CАМОУБИЙСТВО NEW lEFT REVIEW

CАМОУБИЙСТВО NEW lEFT REVIEW

Борис Кагарлицкий

На протяжении сорока лет журнал New Left Review (NLR) был для радикальной интеллигенции во всем мире своего рода символом. В нем могли быть более удачные и менее удачные статьи. В нем могли быть представлены точки зрения, удивлявшие поверхностным радикализмом и беззубой умеренностью. И все равно именно этот журнал для всех левых, читающих на английском языке, оставался местом, откуда черпали информацию о современном марксизме, на его страницах появлялись новые имена, высказывались мнения, вокруг которых разворачивались принципиальные дискуссии. Журнал выходил в Англии и большинство его авторов базировались в Англии или США, но он не только был открыт для авторов из других стран, но по сути своей, по своему подходу и структуре, по своей идеологии оставался именно международным журналом.

И вот, этого журнала больше нет. Есть другой журнал с прежним названием, но принципиально иной, по сути диаметрально противоположной концепцией.

С января 2000 года New Left Review сменил редактора, дизайн и нумерацию. Перед нами яркая постмодернистски оформленная тетрадочка под номером один. Подзаголовок Second series видимо, предполагает, что журнал проживет еще сорок лет и можно будет сделать еще «третьи», а там и «четвертые» серии. Смена концепции декларируется в предисловии Перри Андерсона под выразительным названием Renewals (Возрождение).

В коллективе NLR Перри Андерсон, сменивший Робина Блекборна на посту редактора, человек не новый. Именно он стоял у истоков журнала. Состав редакции тоже практически не изменился. Речь не ведется о вливании «свежей крови». Как раз наоборот. Перед нами все тот же, старый коллектив, который решил сменить свою программу и идеологию.

Словечко «new» - не случайно вошло в моду вместе с появлением политиков типа Тони Блейра и Герхарда Шредера. В 1960-е годы «новые левые» имели очень четкую систему принципов, отличавших их от «старых левых» - в лице социал-демократии и коммунизма. Более того, именно такая политическая определенность давала четко понять, что у новых и старых левых есть много общего. На рубеже XX и XXI веков ситуация

____________________

Кагарлицкий Борис - к. пол. н., Институт сравнительной политологии РАН.

изменилась. Понятие «нового» используется как замена любых других понятий, как символическая замена какой-либо позитивной идентификации и заклинание, освобождающее от ответственности перед прошлым и будущим (а порой и от совести). Все что угодно оправдывается новизной.

Вообще-то новое не значит лучшее. Более того, что гораздо важнее, новое не значит окончательное. Новое становится старым, а хорошо забытое старое, как известно, делается новым. Ссылка на «новую» программу, «новые» идеи выдвигается на первый план именно тогда, когда нет интеллектуальной и политической смелости открыто заявить в чем собственно эта программа и идеи состоят (или когда на деле нет ни того, ни другого).

Совершенно ясно, что Перри Андеросон не является сторонником Тони Блейра, о чем он сам предусмотрительно напоминает нам в своем предисловии. По мнению Андерсона блейризм мало чем отличается от неолиберализма. И именно поэтому победа Блейра, Шредера и им подобных «новых социал-демократов» является доказательством полного и окончательного торжества неолиберализма в глобальном масштабе.

Старый проект преобразования мира, который вдохновлял создателей New Left Review в прежние годы, оказался, по мнению Андерсона исчерпан. Не потому, что мир изменился, а потому, что с неолиберализмом и капитализмом сделать ничего нельзя. Все попытки преобразования провалились. Общество консолидировалось. Левым остается лишь наблюдать все это и критически мыслить в свое удовольствие. Потому и NLR должен отказаться от старой традиции и обновиться - приспособившись к сложившимся обстоятельствам.

Перри Андерсон, sophisticated British gentleman (утонченный британский джентльмен), сидит в своем уютном кабинете на Meard Street 6 и расслабленно рассуждает о крахе левого проекта. Он достаточно интеллектуально честен, чтобы не отказываться от своего радикального прошлого и своих идеалов молодости, но достаточно равнодушен, чтобы не сожалеть об их крахе. Несмотря на готовность Андерсона похоронить левый проект 1960-х, а с ним и NLR, first series (первые серии), в его предисловии нет ни абзаца, ни фразы, посвященной политической самокритике. Все было хорошо. И тогда, когда Перри вместе с другими молодыми радикалами пытался перевернуть общественную мысль, а заодно и политическую жизнь в Англии, и теперь, когда он ничего переворачивать больше не собирается.

И в самом деле, что такого случилось? Зачем особенно переживать? Разве западные интеллектуалы что-либо потеряли кроме своих принципов? Никого не бросили в тюрьму, не расстреляли, у них не взрывают дома, не бомбят города, их не травят слезоточивым газом на улицах, у них нет проблемы как свести концы с концами, им не нужно унижаться, чтобы выпросить у издательства бесплатную копию книги, купить которую нет денег. Все это повседневный опыт миллионов людей не только в Восточной Европе или в Третьем мире, но и на процветающем Западе, но к академической элите он не имеет ни малейшего отношения.

История социализма для Андерсона это история идей. Причем идей, вышедших из моды. Грамши утратил привлекательность, про Сартра забыли. Обо всем этом новый редактор NLR пишет без сожаления и он совершенно не стыдится своего радикального прошлого, точно так же как благополучная businesswoman (деловая женщина) не стесняется того, что в студенческие годы носила рваные джинсы. Время меняется, мода тоже.

В противовес утопическим призывам менять общество и надеждам на преобразования Перри предлагает «uncompromising realism» (непреклонный реализм). В чем суть этого реализма? А в том, чтобы признать любую чушь, если она опубликована на страницах «The Wall Street Journal». Кроме констатации краха левого движения ничего существенного в статье не сказано. По сути анализа здесь нет никакого. Нет ни размышлений о природе современного капитализма, ни попыток понять динамику и противоречия глобализации. Весь «анализ» сводится к пересказу mainstream editorials (основной линии редакции), картина мира, предлагаемая «The Wall Street Journal» и «The Economist» is taken for granted (не требует доказательств), даже без малейшей попытки critical reading (критического осмысления). В лучшем случае это напоминает классическое школьное задание: прочесть и пересказать своими словами.

Главный источник вдохновения - публицисты неолиберальной школы, восхищения которыми Перри и не скрывает. Левые, считает он, неспособны сегодня предложить что-то «новое». «Напротив, в сфере политических идей господствуют правые, у которых есть выразительный образ того, куда идет (или где остановился) мир, можно назвать Фукуяму, Бжезинского, Хантингтона, Йергина, Литтвака, Фридмана. Это авторы, соединяющие убедительные идеи с популярным выразительным стилем, ориенитирующиеся не на академическую публику, а на массового читателя. Этот блестящий жанр, в котором фактическая монополия принадлежит американцам, не имеет соперников на левом фланге.» (p. 19). Поучительно, что слова Андерсона почти дословно повторяют высказывания лидера КПРФ Геннадия Зюганова, который, ссылаясь на весьма уважаемых им Хантингтона и Фукуяму обосновывал «современность» своих расистских, националистических и антимарксистских позиций. Вообще теория цивилизаций Хантингтона при ближайшем рассмотрении поразительно смахивает на либерально приглаженную расовую теорию Третьего Рейха, где «раса» просто заменена «культурой», которая определяется совершенно внеисторично и внесоциально, как нечто статично данное, неизбежное и неизменное. Но, по большому счету, дело не в поверхностности или интеллектуальной непорядочности Хантингтона, не в почти гротескном самолюбовании Фукуямы, с важным видом повторяющим общие места гегельянства. Дело даже не в Джеффри Саксе, который после успешного консультирования реформ в государствах Третьего мира и Восточной Европы теперь разъезжает по американским университетам с лекциями на тему о борьбе с бедностью в успешно реформированных странах.

Можно, конечно, поверить, будто у Хантингтона стиль лучше, чем у Андерсона (хотя, честно говоря, совершенно не вижу разницы). Но суть-то в другом. Мы же не говорим о том, у кого тиражи больше. Или о том, кто лучше строит фразу. Популяризаторов и публицистов, кстати, и на левом фланге всегда хватало. Речь идет о теоретической дискуссии, требующей известного интеллектуального уровня, а здесь Фукуяма и Хантингтон совершенно беспомощны. Бжезинского двадцать лет назад никто из интеллектуалов не считал серьезным теоретиком. А сегодня он в ряду с Хантингтоном и полузабытым уже Фукуямой оказывается почти «духовным наставником» для интеллектуалов. Успех этих авторов не имеет ничего общего с их достоинствами в качестве мыслителей. Именно потому данное явление так социологически и культурологически интересно. Об этом надо писать и думать, но этого-то Андерсон делать и не собирается. Более того, он явно не намерен в будущем допускать подобные нелепые и «устаревшие» дискуссии в своем журнале. Uncompromising realism заключается именно в отсутствии малейшей попытки критического мышления. Маркс считал, что философы объясняли мир, а надо его изменять. Андерсон считает, что и объяснять не надо, достаточно описывать.

В сущности перед нами очень изысканная, эффектная и истинно джентльменская форма unconditional capitulation (безоговорочной капитуляции) перед идейным противником. Перри ломает шпагу и сдается на милость победителя, но как истинный джентльмен делает это с достоинством и красиво. Не задумываясь, разумеется, о том, что потом неприятель сделает с его «туземными войсками».

Идеолог добровольно заточает себя в «башню из слоновой кости». Все мы, оставшиеся за пределами, не представляем для него интереса. Подобное мышление порождено полным отсутствием связи с реальным движением. И одновременно оправдывает отсутствие такой связи. Левое движение в кризисе, но именно поэтому и радикальное действие и критическая мысль необходимы как никогда. Нужна стратегия, нужна принципиальная позиция, этические основы, в конце концов. Вместо этого Перри подробно рассуждает о правилах оформления сносок в «обновленном» NLR и напоследок сообщает нам, что отныне авторы журнала не обязательно будут из числа левых. Остается только сменить название на New Left-Right Review.

Ясное дело, не может джентльмен быть labor organizer (рабочим организатором) или street fighter (уличным бойцом), хотя почему-то двадцать лет назад такое было возможно. Но никто и не требует от «левых» профессоров, чтобы они дрались с полицией на улицах. Было бы уже недурно, если бы они хотя бы занялись своим прямым делом: начали критически мыслить.

Восхищение перед правыми и призыв к интеллектуальному объединению (судя по всему на их позициях) вполне логично вытекают из принципиального подхода в основе которого - отказ от критического анализа мифов неолиберального капитализма. Перри не только умудрился не увидеть кризиса неолиберализма в конце 1990-х годов (несмотря на российский дефолт, восстание сапатистов в Мексике, появление нового массового левого движения в США, заявившего о себе на улицах Сиэтла осенью 1999 года). Он даже иронизирует над теми авторами, которые эти явления обнаружили!

Кризис неолиберализма действительно мог бы быть гораздо более острым если бы не трусость и предательство значительной части левых. Это предательство имеет исторические корни (как и крах «Второго Интернационала» в 1914 году), но от этого этическая сторона дела не меняется. В одной из сказок Евгения Шварца говорилось: мы все учились в школе зла, но кто же заставлял тебя быть первым учеником? Именно «обновившиеся» левые оказались первыми учениками в школе неолиберализма.

Отсюда следует, что ОБНОВЛЕНИЕ левых сил необходимо. Не в ублюдочно блейровско-шредеровско-зюгановскром смысле, а именно в плане решительного и бескомпромиссного разрыва с такими «обновленцами» и повороте к массовому движению, которое формируется буквально на наших глазах. Потребность в альтернативной идеологии, направленной против неолиберализма, крайне остра. Радикализм и протест должны получить теоретическое обоснование. Казалось бы, самое время интеллектуалам показать себя. Но, увы, показывать по существу нечего...

Самым забавным в передовице Перри Андерсона является ее заключительная часть, где он политкорректно заявляет, что he would welcome more non-Western contributions (он мог бы только приветствовать не-западные материалы). При этом он еще упрекает «старый» NLR, который, по его мнению, недостаточно предоставлял свои страницы представителям не-западного и не-англоязычного мира. Вообще-то достаточно взять с полки подборку «старого» NLR, чтобы обнаружить, что все обстояло совершенно иначе. В NLR были авторы из Латинской Америки, Восточной Европы, Южной Кореи, Индии, Африки. А вот у «нового» действительно неизбежны в этом отношении серьезные проблемы.

Чего ради людям из не-западного мира писать в журнал, демонстративно заявляющий безразличие к их жизненным принципам? Зачем авторам, не принадлежащим к inner circle of Trans-Atlantic intellectuals (замкнутому кругу трансатлантических интеллектуалов) сотрудничать с журналом, позиция которого им чужда и враждебна?

Перри жалуется на интеллектуальный нарциссизм англосаксонской культуры и сам же его в полной мере демонстрирует. Истинный джентльмен, конечно, готов выслушать чуждые мнения, но нам отводится роль политкорректной декорации или еще хуже, «оцивилизованных туземцев», которые должны вписываться в заранее заданный культурный контекст. Другой вопрос, что интеллектуального смысла эта операция не имеет ровно никакого: зачем печатать «иностранных авторов», если они не отличаются от «своих». В старом советском анекдоте начальник отдела кадров говорил: «если уж мы возьмем на работу Рабиновича, то уж пусть он будет евреем». Тут то же самое. Если вы хотите иметь дело с авторами из стран «периферии», то не удивляйтесь, что им не нравится самолюбование и интеллектуальная беспомощность западных экс-радикалов.

У «старого» NLR не было проблемы с тем, что он делался на Западе, ибо он был интернационалистским по своей концепции, по своему видению мира. «Новый» NLR исходно заявляет о себе как об издании глубоко провинциальном, ибо такой журнал не интересен никому, кроме нескольких сотен бывших радикалов, разбросанных по захолустным американским университетским кампусам. «Старый» NLR мог нас, не-западных левых чему-то научить, ибо представлял все лучшее, что было в радикальной европейской и американской культуре. В этом смысле, чем более он был англосаксонским, тем было интереснее читать его в других странах. «Обновленный» NLR, судя по передовице Перри, вряд ли сможет предложить нам что-либо иное, нежели пересказ «своими словами» статей «The Economist», «The Wall Street Journal». Но зачем нам пересказ, если доступен оригинал?

Политкорректный мультикультурный дискурс не имеет ничего общего с диалогом культур. Мне не интересно читать английский журнал, чтобы узнать точку зрения модного французского критика на новое китайское кино. Это не значит, что кино не важно или социология культуры не интересна. Просто на английском языке есть десятки журналов, которые эти темы анализируют лучше, подробнее, профессиональнее, а главное без политико-интеллектуальных посредников (middlemen).

«Старый» NLR был интернациональным журналом современной марксистской теории и политического анализа, местом встречи социалистов - интеллектуалов. С точки зрения Перри этот проект мертв. Миллионы людей думают иначе. Но не в этом суть. Один может быть прав, миллионы могут ошибаться. Дело в другом. Зачем нам New Left Review, если его собственный редактор торжественно и радостно хоронит первоначальный проект?

Если Перри Андерсону нужен был новый журнал, с иным, нежели у прежнего NLR направлением, честнее было бы просто закрыть прежнее издание и начать новое. Не хочется думать, что главной причиной сохранения названия является стремление сохранить раскрученный brand name (брэнд, т.е., торговую марку). Но пойдя по такому пути, Андерсон вольно или невольно нанес глубокое личное оскорбление множеству людей, чьи политические и интеллектуальные позиции были сформированы под влиянием Nw Left Review. Дело не только в том, что у нас украли любимый журнал. Передав «старое» название новому журналу, Перри украл частичку нашего общего прошлого, нашей общей истории. А это уже простить нельзя.

Хорошо, что сменили дизайн и нумерацию. В данном случае проявилась профессиональная честность Андерсона. Для значительного числа авторов и читателей это послужит сигналом. Привычного, любимого журнала нет. Он умер, точнее его убили собственные родители. А новый журнал пусть ищет себе и новых читателей - среди подписчиков «The Wall Street Journal».