идейно-практическое значение, но и был очередным ходом в политической комбинации,(19) у Сталина, помимо партийного долга, имелись личные мотивы не допустить контактов Ленина с кем бы то ни было (тем более – с Троцким!)…

Помимо обвинения Крупской за конфликт со Сталиным, Косолапов укоряет ее в том, что она (не исключено, с подачи Троцкого) втянула в него больного Ленина. В действительности же Крупская не “втягивала” больного Ленина в межличностные дрязги. Не делала этого по двум причинам. Во-первых, понимала, чем это может Владимиру Ильичу грозить. Поэтому с просьбой защитить ее от грубых нападок Сталина Крупская обратилась не к Ленину, а Каменеву и Зиновьеву. Во-вторых, для этого у нее не было никаких оснований. Вопреки абсолютно бездоказательным утверждениям Косолапова о том, что Надежда Константиновна принимала участие в “сутолоке” у постели больного вождя (20), она (в отличие от Троцкого, Сталина. Зиновьева и др.) никогда не имела корыстных политических амбиций, не занималась сведением личных счетов. Втянуть Крупскую во всевозможного рода интриги было попросту невозможно. А ее участие в середине 1920-х годов в левой оппозиции объясняется исключительно идейным несогласием с политикой, проводимой сталинско-бухаринским большинством ЦК.

О содержании разговора между Крупской и Сталиным Ленин узнал совершенно случайно лишь 5 марта 1923 г. (Узнай он об этом сразу – моментальной была бы и реакция.) Во время телефонного звонка Сталина Крупская проговорилась мужу: “Мы с ним помирились”(21). Иного подтекста в действиях Крупской не было и не могло быть. Если она не сообщила о конфликте тотчас, какой смысл было говорить о том по прошествии более чем двух месяцев по-прежнему больному Ленину? Более того, Надежда Константиновна, согласно ленинской записке Сталину от 5 марта, “выразила согласие забыть сказанное”. Значит, даже проговорившись, она постаралась максимально смягчить впечатление от случившегося. Крупская отговаривала М.Володичеву, принявшую от Ленина диктовку Сталину, относить ее адресату. (Опять же подтверждение тому, что она не хотела накалять страсти.) Только на следующий день Володичевой удалось убедить Крупскую: письмо Сталину следует отдать, ибо Ленин ждет ответа, а отсутствие такового не пойдет на пользу его самочувствию(22).

Что касается самой записки, то не следует изображать Ленина человеком, распростившимся по болезни с рассудком. Всем известно содержание его диктовки Сталину: “Уважаемый т.Сталин! Вы имели грубость позвать к телефону мою жену и обругать ее. Хотя она Вам и выразила желание забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал через нее же известен Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин”(23). При явно выраженном возмущении Ленин остается подчеркнуто корректным.

А вот ответное послание Сталина: “Т.Ленин! Недель пять назад я имел беседу с т.Н. Константиновной, которую я считаю не только Вашей женой, но и моим старым партийным товарищем, и сказал ей (по телефону) примерно следующее: “Врачи запретили давать Ильичу политинформацию, считая такой режим важнейшим средством вылечить его, между тем, Вы, Надежда Константиновна, оказывается, нарушаете этот режим; нельзя играть жизнью Ильича” и пр. Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое или непозволительное, предпринятое “против” Вас, ибо никаких других целей, кроме цели быстрейшего Вашего выздоровления, я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился. Мои объяснения с Н.Кон. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразумений, не было тут, да и не могло быть. Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения “отношений” я должен “взять назад” сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя “вина” и чего, собственно, от меня хотят. И. Сталин” (24).

Р.И.Косолапов комментирует сталинский ответ так: “Принципиально Сталин не мог “взять сказанное назад” относительно ЦКК и принять правило: “сделанное против жены я считаю и сделанным и против меня”, - это было совершенно не похоже на Ленина, сам Ленин воспитывал его иначе. Поэтому Сталин, выполнив требование формально извиниться, не скрыл и того, что вместе с тем отказывается понять, в чем тут дело, где моя “вина” и чего, собственно, от меня хотят” (25). В данном случае Ричард Иванович прав в том, что Сталин извинился лишь формально. Точнее, написал, что он может (значит, только в будущем) взять назад сказанное Надежде Константиновне. В остальном – нестыковка с реальностью.

Даже узнав от Крупской о разрешении врачей на диктовку, Сталин мог с этим не согласиться, ибо формально он оставался прав: для партийного функционера мнение врачей не отменяло постановления ЦК. Но то обстоятельство, в какой форме был выражен протест, и определяет существо этого вопроса. Ленин не просил Сталина “взять назад” относительно ЦКК; он требовал извиниться за грубость и ругань, то есть за оскорбления, нанесенные Крупской. И эти две совершенно разные вещи не нужно в который раз искусственно соединять. Сталинское же “непонимание”, чего от него хотят, проистекает из лицемерия. В записке Ленину он столь “невинно” (опустив всю брань) передал свой разговор с Крупской, что, и правда, становится непонятным ленинское негодование.

В своем требовании к Сталину Ленин ничуть не смешивал личное и деловое, общественное. Вернее, не пытался выдать первое за второе. (После смерти Владимира Ильича такая подмена стала основой и нормой взаимоотношений в высшей партийной среде.) Если бы он опустился до сведения счетов, то он мог экстраполировать характер данного поступка на сталинский стиль отношений с товарищами в целом, придать этому политическую оценку, существенно дополнить “Письмо к съезду” и т. п. Ничего подобного не произошло. В записке Сталину Ленин выступает исключительно как муж, защитник достоинства своей жены. Именно в таком ключе нужно понимать его фразу “сделанное против жены я считаю сделанным и против меня”. Другое дело, Ленин не приучил нас (и своих соратников тоже) к такому восприятию своей личности. Тем не менее данный эпизод – еще один штрих к его многогранному портрету.

“То, что Ленин так и не был с ним (сталинским ответом – С.Ч.) ознакомлен, лежит всецело на совести Крупской и ее советчиков” (26), - безапелляционно заявляет Косолапов. Но опять-таки все было иначе. Продиктовав записку Сталину 5 марта 1923 г., Ленин, лишь перечитав ее на следующий день (что говорит об обдуманности намерения), попросил Володичеву передать послание лично Сталину (27). Сразу после этого, 6 марта, наступило резкое ухудшение состояния здоровья Ленина. У него случился двухчасовой приступ, выразившийся в полной потере речи и параличе правых конечностей. 10 марта приступ повторился и привел к полной парализации речи и правых конечностей (28). Как уже отмечалось, Крупская, стремясь нейтрализовать инцидент, затянула передачу письма Сталину на день. Таким образом, Сталин увидел ленинскую записку 7 марта и тотчас написал ответ. Но все эти частности мало что меняют. Получи Ленин сталинский ответ даже шестого числа, он все равно уже не смог бы его прочитать.

Конечно, близкие могли сами (пусть не 7 – 10 марта, а несколько позже) передать Владимиру Ильичу содержание сталинской записки. Однако не сделали этого, вероятнее всего, по соображениям гуманности. Если бы сталинский ответ действительно мог успокоить Ленина, то, наверно, его донесли бы до адресата. Все дело в том, что записка генсека, и по форме, и по содержанию выдержанная в духе обиды и глухого раздражения, ничего, кроме новых (возможно, еще более трагических) неприятностей, здоровью Ленина добавить не могла. Ознакомление Ленина со сталинским “извинением” могло привести только к усилению его отрицательного отношения к личности генсека. Свидетельств о том, что сам Ленин когда-либо после 6 марта 1923 г. вспоминал про существование ответа от Сталина, нет. Не исключены два варианта. Либо Ленину сообщили (не зачитывая содержания) об извинении Сталина, либо Ленин, в силу болезни, больше не затрагивал данного эпизода; а напоминать о нем тяжело больному человеку было бы просто неумно…

Отдельное внимание в когорте “прегрешений” Н.К.Крупской отведено ее выступлению на XIV съезде партии. По этому поводу Косолапов пишет: “…Не избегла Надежда Константиновна и “синдрома непогрешимости”. На XIV съезде ВКП(б) (18-31.12.25.) она примкнула к Ленинградской оппозиции (Г.Е.Зиновьев и др.), но, попытавшись неосторожно учить делегатов правильному пониманию нэпа, натолкнулась на неожиданно мощный отпор” (29). И далее публицист цитирует М.Ульянову, которая в своем выступлении на съезде заявила, что у родственников Ленина не существует и не должно существовать монополии на лучшее понимание ленинизма. Ограничиваясь общими, витиеватыми фразами, Косолапов не раскрывает существа вопроса. Что конкретно в выступлении Крупской на съезде можно рассматривать как проявление безапелляционности, как стремление “монополизировать ленинизм”? Жаль, что Ричард Иванович в своих многочисленных статьях, посвященных Сталину, крайне скупо обращается к источникам по истории внутрипартийной борьбы 1920-х годов, в данном контексте – истории противостояния на XIV съезде ВКП(б) и вокруг него.

Нет смысла опровергать утверждение о попытках Крупской “взять монополию на ленинизм”. Данная версия, восходящая к лидерам сталинско-бухаринского большинства ЦК партии середины 1920-х годов, давно уже убедительно опровергнута в исторической литературе (30). Наоборот, рефреном через все выступления Крупской в те годы проходила прямо противоположная мысль. Для нащупывания правильной партийной линии необходимо понимать и принимать различные точки зрения, а не заниматься бесполезным цитатничеством, “покрывать те или иные наши взгляды кличкой ленинизма” (31).

Может быть, претензии Косолапова касаются критики Крупской бухаринского понимания НЭПа? Как известно, Н.И.Бухарин толковал НЭП достаточно расширительно, придавая немалую роль его капиталистическим составляющим. Крупская аргументировано объяснила делегатам съезда ошибочность “привязывания” подобной точки зрения к ленинской (32). Естественно, что проблема интерпретации НЭПа на каждой из его стадий неоднозначна. Здесь существуют разные точки зрения. Но интересно, что сам Косолапов придерживается в этом вопросе мнения … Крупской!

В статье, написанной еще двенадцать лет тому назад, он убедительно показал, что нет никаких оснований отождествлять ленинский план социалистической реконструкции с бухаринским и рассматривать “бухаринизм” в качестве серьезной альтернативы сталинизму (33). “…Бухаринское толкование генеральной линии хозяйственной политики партии в последующий период (после смерти Ленина – С.Ч.) все более отклонялось от ленинского. Главная установка Н.И.Бухарина на переход к социализму “черепашьими шагами”, через процесс обращения, а не непосредственно через процесс производства, не только противопоставляла друг другу две важнейшие сферы экономики … но и деформировала ленинский замысел” (34). Уже в наши дни, в работе, посвященной 130-летию Ленина, Р.И.Косолапов расставляет все точки над “i”: “смешанную экономику он (Ленин – С.Ч.) считал атрибутом переходного периода, но не социализма как такового. Не случайно Н.К.Крупская уже после кончины Ильича вела борьбу против бухаринской идеализации нэповской действительности, против отождествления ее с социалистическим строем” (35). И в качестве иллюстрации автор цитирует выступление Крупской … на XIV съезде партии.

Увы, симпатия к своему кумиру бывает подчас настолько сильной, что она попирает не только факты, но и собственные исторические воззрения.

Примечание

1. Известия ЦК КПСС. 1989. №12. С.191.

2. Досье “Гласности”. №3, 2000.

3. Известия ЦК КПСС. 1989, №12. С.192.

4. По свидетельству М.И.Ульяновой, после разговора со Сталиным Крупская "была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр.” (Там же. С.198.)

5. Там же.

6. Ленин В.И. ПСС. Т.54. С.С.329-330; Известия ЦК КПСС. 1989, №12. С.193,198.

7. Известия ЦК КПСС. 1989, №12. С.С.198,199; Куманев В.А., Куликова И.С. Противостояние: Крупская – Сталин. М.,1994. С.С.27-28,32-33.

8. Правда-5. 1996. 8-17мая.

9. Известия ЦК КПСС. 1991. №5. С.184.

10. Ленин В.И. ПСС. Т.45. С.710.

11. В записке Каменеву от 22 декабря 1922 г. Сталин задается вопросом, “как мог Старик (Ленин – С.Ч.) организовать переписку с Троцким при абсолютном запрещении Ферстера”. (Известия ЦК КПСС. 1989, №12. С.192.)

12. Правда-5. 1996. 8-17мая.

13. Досье “Гласности”. №3, 2000.

14. Политическое образование. 1989, №11. С.66.

15. Ленин В.И. ПСС. Т.45. С.С.220-223,561-563,333-339,588-589.

16. Там же. Т.54. С.С.323-326.

17. Куманев В.А., Куликова И.С. Ук. соч. С.С.14-15.

18. Досье “Гласности”. №3. 2000.

19. Р.И.Косолапов признает, что поведение Сталина относительно монополии внешней торговли было мотивировано “временным маневрированием, стремлением, теряя Ленина, как-то привязать к себе Зиновьева и Каменева, создавая антитроцкистский блок”. (Там же.)

20. Правда. 1999. 24-27декабря.

21. Куманев В.А., Куликова И.С. Ук. соч. С.С.23-24,26,32-33. По версии авторов, Ленин узнал о конфликте вообще не от Крупской, а от Зиновьева или Каменева, что не исключено, но маловероятно. Измученная, отрешенная от интриг Крупская могла проговориться, а вот политиканствовавшие Зиновьев и Каменев – вряд ли. Нужно помнить: в то время они являлись ближайшими партнерами генсека по борьбе с Троцким.

22. Куманев В.А., Куликова И.С. Ук. соч. С.С.27-28.

23. Ленин В.И. ПСС. Т.54. С.329-330.

24. Известия ЦК КПСС. 1989. №12. С.193.

25. Досье “Гласности”. №3. 2000.

26 Там же.

27. Куманев В.А., Куликова И.С. Ук. соч. С.27.

28 Правда-5. 1996. 8-17мая.

29. Досье “Гласности”. №3. 2000.

30. Вопросы истории КПСС. 1990. №10. С.С.48-49,55-57; Роговин В.З. Была ли альтернатива? “Троцкизм”: взгляд через годы. М.,1992. С.С.225-226,231-232,234-235.

31. XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 18-31 декабря 1925г. Стеногр. отчет. М.-Л.,1926. С.158-159,166.

32. Вопросы истории КПСС. 1990. №10. С.С.49-53; Роговин В.З. Ук. соч., С.С.212-213,226-227.

33. Политическое образование. 1989. №17. С.38-47.

34. Там же. С.47.

35. Гласность. 2000. 22 апреля.