Рубеж конца 80-х – начала 90-х гг. ХХ в. ознаменовался крахом “реального социализма” в Европе и в части азиатского континента. В глазах миллионов людей это одновременно означало гибель наследства Октябрьской революции в России. К причинам катастрофы с основанием причисляют банкротство основанной, в большой мере под давлением мирового капитализма, Иосифом Сталиным, а затем перенесенной им и на другие страны экстремистски-авторитарной, антидемократической, а потому оказавшейся в конце концов и неэффективной системы. Но в круг факторов, обусловивших финальный коллапс советской модели, необходимо, с нашей точки зрения, включить и догматизированную сталинскую идеологию, которая была навязана коммунистическому движению и многим странам мира в форме “марксизма-ленинизма”. Эта идеология послужила инструментом развертывания и одновременно оправдания и маскировки для партийной бюрократии и ее номенклатуры, диктатура которых с ее помощью выдавалась за диктатуру пролетариата и народовластие. Не в последнюю очередь средствами грубого упрощенчества и фальсификаций “марксизм-ленинизм” представил мнимочеткую картину прошлого, настоящего и будущего, детали каковой могли меняться в зависимости от актуальных потребностей.

Поборники гегемонии капитала, вновь одержавшего теперь верх почти на всей планете, сделали из совершившейся дискриминации сталинской метафизики тот устраивающий их вывод, что тем самым умер и марксизм. Между тем метод исторического материализма вновь являет миру доказательства того, что именно эта теория лучшие всех прочих способна оплодотворить научные исследования человеческой истории, включая как ушедший в прошлое “реальный социализм”, так и ныне существующий капитализм со всей совокупностью обслуживающих его движущих сил и механизмов. Но для того чтобы потенциал творческого марксизма мог более оптимально использоваться в общественно-политической практике, это учение должно быть предварительно очищено от искажений, которые оказались привнесенными в него социал-демократической, буржуазной и прежде всего сталинистской идеологиями. Надлежит надежно установить, какие из его принципов и положений и в наше время верны, какие ошибочны, какие перестали отвечать изменившимся реалиям. Кроме того, задача заключается в том, чтобы обогатить марксизм новыми, доселе не учитывавшимися марксистами или учитывавшимися ими лишь в недостаточной мере научными выводами и открытиями. Это значит, что подход к марксизму в современных условиях обязательно должен быть разносторонне критическим.

Обращение к критическому марксизму ни в коем случае не означает, что вместе с водой из ванны следует выкинуть и ребенка. Сегодня такое радикальное лекарство настойчиво рекомендуют власть имущие, и, что хуже, его склонны послушно принимать некоторые из тех, над кем эта власть довлеет. Между тем лечение этим средством лишено разумного резона, а с точки зрения политического прогресса оно определенно контрпродуктивно. Марксизм, безусловно, может и должен применяться всюду, где он доказал либо доказывает свою верность. Таково, например, сформулированное Ф. Энгельсом положение о том, что “действительный мир – природу и историю – надо воспринимать такими, какими они являют себя любому, воспринимающему их без предвзятых идеологических вывертов” (2).

Точно так же дело обстоит с открытым Марксом законом развития человеческой истории, согласно которому “производство непосредственных материальных продуктов и тем самым соответствующая ступень в развитии народа или хронологического периода образуют основу, из которой вырастают государственные институты, правовые воззрения, искусство и даже религиозные представления” (3). Вместе с тем в реальной жизни представители разных классов и социальных слоев далеко не всегда руководствуются только им присущими интересами. Угнетенные могут длительное время пребывать под массивным давлением идеологии своих угнетателей и руководствоваться ею, а не своими интересами и потребностями. А кроме того, не следует забывать, что в истории и в политике очень часто важную роль узурпирует себе случай. Потому-то одинаково ложными оказываются и типичный для социал-демократов старой школы взгляд Карла Каутского на неудержимо приближающееся к нам государство будущего, и родственное этому убеждение Сталина, согласно которому в качестве одной из основных черт диалектики существует только развитие “от низшего к высшему” (4). Сам Сталин и его ближайшие сподвижники немало потрудились над превращением этого тезиса в его противоположность. На базе и посредством использования характерных для тогдашней России варварских условий существования Сталин и его клика ухитрились проложить путь от возникших было начатков пролетарской демократии и социализма к новому крепостному праву, рабским отношениям и азиатской деспотии.

Полностью сохраняет свое значение открытие Марксом рабочей силы как особого товара, который создает прибавочную стоимость. То же относится и к другим исследованным им закономерностям движения капитала, в том числе к закону стоимости, закону концентрации и централизации капитала и др. В полной мере, и притом с огромной разрушительной силой, действует в современных условиях также открытая Марксом тенденция к нарастающей замене живого труда мертвым капиталом и к превращению таким образом человеческого труда в “лишний” труд. В то же время в социальном и экономическом отношении капитализм опустошает те самые огромные поля, возделывание которых императивно необходимо для воспроизводства человека и природы, но способно приносить лишь скромную прибыль. В обществе , где царит и господствует капитал, эта задача либо взваливается на слабые плечи семьи, благотворительных организаций и отдельных граждан, либо вовсе остается нерешенной.

В целом оказалась Cum grano salis верной и ленинская теория империализма, раскрывшая принципиальное содержание политических и социальных перемен, исходя из анализа хозяйственных трансформаций, совершившихся на рубеже конца ХIХ в. – начала ХХ в. В.И. Ленин оценил перерастание капитализма свободной конкуренции в монополистический капитализм как старт новой стадии развития. Но он рассматривал эту фазу как ступень, непосредственно ведущую к социализму. Тем самым Ленин выдвинул тезис, который в огрубленном Сталиным и Коминтерном виде повлек за собой тяжкие последствия. Но если представление о “непосредственном крахе капитализма” было неверным, то никак не менее вводящей в заблуждение оказалась неолиберальная легенда о неограниченных возможностях, которыми якобы обладают капиталистические экономика и общество, способные теперь благодаря этому даже “покончить с историей”. Между тем загнивание капитализма как строя, запрогнозированное Лениным, в наши дни обнаружило себя во всей красе, огорошив мир такими разрушительными результатами, которые еще недавно самой западной общественности не могли присниться даже в страшном сне. Для нынешнего загнивания капитализма характерны самые зловещие симптомы социального и нравственного распада: непрерывная череда надругательств над правом, национальным и международным, разгулы насилий и убийств, шабаши коррупции, гигантские масштабы расточительства и уничтожения материальных и духовных ценностей, миллионы умирающих от голода, дичайшие взрывы иррационализма, фанатизма и экстремизма, равно как и возрождение в глобальных масштабах старых и появление новых болезней, пандемий и эпидемий.

Что касается природной среды, то, как подтверждают факты, при капитализме она подвергается никак не менее жестоким испытаниям, чем в условиях “реального социализма”. В наши дни происходит ее быстрое и повсеместное, общепланетарное разрушение. Высказывания Маркса по проблематике природной среды, в свое время не обратившие на себя особого внимания, в наши дни нуждаются в определенных уточнениях. Их основной смысл сводился к тому, что природа служит лишь объектом приложения человеческой воли и целеустремленности и что она превращается в исчезающий момент в процессе реализации капитала. Сюда же относится и некритическое марксово представление о технике, будто бы постоянно и победоносно прогрессирующее, причем, за исключением вооружений, это никому не способно нанести ущерба. Ф. Энгельс в известном плане шел дальше. Он предостерегал от слишком большого самообольщения по поводу “наших человеческих побед над природой”, ибо, как писал он, “за каждую такую победу над собой природа затем берет реванш”.

Ф. Энгельс ссылался при этом на расширение зон пустынь и засоления почв вследствие вырубки лесов. К человечеству им обращался призыв “помнить, что мы ни в коем случае не властители над природой, подобно завоевателю, властвующему над чужим народом, напротив, мы сами принадлежим к природе нашим мясом, кровью и мозгом” (5).

Высказывания Энгельса удивительно перекликаются с тем, что мы знаем о сталинских планах “преобразований природы”, о всех прочих аналогичных деяниях, совершенных в СССР, Китае, других странах, в том числе и в промышленно развитых, как и в недостаточно индустриально развитых, обо всех последствиях, которые явились результатом грубейших ошибок и прегрешений по части экологии. Задача критических марксистов в этом вопросе должна заключаться в том, чтобы совместно со специалистами естественных наук выработать верный курс в обращении с природой и последовательно добиваться воплощения этого курса в жизнь.

В серьезном пересмотре нуждается так называемая формационная теория, носившая своего рода сакральный характер как для социал-демократического, так и для коммунистического движения. Согласно этой теории за первобытным обществом с необходимостью следует рабовладение, за ним – феодализм, за феодализмом – капитализм и, наконец, социализм и коммунизм. За исключением последних двух, в Европе все так и происходило, но дело обстояло иначе в значительно больших по размерам регионах Земли с гораздо более многочисленным населением. Здесь веками господствовали также упомянутые Марксом различные формы азиатской деспотии, общественные модели с иерархическим автократическим руководством, без частной собственности на средства производства и без четко выраженных общественных классов. С другой стороны, история, и особенно история ХХ в., свидетельствует о том, что возможны и действительно имеют место попятные движения, иной раз возвраты в прямое варварство. Догма о линейном развитии “от низшего к высшему” оказалась несостоятельной. Вместе с тем уже в Коммунистическом манифесте указывалось, что угнетатели и угнетенные всегда вели между собой “борьбу, которая каждый раз кончалась революционным преобразованием всего общества либо общей гибелью борющихся классов” (6). Сегодняшнее положение не позволяет сомневаться в полной возможности “общей гибели”, а именно в том случае, если не удастся обуздать капиталистическую стихию.

Необходимо подвергнуть критическому рассмотрению убежденность Маркса, Энгельса и их наследников в том, что пролетариат представляет собой такую общественную силу, которая свергнет капитализм и обеспечит торжество социалистических производственных и общественных отношений. Подобной же проверке должен подлежать и связанный с этой концепцией взгляд, согласно которому указанный процесс неотвратим и, следовательно, будет прогрессировать более или менее автоматически. Характерно для указанного образа мыслей то место в Коммунистическом манифесте, где говорится, что посредством трудовых ассоциаций “будет вырвана из-под буржуазии та почва, на которой она производит и потребляет продукты. Она производит прежде всего своих могильщиков. Ее гибель, как и победа пролетариата, одинаково неизбежны” (7).

“Победа пролетариата” и из нее выводившееся “неизбежное” движение к социализму в своей совокупности получили обозначение “исторической миссии рабочего класса”. Каждый из нас в свое время присягал на верность этой максиме. Ретроспективно мы должны признать, что “миссия” не состоялась. Почему это произошло? Во-первых, число борцов за социалистические идеалы оказалось недостаточно велико. К тому же в капиталистической части мира они были задавлены экзекуторами буржуазии, а в СССР – никак не менее свирепо – сталинской контрреволюцией. В ходе гражданской войны в Испании в 30-х гг., а затем в странах народной демократии после 1948 г. трагическая история повторилась. Во-вторых, бюрократия, утвердившая свое господство в странах “реального социализма”, заблокировала все подступы к подлинной диктатуре пролетариата, т.е. к демократии производителей. Она попросту растоптала эти ростки. В-третьих, современные рабочие качественно отличаются от своих предшественников 1848 или даже 1918 г. Они уже не представляют собой тот класс, который под дисциплинирующим прессом фабрики становился все более гомогенным. При резком сокращении общего количества промышленных рабочих рабочий класс оказался расколотым на группы с весьма различными, зачастую противоположными интересами и мировоззрениями. Исчезла былая специфическая среда, столь сильно способствовавшая классовому сплочению. В гораздо большей степени, чем ранее, трудящееся население подвержено ныне чуждому идейному влиянию буржуазных медий и информационных манипуляторов. Критические марксисты поступят правильно, если самым тщательным образом учтут все эти происшедшие глубинные перемены. Только в таком случае они смогут с перспективой на успех развернуть борьбу за расчистку завалов и преодоление препятствий, преградивших путь дальнейшему историческому прогрессу.

Диктатура пролетариата и социалистическая демократия

Согласно Марксу категорический императив для коммунистов состоит в том, чтобы “ликвидировать любые отношения, в которых человек выступает как униженное, закрепощенное, отчужденное и презираемое существо” (8). Необходимая для совершения этого революция должна быть выступлением огромного большинства против эксплуататорского меньшинства, а в качестве промежуточного этапа – формирование самоопределяющейся структуры по образцу Парижской коммуны. Революция должна произойти на той стадии развития, когда “вследствие колоссально возросших производительных сил исчезнет последний предлог для деления людей на господствующих и находящихся под господством... по крайней мере в самых передовых странах” (9). Итак: никакого “социализма в одной отдельно взятой стране”, и уж во всяком случае не в такой отсталой, разоренной мировой и гражданской войнами, как постцарская Россия.

Опять-таки согласно Марксу у капиталистических “экспроприаторов” должны быть отобраны ключевые отрасли промышленности, крупные (но отнюдь не мелкие) предприятия. Они ни в коем случае не подлежат огосударствлению. Их необходимо подвергнуть обобществлению, с тем чтобы они могли поступить в действительное распоряжение производителей. В качестве подходящего государственного рычага для подобной трансформации К. Маркс и Ф. Энгельс, как и В.И. Ленин в своей работе “Государство и революция”, рассматривали не тот или иной бюрократический “Левиафан”, а исключительно контролируемую трудящимися массами институцию, задача которой должна заключаться не в дирижировании людьми, а в управлении вещами. При этом в возможно близком будущем такой институции предстояло отмереть. Тут налицо прямая противоположность и буржуазному государству, и опирающейся на бюрократизм автократии сталинского пошиба.

По квалификации Розы Люксембург, “историческая задача пролетариата... заключается в том, чтобы на место буржуазной демократии воздвигнуть демократию социалистическую”. Она подчеркивала, что “социалистическая демократия представляет собой не что иное, как... диктатуру пролетариата.” (10) Р. Люксембург отрицательно отнеслась к разгону большевиками Учредительного собрания. Она предостерегала, что “с подавлением политической жизни в стране неизбежно наступит и паралич Советов”. Свой прогноз она обосновала следующим тезисом: “Без всеобщих выборов, неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений в любой публичной организации неизбежно замирает жизнь. Она становится мнимой, кажущейся, в то время как роль активного элемента целиком монополизируется бюрократией. Общественная деятельность постепенно засыпает. Всем начинают править и верховодить несколько десятков партийных руководителей, обладающих большой энергией и безграничным идеализмом; в действительности и из них реально вершит дела только горстка главарей; элита рабочих время от времени приглашается на собрания, чтобы там награждать аплодисментами речи вождей и единогласно принимать заранее заготовленные резолюции. В основе тут – правление клик и, конечно, диктатура, но не диктатура пролетариата, а диктатура кучки политиков, т.е. диктатура в чисто буржуазном смысле этого слова” (11).

Против демократии, наряду с Лениным, немало погрешил и Лев Троцкий. В 1919 г. он для обеспечения выхода из катастрофической хозяйственной разрухи, возникшей в результате интервенции и Гражданской войны, выдвинул лозунг “милитаризации труда”. В 1920 г. Троцкий настаивал на введении штрафных батальонов и концентрационных лагерей с целью дисциплинирования так называемых трудовых дезертиров. Он потребовал также перенять “прогрессивные элементы” тейлоризма для включения их в систему “социалистического соревнования”. Троцкий защищал милитаризацию в качестве “незаменимого метода организации нашей рабочей силы”. Рабский труд он объявлял продуктивным, а противоположную точку зрения на него характеризовал как “дряблое и жалкое либеральное предубеждение” (12). Поскольку этому сопротивлялись профсоюзы, Троцкий грозился их “перетряхнуть”. Вместе с Николаем Бухариным Троцкий потребовал включения профсоюзов в госаппарат. Таким образом он добивался их “огосударствления”. То, что Троцкий одновременно был намерен возложить на рабочих ответственность за руководство восстановлением экономики, не сыграло сколько-нибудь значительной роли в дискуссиях. По случаю Х партийного съезда в 1921 г. он выдвинул тезис, согласно которому вместо того, чтобы фетишизировать демократические принципы, следовало “формировать сознание правового первородства партии” (13). Так Лев Троцкий превратился в пламенного приверженца когда-то сурово им же порицавшегося субституционизма, подмены пролетариата партией в функции высшей инстанции принятия решений.

Но если подобные всплески оставались в целом эпизодическими, то принятое Х съездом постановление о запрете фракций в партии произвело в последней в подлинном смысле опустошающее действие. Запланированное на краткий период критической переходной фазы, оно было при Сталине превращено в постоянный репрессивный инструмент. Пресловутая резолюция о единстве помогла генсеку и его сторонникам осуществить превращение ВКП (б) в полувоенный “орден меченосцев”, о необходимости которого Сталин заявил сразу же после оглашения съездовского решения (14). Возникло абсурдное образование с системой раболепного, слепого повиновения вместо сознательной дисциплины, с помпезно-византинистским культом вождя, противоречившим всем прежним марксистским представлениям. Будучи в кадровом отношении пестрой смесью из социалистов различных направлений, либералов, консерваторов и даже реакционеров, а прежде всего из карьеристов и приспособленцев, партия скреплялась воедино идеологическим цементом, где важную роль играли исторические фальсификации, бесконечные запреты, сокрытия многих политических фактов, пропаганда пустопорожних банальностей, лицемерная фразеология, дискриминация, доносительство, унизительная псевдосамокритика и, наконец, комплекс наказаний – от выговоров до ссылки в ГУЛАГ и казней. С другой стороны, строй покоился на фундаменте номенклатуры коррумпированных назначенцев, которые, в свою очередь, всегда выдвигали из своей среды наверх тех, кого надо. Все это, вместе взятое, называлось не как-нибудь, а “партией нового типа”. Псевдонаучные разглагольствования в обоснование необходимости такой организации именовались “ленинским учением”. В период позднего сталинизма партийная конструкция казалась всемогущей. Некоторое время она держалась по инерции и после смерти вождя. Но когда зашаталось “реалсоциалистическое” общество, как карточный домик рассыпалась сама партия.

В своей книге “Преданная революция”, вышедшей в 1936 г., Лев Троцкий сформулировал вывод о неизбежности второй политической революции в СССР для освобождения пролетариата от господства насилия, установленного над ним. Частично ревизуя свои собственные высказывания, он потребовал введения демократии советского типа вместо бюрократического самоуправства, права на критику, подлинно свободных выборов, свободы для всех советских партий, начиная с большевистской, восстановления независимых профсоюзов. В хозяйственной сфере предложенная Троцким модель демократии означала радикальный пересмотр системы планирования в интересах трудящихся. В результате такой перемены, по его словам, расправила бы грудь прежде всего молодежь, ибо она получила бы возможность критиковать, ошибаться и вместе с тем взрослеть. Наука и культура смогли бы, по Троцкому, в этом случае сбросить сковывавшие их цепи. Что касается внешней политики, то ей предстояло вернуться к курсу, руководствующемуся принципами революционного интернационализма (15).

“Вторая революция”, за которую ратовал Троцкий, не наступила. Более того, в Москве как раз с того самого 1936 г. началась грандиозная оргия террора, развернулись жесточайшие гонения на любые сколь-либо прогрессивные или хотя бы потенциально оппозиционные силы. В ходе этой террористической вакханалии Сталин фактически ликвидировал большевистскую партию, оставив от нее только одно название. Он свел к нулю любые перспективы на возврат к демократии советского типа, на постепенное созидание социалистического строя.

К числу теоретических подходов, тяжко пострадавших от грубейших искажений марксизма, принадлежит сумма концепций по вопросам войны и мира. В ходе революций 1848–1849 гг. Маркс и Энгельс отстаивали лозунг революционной войны против России как тогдашнего оплота европейской реакции. Но в 1864 г. в написанном им Учредительном манифесте I Интернационала Маркс выступил как решительный и принципиальный противник войны. Он указал в этом документе, что своими разбойническими, поджигательскими действиями на мировой арене господствующие эксплуататорские классы всех буржуазных государств прямо-таки вменили в обязанность рабочему классу “вторгаться в тайны международной политики, следить за дипломатическими актами их уважаемых правительств, если необходимо... противодействовать им; объединять свои силы в одновременных акциях протеста и провозглашать законы морали и права, регулирующие отношения частных лиц, в качестве законов отношений между народами” (16).

Когда Ленин, Роза Люксембург и Юрий Мартов внесли на Конгрессе II Интернационала в Штутгарте свою знаменитую поправку к резолюции о борьбе против войны, они действовали целиком в духе этой линии Маркса. Они потребовали – и Конгресс к ним в этом присоединился – в случае угрозы войны предпринять все, чтобы ее не допустить. “Если же война все же разразится, – говорилось в этом документе, – то необходимо решительно выступить за ее быстрейшее прекращение и всеми средствами способствовать тому, чтобы использовать спровоцированный войной экономический и политический кризис для того, чтобы вызвать восстание народа и таким образом ускорить устранение капиталистического классового господства” (17).

Накануне Первой мировой войны лидеры правых социал-демократов превратились в социал-шовинистов и полностью попрали решение Интернационала. Лишь небольшая группа марксистов предприняла попытку образовать революционный контрфронт. Их целям полностью отвечали требования мира без аннексий и контрибуций, как эти требования сформулировал Троцкий в своей брошюре “Война и Интернационал”, вышедшей в 1914 г., и в написанном им проекте Манифеста Циммервальдской конференции (1915 г.). В последнем документе подчеркивалось, что подобный мир возможен “только при осуждении любой мысли о насилии над правами и свободами народов. Ни захваты целых стран, ни оккупация отдельных районов не должны вести к их насильственному поглощению. Никакой аннексии, ни открытой, ни замаскированной, никакого принудительного экономического присоединения, которое в условиях политического бесправия было бы совершенно несправедливым; право на самоопределение народов должно стать нерушимой основой устройства национальных отношений” (18).

Через две недели после начала Октябрьской революции в России Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов выступил с предложением о проведении совместных акций всех народов за мир на основе циммервальдской формулы. Непосредственно после октябрьского восстания возглавленное Лениным Советское правительство предприняло попытку осуществить на деле это требование. В первом же своем Декрете оно осудило войну как “величайшее преступление перед человечеством”. Оно также обратилось к правительствам и народам и отдельно к классово-сознательным рабочим Англии, Франции и Германии с предложением заключить мир без аннексий и контрибуций (19).

Совет народных комиссаров заявил о своем уважении права наций на самоопределение вплоть до государственного отделения – как вообще, в принципе, так и конкретно, применительно к Финляндии. Он порвал с практикой тайной дипломатии и опубликовал секретные договоры, заключенные царским правительством. Впоследствии на место идущей от Маркса политики мира вновь была протащена политика тайных сделок, аннексий, контрибуций и нарушений прав наций на самоопределение. Характернейшим выражением такой политической методологии явились секретные дополнительные протоколы к пакту Гитлер–Сталин 1939 г. и позднейшая сделка между Сталиным и Черчиллем о разделе сфер интересов на Балканах. Итогом Второй мировой войны стали большие территориальные изменения, новые переселения народов, торг из-за немецких репараций. Все это продолжалось до тех пор, пока державы победительницы не развязали друг против друга ожесточенную войну нервов, получившую название “холодной”. Так что и советская сторона проявила неуважение к марксистским принципам. Подобно другим державам, СССР проводил курс, который сам Сталин характеризовал как результат националистического мировоззрения (20). В итоге был осуществлен коренной пересмотр внешнеполитической линии Октябрьской революции, что явилось одним из компонентов вырождения социалистической модели.

После 1945 г. произошло резкое усиление антиколониалистских освободительных движений. Против них выступили, наряду с лидерами социал-демократов, вначале также и некоторые руководители коммунистических партий, например французской. Сама Москва предпочла сохранить свое господство над обширными территориями, которые имели статус, вполне аналогичный колониальному. К этому добавились новые территориальные приобретения и создание блока зависимых государств, само существование которых обеспечивалось с немалыми усилиями, в критических случаях – с помощью советских танков.

Теоретически марксизм исходит из вышеуказанного принципа, согласно которому мир надо воспринимать таким, каким он “сам предстает перед нами”, чтобы избежать недоразумений, односторонних предубеждений (21). Речь идет о том, чтобы существенные факты и взаимосвязи брать в их конкретности, реальном проявлении и соответственно оценивать. Такому подходу в корне противопоказаны произвольные схемы, неадекватные интерпретации или тем более фабрикации самих фактов. Подобные средства, как и вера в химеры, вроде тех, что сталинизм идентичен социализму, а политбюрократическое правление и есть демократия, совершенно чужды критическому марксизму. Он несовместим с тупой ура-пропагандой, украшательством или, наоборот, с очернительством, равно как и с псевдолевой манерой клеймить прогрессивные научные достижения как враждебные происки, особенно если результатом учета немарксистской социальной мысли оказывалось осуждение сталинистских диктатур и представлений. Упорство в следовании теориям и схемам, опровергнутым реальными фактами, свидетельствует не об убедительности соответствующих концепций, а только о твердолобом и вредном упрямстве их авторов. Но в точно такой же степени противоречит истине и марксистской теории вера в то, что позднекапиталистические государства олицетворяют собой свободу и демократию, что в них обеспечено функционирование социально-рыночной экономики и существуют реальные, конкретные гарантии против проведения империалистической политики.

О действительности в целом нельзя судить по отдельным фрагментам, она должна изучаться как интегральная совокупность всех ее важнейших компонентов. Так, оценивать ГДР или другие “реалсоциалистические” государства лишь на основе осуществленных в них социальных и культурных достижений значило бы в определенной мере впадать в грех приукрашивания. С другой стороны, невозможно отрицать, что в этих странах, наряду со всем тем,что там противостояло развитию демократии и социализма, имелись и такие преимущества, достижения которых и следа нет в капиталистических странах, в том числе, для примера, в сегодняшней расширившейся ФРГ. Оценивая утраченные позитивные моменты, нельзя ограничиваться лишь учетом того, что их использовала политбюрократия в интересах своего господства. Это было бы только полуправдой и не отразило бы адекватно фактического положения вещей.

Мне представляется прямо-таки абсурдной получившая широкое распространение манера объяснять крах “реалсоциализма” в странах Восточной и Центральной Европы в первую очередь не его внутренней слабостью, а заговорами и происками советских спецслужб и их местных пособников. Просталинистские идеологи используют в данном случае совершенно те же пропагандистские приемы, что и буржуазные (22). Неисправимые приверженцы сталинизма пытаются отвлечь внимание от пороков своей политической линии и затруднить объективный анализ их ответственности за происшедшее. Но они до сих пор не в состоянии объяснить, почему рассыпались в прах до зубов вооруженные государства и развалилась целая мировая империя, не выдержав блошиных укусов извне и мирных демонстраций со свечами в руках – изнутри.

К числу других, также противоречащих реальности и марксистской теории положений относится отрицание того факта, что нации по-прежнему играют очень важную и часто неопределенную роль. К той же категорически принадлежит и утверждение, что одни нации могут быть “хорошими”, другие – “плохими”. С позиции подобных суждений легко можно было бы оправдать любой диктат, любые преступления, в том числе и такие тягчайшие, которые совершила сторона НАТО в ходе своей последней агрессии против Сербии, а также и иные акции, сколь бы иррациональны они ни были.

Как в историографии, так и в политической аналитике ощущается необходимость обогащения традиционного марксизма, в частности, результатами исследований Антонио Грамши относительно пассивных революций и гражданского общества. Своего подлинно научного анализа ожидают социал-демократизм и лейборизм. При этом не должны быть упущены ни заслуги того и другого, ни их ошибки, ни присущая им двойная функция, с одной стороны, в пользу трудящихся масс, а с другой – на потребу власти капитала. Сталинизм, постсталинизм, упущенные шансы их преодоления также принадлежат к объектам предстоящих и еще не проведенных исследований.

В этой области должны быть, как представляется, учтены многие положения, сформулированные Христианом Раковским и Львом Троцким, о характере советской бюрократии, о необходимости второй политической революции. Немаловажную роль в таком переосмыслении могли бы, с нашей точки зрения, сыграть и высказывания Милована Джиласа о “новом классе”. Что касается фашизма, то при изучении этого явления столь же первостепенно существенны идеи, высказанные в трудах Августа Тальгеймера, Льва Троцкого и других марксистских теоретиков. Само собой разумеется, что все такие высказывания и оценки сами нуждаются в критическом рассмотрении, их недопустимо превращать в новые догмы. На основе использования многообразных методов в изучении исторических и современных процессов критические марксисты должны выработать общее представление о постфордистском, постреалсоциалистическом, неолиберальном капитализме, – такое представление, которое способствовало бы развертыванию эффективной борьбы против капитализма наших дней.

Марксисты не имеют права ограничиваться критикой, с одной стороны, капиталистического господства, с другой стороны – сталинизма. Им придется основательно заняться социал-демократизмом, который некоторым нынешним левым представляется прямо-таки союзником или по крайней мере желанным партнером и который в действительности последовательно и неуклонно дрейфует вправо.

После 1945 г. социал-демократы вновь блокировались с консервативными силами и в целом опять предали даже свои социал-реформистские, либеральные и пацифистские принципы. Если бы они в наши дни хотели подкрепить чем-то более весомым свой профиль демократов и социалистов, им следовало бы сначала разобраться с самими собой и со своей историей. Следовало бы поддержать действующие в их собственных рядах движения в пользу демократии и полного соучастия. Однако этого до сих пор не произошло и не происходит. А если учесть нынешнее состояние партий и практическое отсутствие сколь-либо значительных группировок левых в них, то станет ясно, что для этого социал-демократия не располагает на предвидимое время сколько-нибудь реальными перспективами.

Зрелище, которое в ФРГ в последние годы являют собой зеленые, начинавшие в качестве базисно-демократического движения, боровшегося в защиту природы, прав человека, за разоружение, столь же в целом безотрадно, что и ситуация в СДПГ. Наряду с дальнейшим демонтажем, проводимым к сугубой выгоде для крупного и монополистического капитала, вожди обеих партий украсили себя лишь самым сомнительным образом, а именно позорнейшим участием немецкой армии в первой после 1945 г. агрессивной войне.

В Германии марксистская критика должна адресоваться и к тем представителям Партии демократического социализма (ПДС), которые стремятся к интегрированию в буржуазную систему господства. Даже некоторые, отнюдь не равнодушные к карьере в новой Германии социалисты стремятся тем не менее высвободиться из панциря системной комфортности, каковой панцирь был скован, если отвлекаться от более глубоких традиций при режиме ГДР во времена Ульбрихта и Хонеккера. Как выяснилось, низкопробное приспособленчество вполне импонирует господам правителям объединенной Германии. Этот “модерный” дух верноподданичества порождает, например, робкие оглядки на то, совместимы ли те или иные требования с соответствующим госбюджетом, и на то, как они будут восприняты другими партиями. Для не пренебрегающих карьерой деятелей ПДС определенную роль играет концепция “места Германии”, т.е. соображения, связанные с обеспечением мировой конкурентоспособности империализма ФРГ. Эти деятели и группы способны признавать “правила игры”, навязываемые крупным капиталом и прямо противоположные интересам трудящихся и безработных масс. 

В период невероятной гонки за прибылью, в условиях снижающихся номинальных и реальных доходов многие политики, называющие себя социалистами, забывают тот простейший факт, что госдоходы могут и иначе использоваться, чем для вооружений, для налоговых подачек предпринимателям, для компенсации эвентуальных потерь за рубежом и т.д., что можно было бы иным способом побудить богатых и владельцев концернов к налоговым выплатам. В ФРГ это можно было бы сделать на вполне законной основе в соответствии со статьями 14 и 15 конституции (23).

Согласно Марксу, социалисты могут быть лишь в оппозиции по отношению к буржуазному обществу. Им должна быть совершенно чужда погоня за должностями и привилегиями. Конечно, для социалистической политики аксиоматично позитивное отношение к конституции. Но социалисты обязаны систематически оказывать давление на правящие верхи, добиваясь применения тех положений Основного закона, которые вопреки желанию последних попали туда под нажимом трудящихся масс. В то же время надлежит добиваться устранения из конституции реакционных положений. В ФРГ речь могла бы идти о внесенных в первоначальный текст статей о чрезвычайном законодательстве, о фактической отмене права на убежище, об ограничениях тайны почтовой переписки и электронного обмена. Кроме того, надлежит добиваться возможности в любое время улучшать конституцию в духе пожеланий и требований большинства граждан.

Политика в духе критического марксизма в то же время несовместима с рецидивами возврата к сталинистским или сектантским позициям. Для нее недопустимы и заведомо исключаются как антисоциальные, неолиберальные концепции. Имеет свои пределы и толерирование социал-демократов и зеленых, тем более заключение с ними коалиций. Компромиссы кончаются там, где нарушаются собственные социалистические принципы и дезавуируются обязательства, данные избирателям. Важнейшая задача социалистической партии состоит в том, чтобы использовать любые наличные рычаги для укрепления демократии и защиты социальных интересов зарплатополучателей. Иное поведение было бы только на руку крупному капиталу и его политическим подручным. Для самой партии подобная бесхребетность несла бы серьезную угрозу.

В заключение хотелось бы обратить внимание на давно не удовлетворявшуюся потребность обогащения марксизма достижениями других наук. Сегодня это относится к гораздо большему числу дисциплин, чем во времена Маркса и Энгельса, ибо с тех пор возникли многочисленные новые отрасли науки. Представляется, что на первом плане в данном случае должна находиться связь с экологией, равно как и с комплексом наук, изучающих причины человеческих действий и реакций.

И практически и теоретически необходим анализ той совокупности обстоятельств, которая, в частности, все более обнаруживается новыми социальными движениями и свидетельствует о том, что в классах и социальных слоях наличиствуют многочисленные и разнородные комбинации интересов. Они обусловливаются принадлежностью к различным полам, поколениям, профессиональным группам и ориентациям, уровням образования, расам, нациям, регионам, мировоззрениям, религиям и т.п. Без учета всего этого и многого другого успешная мобилизация значительных масс трудящихся и безработных на борьбу за прогрессивные цели будет едва ли осуществимой.

Необходимо избегать ложной иерархизации, которая односторонне фаворитизирует так называемую классовую принадлежность и пренебрегает вторичными противоречиями. Так, в крайне актуальном современном вопросе занятости для марксистов важно осознать, что проблема безработицы надежно разрешима только при том условии, если вся зачастую в наше время остающаяся без оплаты деятельность по воспроизводству человеческой жизни будет признана по меньшей мере равноценной рыночной, ныне быстро свертывающейся деятельности и на этой основе будет перераспределен весь труд (24).

Критическому марксизму предстоит учесть это и многое другое. Такой учет потребует огромного труда и большого напряжения сил. Но эта тяжкая сизифова работа тем не менее должна быть проделана. Ибо только тогда, когда мы научимся применять марксизм творчески, возникнет и получит достаточный простор для своего действия могучий стимул прогрессивного развития человечества.

__________________________________