III. УРОКИ ИСТОРИИ

ДНЕВНИК СОВЕТСКОГО ГЕНЕРАЛЬНОГО КОНСУЛА

В БАРСЕЛОНЕ

(1936 год)

Марк Головизнин

В. А. Антонов-Овсеенко был назначен на пост советского генерального консула в Барселоне в конце сентября 1936 года. В этот период времени судьба Испанской рес­публики решалась в ходе тяжелых боев под Мадридом и на севере страны - в Астурии и Стране басков. Назначение на этот ответственный пост человека, имевшего репутацию старого революционера, большой опыт военной и дипломатической работы, должно было внушить испанцам уверенность, что Советский Союз не оставит дружественное государство один на один с международным фашизмом.

Кроме того, данное назначение, санкционированное Сталиным после процесса над “троцкистско-зиновьевским террористическим центром”, казалось, демонстриро­вало лояльность руководства партии к бывшим членам троцкистской оппозиции, кото­рые полностью признали правильность “генеральной линии” и “ничем себя не запятна­ли” в своей последующей деятельности в рядах ВКП(б).

В дни судебного процесса Антонов-Овсеенко выступил на страницах “Извес­тий” со статьей под названием “Добить до конца”, в которой требовал кровавой распра­вы над своими недавними единомышленниками. “Троцкистско-зиновьевская банда, писал он, особый отряд фашистских диверсантов с особо злодейским заданием, особо подлой маскировкой. Вдвойне опасный отряд классового врага. Их надо стереть с лица земли”. Подобно статьям других бывших оппозиционеров - кандидатов в подсудимые нового процесса, эта статья содержала очередные ритуальные покаяния:“Глубокий стыд наполняет меня, потому что в 1923-1927 году я оказывал Троцкому поддержку, несмотря на то, что слышал четкий предупреждающий голос. Я не внял этому предостережению.

И только после 7-го ноября 1927 года, когда троцкистско-зиновьевский анти­партийный блок предпринял свою антисоветскую демонстрацию, я признал полностью правильной организационную политику ЦК. Тогда я писал т. Кагановичу, что в отно­шении оппозиционеров “выполнил бы любое поручение партии. Было ясно - да, вплоть до расстрела их как явных контрреволюционеров” (1).

______________________

Головизнин Марк - историк, Институт социологии РАН.

Назначение Антонова-Овсеенко в Испанию совпало с развертыванием при пря­мом участии НКВД кампании морального и физического террора против неподкон­трольных Сталину левых сил, в первую очередь ПОУМ и левых анархистов. Центром этой кампании являлась Каталония. Поэтому не вызывает удивления статья Троцкого, где он саркастически замечал: “Бывший революционер Антонов-Овсеенко, покаявший­ся в 1927 году в своих оппозиционных грехах, заявил о полной готовности “собствен­ными руками душить троцкистов. Этого субъекта немедленно отправили под маской консула в Барселону и указали, кого именно душить. Такие ответственные поручения вершатся не иначе, как по прямому поручению “генерального секретаря”(2).

На роль Антонова-Овсеенко как исполнителя сталинской воли в Каталонии ука­зывают и современные историки. Reiner Tosstorff в работе “Московский процесс в Барселоне” пишет: “Ирония истории была в том, что советский генеральный консул Антонов-Овсеенко, который в глазах общественности возглавлял кампанию против ПОУМ, был старым соратником Троцкого по антисталинской оппозиции и давним зна­комым вождя ПОУМ А.Нина”. В то же время, по мнению исследователя, “Подлинные, закулисные руководители расправ с ПОУМ оставались в тени” (3).

За исключением этих и некоторых других противоречивых свидетельств нам не встретилось обстоятельных источников, характеризующих деятельность советского генконсула в Каталонии в этот период времени.

В связи с вышеизложенным, бесспорный интерес представляет сборник документов, условно названный “Дневник Антонова-Овсеенко”, хранящийся в фонде ЦК КПСС в бывшем Центральном партийном архиве в Москве (4).  Дневник представляет собой собрание подготовленных ге­неральным консулом официальных отчетов и докладных записок, направленных раз­личным адресатам: послу СССР в Испании, заместителю Наркома по иностранным де­лам, а также “Инстанции” (Политбюро ЦК ВКП(б)). Последние документы направлялись непосредственно Сталину и его ближайшему окружению. Отчеты и докладные за­писки сопровождены более пространными приложениями, в которых автор подробно раскрывал свои впечатления и суждения о встречах с официальными представителями испанского и каталонского руководства.

Как видно из документов, главной проблемой, с которой столкнулся советский консул, были натянутые отношения, недоверие и взаимная подозрительность между ка­талонским автономным правительством и Мадридом.  Многие лидеры автономного правительства Каталонии, которые еще два месяца назад были командирами рабочих отрядов, разгромивших мятежные армейские гарнизоны, полагали, что результатом ре­волюции, “их революции” должно быть перераспределение собственности между коллективами трудящихся и преобразование Испанской республики в федеративное  государство, в котором Каталония будет играть роль равноправного субъекта наряду с другими автономными регионами  -  Галисией и Страной басков.

Как видно из документов, представители правительства Каталонии искали под­держки у Антонова-Овсеенко, в первую очередь это касалось снабжения Каталонии со­временным оружием и укрепления арагонского фронта. Он, в частности, подробно со­общает о своих беседах с правительственными чиновниками - членами Национальной конфедерации труда (НКТ) и Федерации анархистов Иберии (ФАИ), которые пользова­лись в Каталонии преобладающим влиянием. Создается впечатление, что многие их на­чинания встречали у советского генконсула сочувствие. Так, принимая у себя руководи­теля военной промышленности Гарсию Оливера, который одновременно был одним из лидеров НКТ, Антонов-Овсеенко соглашался с необходимостью скорейшего развертывания боевых действий именно на арагонском фронте с целью овладения Сарагоссой. “Гарсия Оливер, писал он, не возражает ни против единого командования, ни против дисциплины в бою, но он против восстановления постоянного офицерства, этой основы милитаризма... С явным удовольствием выслушивает мое совпадение с его военным планом - действий в помощь Мадриду прежде всего, путем развертывания операций у Сарагоссы. Отбрасывает намеки на (каталонский. -  М.Г.) сепаратизм - “Мы даже родом не каталонцы в большинстве, но Мадрид не должен тянуть нас назад”. Антонов-Овсеенко особо подчеркивает дружелюбный тон беседы и то, что Гарсия Оливер с большим ин­тересом выслушал его изложение основных положений марксистской теории проле­тарской диктатуры об отмирании пролетарского государства.

Из беседы с Миравильясом, бывшим секретарем Комитета антифашистских ми­лиций, бывшим членом группы Маурина, генконсул отмечает, что "анархо-синдикалисты проявляют в руководстве промышленностью все большую осторож­ность. Они отказались от проведения уравниловки на крупных предприятиях”. Обсуж­дая вопрос о будущем статусе Каталонии, Миравильяс сообщил Антонову-Овсеенко о претензиях к центральному правительству в том, что Каталония так и не добилась ши­рокой автономии в школьном образовании, военной автономии, об отклонении ката­лонского “более передового социального законодательства”. “Каталония не хочет от­деления от Испании,- заключал Миравильяс.- Но Барселона должна быть столицей бу­дущей Испанской федеративной республики”.

О том, что подобные взгляды в 1936 г. были распространены не только среди анархистов, свидетельствуют отчеты бесед генерального консула с президентом авто­номного правительства Каталонии Компаньесом, который, со слов Антонова-Овсеенко, “много говорил о борьбе испанского народа против паразитарных сил старого ми­ра”. Консул подробно информировал центр о том, что при вопросе об отношениях с Мадридом Компаньес “мрачнеет и страстно восклицает, что Мадрид не понимает Ка­талонии и что мадридские министры усиленно подчеркивают, что они министры для всей Испании, что они общаются с ним как с подневольным губернатором”. Мадрид отказал Барселоне в передаче эвакуированного из Толедо оборудования для порохово­го завода, притом что Каталония направила в Мадрид свои лучшие резервы и не полу­чила ничего взамен, кроме “губернаторских приказов и попреков”. Далее в беседе пре­зидент продолжил, что “у Каталонии одна судьба с Испанией" , и именно он первым провозгласил республику, именно испанскую, а не каталонскую; но нужно же не уни­жать национального достоинства каталонцев, нужно строить новую Испанию как феде­ративную республику, как это есть в Советском Союзе. Однако, со слов Компаньеса, после сформирования правительства Л.Кабальеро отношения с Мадридом стали улуч­шаться, “Дуррутти вернулся от Кабальеро удовлетворенным”.

Анализ военно-политической и экономической ситуации позволил Антонову-Овсеенко сделать вывод о необходимости поддержки Каталонии. В своих донесениях в Москву он описывает ситуацию, сложившуюся в этой провинции совсем иначе, чем это делала официальная коминтерновская пропаганда, изображавшая Каталонию как “царство испанской махновщины”, оплот безвластия, анархистского террора и казар­менного коммунизма. С военно-стратегической точки зрения консулу казалось целе­сообразным сконцентрировать ударные силы именно в Каталонии, что позволило бы в будущем нанести контрудар в северо-западном направлении и соединиться с республи­канскими силами в Астурии. Одновременно с этим он предлагал не только прекратить враждебную пропаганду в советской и коминтерновской печати против каталонских анархистов.но поддержать и популяризировать каталонское правительство.

6 октября 1936 г. Антонов-Овсеенко направляет советскому послу в Испании Розенбергу обстоятельную докладную записку: “Представление об анархии в Катало­нии неправильно... Правительство действительно хочет заниматься и вплотную зани­мается организацией обороны. Создается, взамен прежнего комитета антифашистских милиций, генеральный штаб во главе с толковым специалистом. Начали действовать две школы младшего комсостава. Подготавливается и через пару месяцев будет в дей­ствии пороховой завод, военизирован ряд других заводов. Идут работы по подготовке оборонительной линии, прикрывающей собственно Каталонию. На фронте определен­ный подъем... Сомнения нет, что вожди этого правительства понимают связанность судьбы прогрессивной и республиканской Каталонии с судьбой Мадрида. Понимают они и экономическую связанность Каталонии с остальной Испанией. Вполне, по стра­тегическому положению, возможно для них, выполняя каталонское дело, играть тем самым роль спасителя республиканской Испании.

Возмутительно поведение Мадрида в отношении Каталонии в вопросе о ката­лонской школе (запрет на организацию сети национальных каталонских школ) и помо­щи военизации каталонской промышленности (пороховой завод из Толедо выве­зен кое-как, Барселоне отказали эвакуировать его в Каталонию).

- Я считаю неправильным, продолжал генконсул, направлять сколько-нибудь значительные вооруженные силы в Мадрид. В Мадриде они разложатся. Надо, и в са­мом срочном порядке, создать ударный кулак к юго-востоку от Мадрида, надо развер­нуть наступление на Сарагоссу и от северного побережья к югу.  Значит, надо всемерно укреплять арагонскую группу.

Готовность каталонцев пойти на соглашение с марокканскими националистами - хороший показатель ограниченности их собственного национализма. Их позицию, по-моему, надо всемерно поддержать. Надо добиться от Кабальеро согласия на условия Центрального марокканского комитета...” Этому последнему пункту Антонов-Овсеенко придавал первостепенное значение. Слухи о напряженной обстановке в Ис­панском Марокко, в тылу у франкистов, распространились далеко за пределы Испании. Газета “Известия” от 2 сентября 1936 г. сообщила, что в Марокко усиливаются волнения среди туземцев, а многие войсковые части Франко отозваны с испанского фронта для возможных боевых действий против марокканских повстанцев.

5 октября Антонов-Овсеенко направляет секретный запрос в Политбюро ЦК ВКП(б), разосланный далее Сталину, Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе и Андрее­ву, где, в частности, сообщалось: “.. Две недели тому назад делегация Национального Комитета марокканцев, заслуживающая доверия по ее влиянию в племенах испанского Марокко, вошла в переговоры с Комитетом антифашистских милиций Каталонии. Ма­рокканцы поднимают немедля восстание, если испанское республиканское правитель­ство гарантирует, что в случае победы этого восстания будет признана независимость Марокко и теперь же обеспечена поддержка марокканцев деньгами. Каталонский коми­тет склоняется к заключению этого договора и направил десять дней тому назад в Мад­рид особую делегацию... Кабальеро не высказав своего мнения, предложил, чтобы марокканская делегация повела переговоры непосредственно с ним”. Прието,. по словам Антонова-Овсеенко, высказался весьма скептически : “Можно дать деньги, но согласие на признание независимости давать нельзя”. В качестве обоснования Прието напомнил, что протекторат над испанским Марокко основан на соглашении трех держав и отказ Испании от протектората повредит суверенитету Франции. Генконсул, высказывая со­гласие с предложениями марокканских националистов, настаивал ускорить ответ на данное письмо.

В “дневнике” отсутствуют сведения о реакции Сталина на этот документ, одна­ко другие материалы позволяют заключить, что предложения Антонова-Овсеенко бы­ли не только отвергнуты, но, возможно, стали причиной его отзыва из Испании.

Факты свидетельствуют, что реплика Прието о неприемлемости для Франции провозглашения независимости Марокко была не случайной. Чем сильнее развивалось военно-экономическое сотрудничество между СССР и республиканской Испанией, тем больше Сталин делал ставку на те силы в руководстве республики, которые были бы приемлемы для Англии и Франции - потенциальных стратегических союзников СССР. Подъем национально-освободительной борьбы во французских колониях, прилегаю­щих к испанскому Марокко, не входил в геополитические расчеты Сталина.

Кроме этого для советского руководства была предельно актуальной проблема финансовых расчетов с Испанией и контроля за экспортом и импортом из страны. “Наше мнение -всемерно поддерживать концентрацию всего экспорта и импорта, и, следовательно, всех валютных операций в единых руках”, - писал в Москву советский представитель в Мадриде А. Сташевский (5). В составленном проекте экспортно-импортного плана Испанской республики, на­правленном Сташевским в Москву, были указаны рельсы, электромоторы, цемент, цветные металлы, серебро, текстиль, которые Москва была заинтересована получить из Испании уже в первой половине 1937 г.  (6).

В дальнейших отчетах Сташевского, направленных на имя наркома внешней торговли А.Розенгольца (будущего подсудимого на третьем московском процессе), констатировалось явное неудовольствие финансовой политикой республиканского пра­вительства и особенно тем, что “каталонцы бесконтрольно черпают в отделение Banque Espagne сотни миллионов песет”. Это, по мнению советского представителя, “в зна­чительной мере можно объяснить составом настоящего правительства. Упрямый ста­рик Кабальеро, который не может забыть 40 лет профсоюзной работы; Прието - дело­вой человек, но не верящий в рабочий класс и в победу; анархисты, которые в кабинете навряд ли делают положительную работу, и, наконец, коммунисты, которые в кабинете ничем себя не проявляют” (7). В этих условиях советское руководство настойчиво искало “сильного” и “ло­яльного” политика, который бы мог осуществить реальный контроль за ситуацией в стране на основе уважения принципов частной собственности и международных дого­воров Испании и прекратить “бесчинства отдельных провинций”. Уже в конце 1936 г. в качестве такой кандидатуры рассматривался Х.Негрин. “Минфин,  сообщал Ста­шевский ... с большой дозой здравого смысла, достаточно к нам близок”.

Разногласия между Антоновым-Овсеенко и “Инстанцией”, по-видимому, особен­но обострились к началу 1937 г. 7 февраля  Сташевский сообщил в Москву о конфликте между советским консулом в Барселоне и Негрином. Во время встречи в торгпредстве Антонов-Овсеенко, “выступив очень ревностным защитником Катало­нии”, вызвал ответную реплику Негрина, что он, Антонов-Овсеенко, “больший катало­нец, чем сами каталонцы”.  Антонов, со слов Сташевского, грубо заявил, “что он рево­люционер, а не бюрократ”. В ответ на это Негрин заявил о своем уходе в отставку, так как расценивает заявление консула как политическое недоверие и, будучи “способным воевать с басками и каталонцами, против СССР воевать не хочет” (8). Демарш Негрина стал известен в Москве, а Антонов-Овсеенко получил взыскание.

Как показал дальнейший ход событий: падение правительства Кабальеро, назна­чение Негрина премьер-министром, террор и поставленный в лучших традициях ста­линской режиссуры суд над ПОУМ в Барселоне; линия Антонова-Овсеенко на под­держку “революционной” и “автономной” Каталонии резко разошлась с линией ста­линского руководства. Это предопределило политическую и личную судьбу генераль­ного консула.

Как представляется нам, пример Антонова-Овсеенко, который, будучи высоко­поставленным эмиссаром Сталина, выступил в защиту революционных завоеваний Ка­талонии, глубоко отражает трагедию тех старых большевиков, которые решили идти за Сталиным, отрекаясь от своих прошлых убеждений и помогая ему в расправах над своими бывшими товарищами. Историк В.3.Роговин писал: “Они оставались больше­виками в той мере, в какой сохраняли элементы большевистского социального созна­ния, самоотверженно отдавались порученному им делу, будь то развитие экономики, обороноспособности или культуры страны.  И в то же время они перестали быть боль­шевиками в той мере, в какой превратились из пролетарских революционеров в бюро­кратов, из противников социального неравенства в его защитников, из выразителей ин­тересов народа в оторвавшихся от него партийных вельмож” (9). Пример Антонова-Овсеенко показывает, что личные качества старых большеви­ков вступали во все более острый конфликт с политическими задачами, которые ставил перед ними Сталин. В этом можно видеть корень их осознанного или неосознанного протеста сталинизму а также причину гибели практически всего поколения старых большевиков в годы великой чистки.

Примечания

1. Известия 24 августа 1936 г.

2. 1937 Бюллетень оппозиции, N58 - 59. C.2.

3. Tosstorff R. “Ein Моskauer Process in Barcelona. Die Verfolgung der POUM und ihre intemationale Bedeutung” In “Kommunisten verfolgen Kommunisten”, Berlin 1993 S.197-198).

4. РГАСПИ, фонд 17, опись 120, дело 84, листы 58 – 79.

5. РГАСПИ фонд 17, опись 120, дело 263, листы 2 - 3.

6. Там же, лист 16 - 17.

7. Там же, лист 7.

8. Там же, лист 32.

9. В. З. Роговин, 1937, Москва, 1995. С. 196.