ВЫЗОВЫ НАШЕМУ ВРЕМЕНИ

VI. ИНТЕРВЬЮ И ПУБЛИКАЦИИ

В этом номере журнала мы публикуем интервью с И.Меcсарошем – профессором, автор крупнейших работ по теории социализма, всемирно известной книги “По ту сторону капитала”. Интервью было дано выходящему раз в три месяца журналу “Нагд” (“Критик”) 2 июня 1998 г.

ВЫЗОВЫ НАШЕМУ ВРЕМЕНИ *

“Нагд” (далее – Н.): По вашему мнению, какая из моделей Маркса может объяснить современные капиталистические кризисы?

- Модель воспроизводства суммарного общественного капитала?

- Модель перепроизводства?

- Тенденция падения нормы прибыли?

- Или мы можем объединять все эти модели в одну?

Профессор Месcарош (далее – М.): Да, по сути их можно объединить. Но приоритет имеет глобальный взгляд на капитал. Иронию вызывает недавнее открытие: мы живем в мире “глобализации”. Уже для Маркса это было самоочевидно. Я рассуждал таким же образом в своей лекции памяти Исаака Дойчера (“The Necessity of Social Control” (“Необходимость социального контроля”), 1971), где я подробно говорю о “глобализации”, но используя не это выражение, а ключевые для понимания эквивалентные категории – “суммарный общественный капитал” (“total social capital”) и “совокупный труд” (“totality of labor”). Концептуальная основа для понимания смысла системы капитала может быть только глобальной. (Эта лекция теперь переиздана в IV части книги “По ту сторону “Капитала”.) Капитал сам никак не ограничен. Вы не найдёте противодействующую силу, которая могла ограничить его без радикального преодоления системы капитала как таковой. Капитал должен следовать своим курсом и логикой развития: он должен был охватить всю планету. Маркс это все подразумевал.

Другие понятия, которые Вы упомянули, подобно “снижающейся норме прибыли” и т.д., являются в известном смысле вспомогательными к глобально экспансионистской логике капитала. Их все можно объединить в единое глобальное видение. Система капитала содержит разнообразные специфические эле-

______________________

Мессарош Иштван - профессор (Великобритания)

* Перевод Б. Белелюбского

менты, полные противоречий. Существует множественность видов капитала, противопоставленных друг другу, как на межгосударственном уровне, так и внутри любого национального сообщества. Фактически множественность капиталов в пределах отдельных национальных сообществ составляет теоретическое основание либерализма, хвастливо воображающего себя поборником свободы. Капитал не является однородной данностью.

Тем самым вносятся большие осложнения в вопрос о “глобализации” в целом. “Глобализация” обычно представляется в виде полной фантазии. Её суть – в предположении, будто мы все окажемся под властью некоего капиталистического “глобального правительства”, без сомнений повинуясь нормам, данным глобальным правительством установленным. Это невероятно. Невозможно привести систему капитала под контроль одной большой монополии, которая обеспечила бы материальную базу такого “глобального правительства”. В действительности мы имеем многочисленные разногласия и противоречия. “Суммарный общественный капитал” является всеобщей категорией. Она включает множество капиталов со всеми их противоречиями.

Теперь, если посмотреть с другой стороны, “совокупный труд” также не может рассматриваться однородной данностью до тех пор, пока сохраняется система капитала. Неизбежно существует множество противоречий, которые при данных исторических условиях проявляются среди различных групп рабочего класса. Группы рабочего класса противостоят и борются друг с другом, конкурируют между собой чаще, чем сталкиваются с отдельными группами капитала. В этом заключается одна из трагедий нашего сегодняшнего положения. Такие противоречия нельзя просто отбросить. Ибо еще Маркс написал много лет назад: “Конкуренция изолирует друг от друга индивидов - не только буржуа, а ещё более пролетариев, несмотря на то, что она сводит их вместе. Поэтому проходит немало времени, пока эти индивиды сумеют объединиться.… Поэтому лишь после долгой борьбы можно победить всякую организованную власть, противостоящую этим изолированным индивидам, живущих в условиях, которые ежедневно воспроизводят эту изолированность. Требовать противного равносильно требованию, чтобы в эту определённую историческую эпоху не существовало конкуренции или индивиды выкинули из головы отношения, над которыми они вследствие своей изолированности не имеют никакого контроля”. (Маркс К. и Энгельс Ф. “Немецкая идеология”//Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.3, с. 61).

Упомянутые разногласия и противоречия сохраняются у нас. В конечном счёте они должны быть объяснены природой и функционированием системы капитала непосредственно. Его антагонистическая система, основанная на социальном противоборстве, имеет неразрешимые противоречия и базируется на структурном господстве капитала над рабочим классом. Поэтому неизбежно существуют всякого рода групповые разногласия. Мы говорим о динамически развёртывающейся системе. Тенденция глобальной системы капитала не может не являться полностью и неразрывно переплетённой и в то же самое время глубоко противоречивой. Вот почему все упомянутые Вами модели можно отнести к действительным, взаимосвязанным определениям глобально развёртывающегося “суммарного общественного капитала” и “совокупного труда”. Эта общая структура имеет свою собственную логику, в том смысле что непреклонное развёртывание соответствует истинным структурным определениям и ограничениям. Существуют некоторые абсолютные, исторически непреодолимые ограничения этой системы, которые я попробовал разъяснить в Главе V книги “Beyond Capital”, озаглавленной “Активация абсолютных пределов капитала” (“The Activation of Capital's Absolute Limits”).

Н.: Насколько обоснованна критика, касающаяся теории Маркса о “превращении стоимости в цену” (“conversion of value to price”), и каков марксистский ответ на эту критику?

М.: Я думаю, что сейчас технически сложно вдаваться в подробности. Вы знаете, как современная экономическая теория подвергала сомнению эту позицию. Но вряд ли мы сможем извлечь много пользы из этой критики, ведь рыночная система, на основании которой мы действуем, делает необходимым такое превращение. Это поворачивает нас назад к вопросу о “трудовой теории стоимости”.

Основой концептуальной схемы Маркса является трудовая теория стоимости, описывающая порождение и присвоение “прибавочной стоимости” властью капитала. Теперь, в ныне существующих условиях социально-экономического воспроизводства, в большинстве стран мы имеем рыночную структуру, в которой “множественность капиталов”, упомянутая мной ранее, должна саморегулироваться. Вы упомянули “норму прибыли”. Она также находится в процессе постоянного регулирования. Но это регулирование не может происходить без промежуточной стадии превращения. Если капитал получает прямой политический путь управления расширенным воспроизводством системы, то не понадобится никакая промежуточная стадия подлинного превращения. Процесс мог быть более или менее произвольно улажен на основе политических решений, как это фактически случалось при системе капитала советского типа. Другими словами, мы снова затрагиваем второстепенный элемент общей теории. Присваивается “прибавочный труд” политически или экономически - это вопрос вторичной важности.

А первостепенное значение имеет другое: при всём мыслимом разнообразии системы капитала он должен присваиваться владельцем (separate body), структурно подчинившим труд. Здесь, заметьте, фундаментальная категория – “прибавочный труд”, а не “прибавочная стоимость”, как часто ошибочно полагают. “Прибавочная стоимость”, а также определённые формы её присвоения и реализации являются неотъемлемыми качествами капитализма. Но система капитала включает в себя намного больше, чем её капиталистическая разновидность. Существовали и даже теперь существуют формы системы капитала, которые не могут быть просто описаны как капиталистические. Многие пытались охарактеризовать более не существующую советскую систему как “государственный капитализм”. По моему мнению, такая характеристика лишена всякого смысла.

Советская система была не “госкапиталистической”, а “посткапиталистической”. Тем не менее эта система работала также на основе присвоения прибавочного труда владельцем (separate body), структурно подчинявшим труд и управлявшим политическим извлечением прибавочного труда. Иначе говоря, советская рабочая сила не контролировала регулирование и распределение своего собственного прибавочного труда, который в этой системе не превращался в прибавочную стоимость. Система советского типа была исторически особой формой системы капитала. В ней присвоение прибавочного труда должно управляться политически. Именно такая форма исчерпала себя в бывшем Советском Союзе, но далеко не во всех странах. Анализируя китайскую систему, Вы все ещё найдёте там преобладание политического контроля над извлечением прибавочного труда. Хотя много говорится о “рыночной основе китайской системы”, в действительности, рассматривая совокупность общественного метаболического воспроизводства в Китае, видно, что рынок по отношению к нему вторичен. Прежде всего, в китайской системе по-прежнему происходит политическое присвоение прибавочного труда, причём в огромном масштабе.

Если смотреть на проблему превращения с точки зрения “прибавочного труда”, а не “прибавочной стоимости” (которая должна присутствовать в конкретной разновидности системы капитала), тогда обнаруживается, что в капиталистической разновидности (основанной на прибавочной стоимости) необходимо управление промежуточной стадией превращения, чьи частные черты исторически случайны. Они также зависят от исторической стадии капиталистического развития. Таким образом, развитые монополистические стадии капиталистического развития очевидно должны совсем по другому воздействовать на превращение прибавочной стоимости в цену по сравнению с более ранней стадией, известной Марксу.

Н.: При каких условиях “теория стоимости” потеряла бы обоснованность? Эти условия имеют характер технологический, экономический или связаны с человеческим фактором?

М.: “Трудовая теория стоимости” может перестать работать только в результате радикальной социалистической трансформации. Это первое, что хотелось бы подчеркнуть. Чтобы покончить с трудовой теорией стоимости, надо покончить с извлечением и распределением прибавочного труда внешним владельцем (body) любого вида, политическим либо экономическим. Но, покончив с ней, потребуется изменить всю систему в целом. Другими словами, мы сможем только тогда говорить о социализме, когда хозяйственная деятельность и распределение её плодов окажутся полностью в руках народа. По Марксу это означает самостоятельность действий и саморегулирование общества “ассоциированных производителей”. Естественно, “ассоциированные производители” не смогут контролировать свою деятельность и её цели, если они также не управляют распределением социально произведенного прибавочного продукта. Поэтому невообразимо установление социализма, если владелец (separate body) продолжает извлечение и присвоение прибавочного труда. При социализме “трудовая теория стоимости” не пригодна, там для неё нет места.

Маркс говорит о “жалкой основе”, при которой в системе капитала извращённое извлечение прибавочного труда должно быть регулятором общественного процесса воспроизводства. Безусловно, в любом обществе необходимо решать проблему распределения ресурсов. Что имеется в виду под понятием “экономика”? По сути, оно означает рациональное ведение хозяйства. У нас нет неограниченных ресурсов, которые мы могли бы растрачивать по своему усмотрению, как это, на нашу беду, происходит в системе капитала. В каждый данный момент времени мы не имеем каких-либо безграничных запасов: ни материальных ресурсов, ни человеческой энергии. Таким образом, мы нуждаемся в рациональном регулировании общественного процесса воспроизводства. Важна жизнеспособность общественного процесса воспроизводства на долгосрочной основе, а не пределах безответственно недальновидных и экономически неустойчивых рамках системы капитала.

Вот почему необходимо принципиально переориентировать общественный обмен от диктата прибавочной стоимости и от экспроприации прибавочного труда производителей владельцем (separate body). При качественно новой форме обмена, когда “ассоциированные производители” контролируют и своё производство, и распределение продуктов своего труда, прибавочная стоимость лишена возможности навязывать себя социальным индивидам. То есть, нет почвы для императивов капитала и накопления капитала. Капитал не просто материальная данность. Мы должны думать о капитале как исторически детерминированном пути управления общественным метаболическим воспроизводством. В этом - фундаментальное значение капитала. Он проникает всюду. Конечно, капитал – это также и материальная данность: золото, банковское дело, ценовые механизмы, рыночные механизмы и т.п. Но сверх того, капитал проникает в мир искусства, в мир религии и церкви, управляя культурными институтами общества. О чём бы Вы ни подумали в нашей жизни, всё при существующих обстоятельствах управляется капиталом, понятым в этом смысле. Вот почему “трудовая теория стоимости” действует в течение исторического периода, в котором капитал носит всеобъемлющий характер, а сам процесс регулирования, по сути, иррационален.

И здесь ни в коем случае не конец истории. Ситуация усложнена тем фактом, что в трудном историческом периоде перехода от правления капитала к совершенно другой системе “трудовая теория стоимости” и “закон стоимости” функционируют очень несовершенным способом. Вот - одна из причин того, что система капитала советского типа была обречена. Мы, ведь, говорим о переходной системе. Она могла пойти в любом направлении: к социалистическому преобразованию общества, которое не произошло; или она рано или поздно должна была взорваться изнутри и встать на путь капиталистической реставрации. Мы свидетели того, как в некоторой временной точке советская система, если можно так выразиться, села между двух стульев. В советской системе не было путей регулирования экономики разного рода экономическими механизмами, такими как рынок, ценовая система и т.п. Поэтому отсутствовала дисциплинированная рабочая сила, которую мы фактически имеем при капиталистической рыночной системе. В нашем обществе многое решается рыночными силами автоматически: труд безжалостно подвергается господствующему и регулирующему диктату рынка. Ключевой проблемой в этом отношении определённо является рынок труда. Если вернуться назад во время, когда при Горбачёве разрушилась советская система, то видно, что кончина системы совпала с непродуманной и бесполезной попыткой ввести в неё “рынок труда”. Это был конец широко рекламируемой “перестройки”, ибо рынок труда может должным образом функционировать только в капиталистических условиях. Здесь “закон стоимости” успешно восторжествовал, не частично или косвенно, но в принципе, как неизбежность, в “расширенном воспроизводстве капитала”.

Существовали разного рода границы вне капиталистического мира, а именно глобальная структура. В её рамках советская система должна была работать. В условиях развития XX столетия многие понятия, которые в прошлом были действенными в структуре экономически регулируемого извлечения прибавочного труда, стали наиболее проблематичными. Сегодня несовершенства рынка (отход от условий конкуренции) и далеко не беспроблемное действие закона стоимости явное свидетельство тому в нашей системе капиталистически развитых стран Запада. Всё более возрастает роль государства. Без него система капитала не смогла бы выжить сегодня. Тем самым накладываются очень серьёзные ограничения на закон стоимости в нашей системе. Здесь мы говорим о потенциально далеко идущих ограничениях, которыми являются, конечно, внутренние противоречия системы.

К сказанному нужно добавить, что одно дело предпринять попытку полного восстановления капитализма в прежнем Советском Союзе, и совсем другое – добиться этой цели. Прошло пятнадцать лет после того, как Горбачёв начал процесс капиталистической реставрации, а говорить можно только о частичных успехах, ограниченных главным образом мафиозными деловыми кругами крупных городов. Эндемический и хронический кризис в России поразительно проявляет также в форме, в которой многие группы рабочих, например, шахтёры, не получают даже своей жалкой заработной платы в течение нескольких месяцев, иногда до полутора лет. Это невообразимо при настоящем капиталистическом строе, где основной регулятор извлечения прибавочного труда экономический, а не политический. Так выдвигается на первый план насущная тенденция XX столетия. То, что в XX столетии система капитала не смогла реализоваться в форме своей капиталистического разновидности, основанной на экономическом регулировании извлечения прибавочного труда, является фактом всемирно-исторического значения. Например, сегодня примерно половина населения Земли от Китая и Индии до значительных частей Африки, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки не принадлежит миру собственно капитализма. Она живёт при некоторой гибридной разновидности системы капитала или из-за хронически слаборазвитого состояния экономики, или из-за крупномасштабного вовлечения государства в регулирование социально-экономического метаболизма, или из-за сочетания этих двух условий. Эндемический кризис в России, который вполне вероятно закончится полной дестабилизацией и мощным взрывом, можно объяснить только в этом контексте. Понятно: истинное значение этого всемирно-исторического факта есть несостоятельность капитализма навязать себя всем, несмотря на все самодовольные разговоры о “глобализации”. Для его всемерного осознания потребуется преодолеть мифологию прошлого и преобладающий триумфализм сегодняшнего дня. Однако, это не может приуменьшить значение непосредственно этого факта и его далеко идущих последствий, которые должны проявиться в результате углубляющегося структурного кризиса системы капитала.

Н.: Где сегодня пролетариат и какую роль он играет в социальных переменах? Где мы можем найти эту силу?

М.: Насколько я понял, ваш вопрос касается проблемы субъекта социальной силы преобразований. Ибо именно так со времён Маркса понимается слово “пролетариат”. Ранее под ним подразумевали в основном промышленный пролетариат. Трудящиеся в промышленности - это, в конечном счёте, работники физического труда (от горной промышленности до различных отраслей индустриального производства). Ограничение социальных сил осуществляющих перемены лишь рабочими, занятыми физическим трудом, очевидно, не является точкой зрения Маркса. Он был далёк от мысли, что понятия “работники физического труда” достаточно для объяснения того, что требуется для радикальных социальных перемен. Вспомните его мысль о том, как через поляризацию общества всё большее число людей становятся “пролетаризированными”. Так, именно процесс пролетаризации, неотделимый от глобального развёртывания системы капитала, определяет и, в конечном счёте, разрешает эту проблему. Иначе говоря, подавляющее большинство индивидов попадает в ситуацию, когда они утрачивают все возможности распоряжаться своей жизнью. В этом смысле индивиды становятся пролетаризированными. Таким образом, опять всё сводится к вопросу о том, кто управляет общественным процессом воспроизводства, когда подавляющее большинство индивидов “пролетаризировано” и деградирует до состояния крайней беспомощности, как это было на более ранней стадии развития с наиболее несчастными членами общества - “пролетариями”.

Существуют, вплоть до некоторой точки в истории капитала, различные степени и возможности контроля, то есть некоторые группы населения имеют больше властных полномочий, чем другие. Действительно, Маркс в одной из глав “Капитала” описывал капиталистическое предприятие как почти милитаристский процесс, в котором принимают участие свои офицеры и сержанты. Заводские мастера подобно сержантам осуществляют надзор и контроль над непосредственной рабочей силой на основании полномочий, данных капиталом. В конечном счёте, весь процесс управления находится под властью капитала, но некоторые ограниченные возможности и средства воздействия возложены на особые группы надзора. Возрастающая “пролетаризация” подразумевает понижение и отрицание даже наиболее ограниченной автономии, которой некоторые группы людей прежде пользовались в процессе труда. Только подумайте о когда-то резко подчёркнутом различии между служащими (“белыми воротничками”) и производственными рабочими (“синими воротничками”). Как известно, пропагандисты системы капитала, доминирующие в культурном и интеллектуальном процессах, любят использовать это различие как ещё одно опровержение Маркса. Они доказывают, что в нашем обществе физическая работа “синих воротничков” исчезает, а “белые воротнички”, пользующиеся большими гарантиями занятости (которые оказываются полной фикцией), включаются в “средний класс” (другая фикция). Даже о постулированном исчезновении “синих воротничков” я бы сказал: подождите, не так быстро! Поскольку, если посмотрите во всем мире, фокусируясь на ключевой категории “совокупный труд”, то найдёте, что подавляющее большинство рабочей силы все ещё остается тем, что можно описать понятием “синий воротничок”. Вспомните, например, о сотнях миллионов “синих воротничков” в Индии.

Н.: В этом свете является ли достаточным разграничение между производительным и непроизводительным трудом, данное Марксом?

М.: Достаточно в том смысле, в котором Вы можете сделать это разграничение. Рассматривая процесс всеобщего воспроизводства (overall reproduction process), Вы увидите, что некоторые его составные части приобретают всё более паразитический характер. Например, постоянно растут издержки управления и расходы по страхованию. Высшей формой паразитизма в современном процессе воспроизводства являет собой финансовый сектор. Он постоянно охвачен глобальными спекуляциями, приводящими к очень серьёзному и потенциально чрезвычайно печальному влиянию на процесс производства. Хуже того, опасный паразитизм спекулятивного международного финансового сектора прославляется под пропагандистским лозунгом неизбежной и повсеместно благотворной “глобализации”. Таким образом, он оказывает важное влияние на будущие шансы социального преобразования. Это приводит нас назад к первостепенно важной проблеме социальных сил осуществляющих перемены. Вопрос состоит не в изменении разграничения между “синими” и “белыми воротничками”, а в социально непреодолимом фундаментальном противоборстве между трудом и капиталом. Оно не ограничено той или иной группой труда, а охватывает совокупный труд как антагонист капитала. Другими словами, труд как антагонист капитала (то есть глобально самоутверждённого “суммарного общественного капитала”) может быть только “совокупным трудом”. В глобальном масштабе под этим подразумеваются все его группы и всё его разнообразие безотносительно к положению в социально-экономической конфигурации на данной стадии истории. Мы являемся свидетелями того, что происходит у нас, в так называемых “развитых капиталистических странах” Запада: сотни тысяч “белых воротничков” было изгнано и безжалостно изгоняется из производственного процесса. Действительно, сотни тысяч в каждой ведущей стране. Посмотрите на эту проблему в Соединенных Штатах. Когда-то “белые воротнички” имели некоторые гарантии занятости, сопровождаемые относительно небольшой самостоятельностью в рамках своей работы. Всё это теперь исчезает, выкидывается как хлам. Компьютеризированная техника новейших образцов и проблемы технологии дополняют картину. Но даже в таком контексте технология всегда имеет второстепенное значение по отношению к императиву накопления капитала. “Неизбежный прогресс технологии” используется как оправдание для крупномасштабного сокрушения человеческих жизней. В результате мы получаем “пролетаризацию” когда-то более обеспеченной гарантиями рабочей силы. Процесс этот непрерывен. Безработица повсеместна и носит эндемический характер. Нет страны, не затронутой её увеличением. В своём предисловии к изданию “Beyond Capital” на фарси я упомянул, что в Индии числится триста тридцать шесть миллионов (336.000.000) зарегистрированных безработных. Представьте сколько миллионов там вообще не зарегистрировано. Взгляните на то, что происходит в Латинской Америке, как растёт безработица в Африке и даже в Японии. Помнится, не так давно говорилось о “японском чуде”. Теперь почти каждый месяц газеты пишут о рекордном уровне и постоянном росте безработицы в Японии. Фактически, японский уровень безработицы превысил аналогичный в Соединенных Штатах. А ведь смешно вспомнить: японский путь решения этой проблемы рассматривался как идеальный.

Раковая опухоль безработицы воздействует сегодня на каждую отдельную страну, не исключая те, которые не имели её в прошлом. Например, в Венгрии уровень безработицы выше самого высокого в Германии. Так проявляется разница между капиталистической системой и посткапиталистической системой советской типа. В странах советского типа в прошлом не имелось никакой безработицы. Имелись различные формы неполной занятости, но собственно безработицы не было. Теперь её уровень в Венгрии намного выше, чем в Германии, в Англии или в Италии. Смотрите, что получилось в России. Не так давно там не существовало безработицы, а сейчас её уровень огромен. И, как упомянуто ранее, в России даже если у вас есть работа, подобно шахтёрам, вы можете не получать свою заработную плату месяцами. Всё время нужно иметь в виду, что разговор идёт о динамических процессах развёртывания и трансформации. Этот процесс угрожает человечеству опустошением, и социальной силой, которая может что-либо сделать, является труд. Это единственная реальная сила, способная создать, институировать альтернативный путь управления социальным метаболизмом. Не отдельные группы труда, а совокупный труд как непримиримый антагонист капитала.

Н.: Прежде, чем задать вопрос об объективной (реальной) возможности социализма, я хотел бы узнать, какие аспекты теории Маркса уязвимы или нуждаются в обновлении? Какие разделы нуждаются в этом: методология, социология, историческая или экономическая теория?

М.: Рамки марксизма требуют постоянного обновления. Маркс работал в середине XIX столетия и умер в 1883 году. С того времени ситуация изменилась коренным образом. Тенденции преобразований, свидетелями которых мы были в недавнем прошлом, уходят своими корнями к первым десятилетиям нашего столетия. Они носят такой характер, какой Маркс не мог представить себе. Во-первых, это касается путей, которыми система капитала приспосабливается и обновляется, откладывая созревание и развёртывание своих антагонистических противоречий. Маркс не мог оценить различные возможности и основные ограничения государственного вмешательства для продления жизни системы капитала. В XX столетии ключевой фигурой, связанной с экономическим развитием, был Джон Мейнард Кейнс. Фундаментальной целью Кейнса было спасти систему через введение крупных государственных фондов для выгоды частнокапиталистических предприятий, чтобы таким образом регулировать в пределах структуры накопления капитала полный процесс воспроизводства. Теперь мы получили “монетаризм” и “неолиберализм”. Их идеологи отбросили Кейнса и стали предаваться фантазиям об отказе от государственного вмешательства в целом, представляя себе “сдерживание границ государства” (ограничение вмешательства государства в экономику – прим. Пер.) наиболее абсурдным способом. В действительности ничто не могло соответствовать таким своекорыстным фантазиям. В современной капиталистической системе реальная роль государства стала большей, чем когда-либо прежде, включая послевоенные два с половиной десятилетия господства кейнсианских тенденций в наиболее развитых капиталистических странах. Всё это совершенно новая тенденция по сравнению с имевшейся во времена Маркса.

Сходным образом и даже с большими осложнениями происходили события в бывшем Советском Союзе и в системе советского типа в целом. Одно, когда совершается революция, по намерениям - социалистическая, с целью проведения социалистического преобразования общества. Но когда смотришь на тип общества, полученного в результате, приходится признать, что это нечто совсем другое. Ибо господство капитала, хотя совершенно в ином виде, продолжилось в советской системе посткапиталистического типа. Если вдуматься, то мы найдём здесь важную связь с Марксом. Поскольку он говорил о “персонификации капитала”, как об очень важной категории. Маркс, используя эту категорию, имел в виду капиталистов-частников, так как в то время не имелось никакой другой заметной формы. Но он, таким образом, проницательно определяет и то, что командный состав системы капитала является персонификацией капитала. Командный состав должен работать в соответствии с объективными императивами капитала как такового. Идеологи и пропагандисты капитализма хотят увековечить миф о “просвещённом и щедром капиталисте”, у которого имеется моральная потребность взять на себя как общее правило заботу о рабочих, приписывая это качество тем, чьё поведение охарактеризовано бывшим консервативным британским премьер-министром Эдвардом Хитом как “неприятное лицо капитализма”. Этот миф - гротескная фантазия, если конечно не высказано с полным цинизмом, но сам Хит таким образом не говорил. Все капиталисты должны подчиняться объективным императивам, вытекающим из неизменной логики экспансии капитала. Если они не поступают так, они быстро перестанут быть капиталистами и просто изгоняются из полного процесса воспроизводства жизнеспособным командным составом, действующим в русле той же самой логики. Неприемлемо для капиталиста исполнять свои функции в качестве пособника устремлениям рабочего класса. Это было бы логической несообразностью, так как доктрина диктует необходимость структурного господства капитала над трудом во всех мыслимых формах существования системы капитала.

“Персонификацию капитала” надо рассматривать как связующее звено с точкой зрения Маркса. “Персонификация капитала” должна сама подчиняться и налагать на рабочих объективные, исходящие от логики капитала, императивы в зависимости от изменяющихся социально-исторических условий. И это согласуется с возможностью существования разнообразных форм “персонификации капитала” и подтверждается историей XX столетия. Маркс знал только одну форму персонификации капитала – капиталиста-частника. Но мы уже видели несколько разных форм и, возможно, ещё увидим новые и совершенно неожиданные пермутации (преобразования) этих форм по мере того, как будет развёртываться структурный кризис глобальной системы капитала.

Необходимость тщательного рассмотрения будущего стала одной из основных причин написания мною “Beyond Capital”. Именно будущее мы должны охватить критическим взглядом, с целью стать активными участниками исторического процесса, полностью осведомлёнными о фатальном значении деструктивной силы капитала. Капитал был с нами в той или иной форме на протяжении длительного времени, а в некоторых более ограниченных формах - в течение тысяч лет. Однако только в последние три-четыре столетия в форме капитализма была выработана самоэкспансионистская логика капитала, независимая от того, к каким разрушительным последствиям она приводит для самого выживания человечества. Это должно быть рассмотрено в истинном виде.

Когда мы думаем о будущем в свете нашего тягостного исторического прошлого, мы не можем представить себе ситуацию, в которой низвержение капитализма (в прошлом под этим мы понимали социалистическую революцию) решает стоящие перед нами серьёзные проблемы. Так как капитал повсеместен, то он глубоко внедрился во все сферы общественной жизни. Следовательно, если мы хотим добиться успеха, то капитал должен быть радикально искоренён отовсюду в ходе трудоёмкого процесса глубокой общественной трансформации. Стремление к социалистическим переменам на прочном базисе должно быть связанно с этим процессом и со всеми его трудностями. Необходимо постоянное наблюдение за тем, чтобы возможные персонификации капитала не навязывали себя в качестве целей будущей социалистической революции. Мы должны быть нацелены на разработку и успешное утверждение необходимых гарантий, направленных против возникновения персонификации капитала в какой бы то ни было форме.

Рамки марксизма должны постоянно обновляться с тем, чтобы они могли справляться с озадачивающими изгибами и поворотами “коварства истории”. Здесь нет места для теоретических дискуссий. Маркс был бы первым, кто согласился с этим утверждением. Фактически он делал это открыто, что помогло избежать обновления доктрины с каждой крупной исторической переменой. Реальность такова, что со времён Маркса до наших дней произошли колоссальные исторические перемены.

В заключении этой темы уместно подчеркнуть ещё одну мысль. Маркс в какой-то степени уже сознавал “проблему экологии”, то есть экологические проблемы при власти капитала и скрытые в них опасности для выживания человечества. Фактически он был первым, кто осмыслил эту проблему. Он заговорил об экологическом загрязнении, и он настойчиво утверждал, что логику капитала, преследующую прибыль, не заботят ни человеческие ценности, ни даже выживание человечества. Фрагменты этих рассуждений вы можете найти у Маркса. Но вы не найдёте, конечно, ту ситуацию крайней опасности, которая предстала перед нами. Для нас угроза человеческому выживанию – вопрос безотлагательный. В настоящее время мы можем с лёгкостью уничтожить человечество. Лежащие в основе этого деструктивные императивы могут быть объяснены лишь в терминах сумасшедшей логики капитала, связанных с вопросом экономики. Как я подчёркивал выше, истинное значение экономики для человечества может заключаться не иначе как в рациональном ведении хозяйства на долговременной основе. Сейчас мы видим полную противоположность. То, как функционирует система капитала, выставляет на посмешище необходимость рационального ведения хозяйства. Фактически, сам он повсеместно следует, исходя из всеобъемлющей расточительности противоположной экономному хозяйствованию. Именно расточительность в погоне за наживой ставит под угрозу выживание человечества, что требует от нас безотлагательных действий.

Такое было немыслимо в тех исторических условиях, в которых работал Маркс. В прочем вы можете процитировать слова о загрязнении окружающей среды, которые он написал в критике антиисторических взглядов Фейербаха на природу. Суть их в идеализации, отрыве от социального контекста и полного игнорирования факта неизбежного воздействия на природу капиталистического производственного процесса. Вы можете найти критические замечания Маркса в “Немецкой идеологии”, но, очевидно, не найдёте полного развития всего комплекса этих проблем в том виде, как они предстали перед нами в своей безотлагательности.

Мы праздновали в марте 1998 года 150-летие “Коммунистического манифеста”. Ответим на вопрос: “Есть ли у человечества ещё 150 лет?” Если система капитала выживет, то уж точно - нет! Или мы предстанем перед глобальной катастрофой, вызванной расточительностью монстра - системы капитала, либо человечество должно найти совсем другой путь регулирования своего социального метаболизма!

Н.: Как вы представляете объективную (реальную) возможность социализма?

М.: В данный момент это – трудный вопрос по причине того, что произошло в недалёком прошлом и, в какой-то степени, продолжает происходить сейчас. Мы должны помнить, что великий исторический вызов современному и будущему поколениям состоит в необходимости двинуться от одного типа общественного метаболического порядка к совершенно другому. Не будет преувеличением сказать, что это грандиозная и трудная историческая задача. В прошлом она не стояла с такой драматической безотлагательностью. Теперь от неё не уйти.

Знакомый нам всем общественный строй капитала (по терминологии автора – прим. пер.) достиг в последние три-четыре столетия своего апогея как все охватывающая и доминирующая система. В XX веке он также преуспел в удушении, подрыве или разложении каждого важного политического усилия, действующего против него или за пределами его власти. Но было бы величайшей иллюзией заключить, что это означает конец социализма. В последние несколько лет неолиберальная пропаганда триумфально провозглашала, что “мы покончили с социализмом раз и навсегда”. Госпожа Тэтчер, находившаяся на посту премьер-министра более десяти лет, хвасталась, что она “окончательно распростилась с социализмом”. Эта фраза посвящена рабочему движению, группам рабочих и профсоюзных активистов, а в первую очередь – шахтёрам. В это время проходила шахтёрская забастовка, которой нанесли поражение объединёнными усилиями капиталистического государства и оппозиционной Лейбористской партии во главе с Нилом Кинноком. Тэтчер охарактеризовала шахтёров как “внутреннего врага”. Несмотря на либеральные претензии, она и ей подобные безбоязненно называют “врагами” или “внутренним врагом” тех, кто стремится к учреждению социалистического строя.

В настоящее время капитал господствует на планете. Но способен ли он решить серьёзные проблемы, постоянно создаваемые его собственным общественным метаболическим воспроизводством? Капитал с его непреодолимыми антагонистическими противоречиями даже неспособен открыто признать эти проблемы. Напротив, он продолжает создавать их в постоянно увеличивающемся масштабе. А это ставит на историческую повестку дня вопрос о социализме, несмотря на мощные концентрированные усилия покончить с этой идей. Успех капитала - лишь в оттягивании того времени, когда он предстанет перед неизбежной необходимостью решения серьёзных проблем, которые в настоящее время продолжают накапливаться. В прошлом было много социальных взрывов в ответ на противоречия общественного строя. Вспомним 1848 и 1871 годы и, в какой-то мере, Великую Французскую революцию с её последствиями. Стремление народа к справедливому общественному порядку до сих пор не реализовано. Даже самые героические попытки, так или иначе, были отражены и подавленны силой капитала. А пока его многочисленные проблемы остаются нерешёнными и таят в себе огромные опасности. В этом смысле совершенно несостоятелен тот вид антагонистического процесса общественного воспроизводства, который продолжает создавать серьёзные проблемы и в то же самое время мешает их решению. Так как антагонистические детерминанты вводят в силу закон абсолютной необходимости функционирования и воспроизводства существующей системы независимо от последствий. Эти детерминанты неискоренимы. Они не собираются исчезать, сколько бы ни ликовали сейчас пропагандисты капитала. Разрушительные последствия такой структуры будут возникать снова и снова. Тут может быть лишь одно решение: убрать структурный антагонизм из нашего общественного метаболического воспроизводства. Это допустимо, если преобразования охватят всё, от самых маленьких составных ячеек нашего общества до самых больших межнациональных монополистических корпораций, которые продолжают оказывать преобладающее влияние на нашу жизнь.

Несмотря на явный внешний триумф капитала, он, в более фундаментальном смысле, находиться в крайне затруднительном положении. Это звучит парадоксально. И всё же, если вы признаёте способ, при котором капитал может повсеместно господствовать в процессе общественного воспроизводства, вы должны также признать, что он структурно неспособен разрешать свои проблемы и противоречия. Куда бы вы ни посмотрели, вы найдёте, что всё новоявленное и громко рекламированное как прочное основательное решение рано или поздно превращается в пыль. Давайте, к примеру, оживим в своей памяти эфемерную историю об “экономических чудесах” послевоенных десятилетий. Что это были за чудеса? У нас было “немецкое чудо” и “японское чудо”, за которыми последовали итальянское, бразильское и другие. Как мы хорошо помним последними из “чудес” были “азиатские тигры”, разрекламированные наиболее тенденциозно. И что случилось с этими “чудом”? Подобно другим оно испарилось, на смену ему пришёл жесточайший кризис.

Сегодня вы не найдёте ни одной страны в мире, которая не столкнулась бы с фундаментальными проблемами, включая недавний крах на биржах России и некоторых стран Восточной Европы. Если вы читаете буржуазные газеты, то они все в определённой панике. Их заголовки запугивают читателей и самозапугивают собственных авторов тем, что происходит. Я помню, когда “азиатские тигры” были в зените, мнение об их “чуде” также использовалось как аргумент против рабочего класса капиталистических стран: “Ведите себя хорошо! Согласитесь с практикой трудовых отношений и стандартами жизни принятыми рабочими в экономиках “азиатских тигров”, или попадёте в большую беду!” Система, которая провозглашает, что она решила все проблемы в “постиндустриальных” “развитых капиталистических” странах Запада, а затем для поддержания собственного здоровья вынуждена полагаться на такие авторитарные шантажистские послания, которые не обещают много в будущем даже в их собственных терминах.

И здесь может быть только одно практически осуществимое и жизнеспособное решение – социализм. Социализм в изложенном выше смысле, то есть уничтожение основы антагонистической системы, при которой одна часть населения – крошечное меньшинство – господствует над подавляющим большинством в качестве непреодолимого структурного условия. Такая форма господства полностью экспроприировала право на принятие решений. Труд как антагонист капитала не имеет этого права даже в самых ограниченных масштабах. Проблема эта неизбежна и имеет жизненно важное значение для будущего. Поэтому я убеждён, что шансы возрождения социалистического движения велики и основательны.

Н.: Какова Ваша концепция революции?

М.: Концепция революции остаётся очень важной и действенной, если мы определим её как непрерывно происходящую глубокую трансформацию всех аспектов общественной жизни. Нельзя принимать ту концепцию, будто революция – один удар, решающий все проблемы раз и навсегда. Так создастся иллюзия, что гильотинируй сколько-то голов, и вы победили. Революция по Марксу, и это чётко прослеживается во многих контекстах, является “социальной революцией”. Он писал, что ключевое различие между революциями прошлого и социалистической “социальной революцией” в том, что революции прошлого были, по сути, политическими. Это означало смену правящих обществом групп, в то время как подавляющее большинство народа находилось в состоянии структурного подчинения. В этом контексте должен быть рассмотрен вопрос о “персонификации капитала”. Относительно легко снести “мощным ударом” то или иное количество голов с целью какого-либо ниспровержения. Обычно это затрагивает политическую сферу.

Совсем недавно концепция революции определялась в таком духе. Из горького опыта мы знаем, что она не работает. Направляться по этому пути не достаточно. Мы должны вернуться к тому, что Маркс говорил о “социальной революции”. Должен подчеркнуть, что концепция революции не является оригинальной идеей Маркса. Эта концепция возникла у Бабёфа и его сподвижников в бурный период после французской революции 1789 года. Бабёф был казнён. Он и его группа обвинялись в заговоре. На самом деле его преследовали за идею “общества равных”. Эта же концепция опять появилась в 1830-ых годах и в период революции 1848 года. В периоды революционных переворотов идея “социальной революции” ставилась на передний план у наиболее прогрессивных сил, и Маркс верно воспринял её.

При радикальной общественной трансформации, то есть социалистической революции, перемены не должны ограничиваться правящими группами. Революция должна быть по-настоящему и всеобъемлюще социальной. Это означает, что преобразования и новый способ контроля над социальным метаболизмом должны пронизывать все сегменты общества.

Именно в этом смысле концепция революции остаётся действенной, и в свете нашего исторического опыта более действенной, чем когда-либо раньше. Революция не только искореняет, но и также насаждает. Искоренение в такой же мере часть этого процесса, как и насаждение нового взамен искоренённого. Маркс где-то сказал, что значение понятие “радикальный” - “схватить проблему за корень”. Таково буквальное значение радикальности, и оно сохраняет свою действенность в только что упомянутом мною смысле об искоренении и насаждении. То, что сегодня прочно укорено, в будущем должно быть вырвано через трудоёмкий процесс непрерывной, если хотите “перманентной”, революционной трансформации. Но место, где это произошло не должно пустовать. Вы должны заполнить его тем, что способно пустить глубокие корни. Говоря об общественном строе капитала, Маркс употребил выражение “органическая система”. В предисловии к своей книге “Beyond Capital” (на фарси) я процитировал это высказывание Маркса. Система капитала, в которой мы живём, является органической системой. Каждая её часть поддерживает и усиливает другие части этой системы. Именно этот вид взаимоподдержки всех частей делает проблему революционной трансформации чрезвычайно запутанной и сложной. Если вы хотите заменить органическую систему капитала, вы должны на её место поставить другую органическую систему. Её части поддерживают целое в результате собственной взаимоподдержки. Именно так новая система станет жизнеспособной, готовой утвердиться, расти и успешно двигаться в направлении, которое гарантирует удовлетворение потребностей всех членов общества. Ясно, что тогда “революция” не может быть просто проблемой “свержения”. То, что свергнуто, является лишь частичным аспектом социальной революции. Исторически известные разновидности капитализма могут быть свергнуты, и в каком-то ограниченном аспекте это уже происходило, но сам капитал не может быть “свергнут”. Он должен быть искоренён способом, изложенным выше, и он должен быть чем-либо заменён.

Подобно этому и капиталистическое государство может быть свергнуто. Однако, свергнув капиталистическое государство, вы не сдвинули саму проблему, так как государство как таковое не может быть свергнуто. Вот почему Маркс говорит о “уничтожении государства”, что уже является совершенно другой концепцией. Более того, самой тяжёлой проблемой, касающейся революционной трансформации общества, является труд как таковой. Он не может быть “свергнут”. Как вы “отвергните” труд? Ведь он вместе с капиталом и государством является одним из трёх столпов, на которых держится система капитала. Труд – основа общественного воспроизводства. Появились разного рода вымыслы, особенно в последние десятилетия, о том, что “информационная революция” покончила с трудом, и мы с тех пор счастливо живём в “постиндустриальном обществе”. Идея труда, который превращается в игру, имеет хорошую родословную и восходит к Шиллеру. Однако её появление с апологетикой капитала представляет собой полный абсурд. Вы можете ликвидировать каким-либо декретом наёмный труд. Но это далеко от решения проблемы освобождения труда. Оно возможно только как самоосвобождение ассоциированных производителей. Человеческий труд как производительная деятельность останется навсегда абсолютным условием процесса воспроизводства.

Природный субстрат существования индивида есть сама природа. Она должна рационально и творчески контролироваться производственной деятельностью в противоположность безответственному господству иррациональных, расточительных и разрушительных императивов капиталистической экспансии. Общественный метаболизм предполагает необходимость взаимообмена между самими индивидами и между совокупностью индивидов и непокорной природой. Даже не носившая апологетического характера первоначальная идея XVIII века неразрывно связанна с идеализацией природы, незнанием её или отрицанием её непокорности. Но апологеты капитала в своих недавних ответах на критику цинично пренебрегают всеми фактами, которые свидетельствуют о бессмысленном разрушении природы капиталом. В последние два-три десятилетия вы наверняка читали книги и статьи о так называемом “постиндустриальном обществе”. Что это должно значить “постиндустриальное”? До тех пор пока существует человечество, оно должно быть индустриальным. Оно должно работать для своего воспроизводства. Этим создаются условия, при которых человеческая жизнь остаётся не только реальной, но и даются богатые возможности для раскрытия потенциалов человека. И это возможно только при существовании индустрии в самом глубоком смысле слова.

Мы всегда будем индустриальными, вопреки корыстным пропагандистским фантазиям о том, будто “информационная революция” делает индустриальный труд полностью излишним. Знаменательно, что в одно и то же время апологеты капитала болтают о “постиндустриальном” рае и одобряют перевод экологически грязных производств в Индию, Китай, на Филиппины, в Латинскую Америку. Так называемая “промышленность дымовых труб” должна быть выведена с “передового капиталистического” Запада! Куда “капитаны индустрии” поместили ядовитые дымовые трубы “Юнион Карбайд”? В индийский город Бхопал. В результате – катастрофа, несколько тысяч погибших, и много больше раненых и ослепших. Неужели это сделало общество “постиндустриальным”? Напротив, такой “экспорт технологии” означает, что капиталистический Запад посылает своё “грязное бельё” в недоразвитые части мира – в так называемый “Третий мир”. В то же самое время идеологи и пропагандисты этой системы утверждают, что такие переводы означают “модернизацию” по американскому образцу, в итоге народы повсеместно станут жить богато и счастливо в полностью автомобилизированном обществе.

Так необходимая революция означает полное изменение всего этого. Ничего нельзя решить лишь свержением. Ниспровержение или ликвидация некоторых институтов в определённых исторических условиях будет только необходимым первым шагом. Радикальные политические действия нужны для смещения правящих групп и расчистки места для воздвижения на нём чего-либо совершенно нового. Целью же должен быть глубинный процесс непрерывных социальных преобразований. И в этом смысле концепция революции остаётся бесспорной.

Н.: Западные рабочие, создав профсоюзы, пытаются приспособить теорию Маркса к современным условиям. Их голос и борьба не идут дальше ограниченных требований социального обеспечения, повышения зарплаты и т.д. Напротив, на Востоке при диктатуре, замедленном экономическом развитие, недостатке теоретических знаний социальные движения стремятся не только к лучшей жизни, но также и к ниспровержению системы капитала. Глобализация и приватизация создали предпосылки для антикапиталистических движений. Похоже, радикальное движение расширяется скорее на Востоке, чем Западе. Что Вы скажете по этому поводу?

М.: То, что Вы описываете, отражает ситуацию двух-трёх десятилетней давности, и во всё меньшей степени относится к сегодняшнему дню. В капиталистических странах Запада, таких как Франция и Италия, ключевые лозунги рабочего движения нельзя свести просто к борьбе за повышение заработной платы. Возьмём снижение рабочей недели до 35 часов без потери оплаты. Оно уже гарантированно Французским правительством. По принятому закону во Франции с 2000-2001 годов рабочая неделя будет уменьшена до 35 часов. Это - не вопрос оплаты труда. Имеются серьёзные предпосылки для реализации этой же цели в Италии. Я могу процитировать Фаусто Бертинотти. Он является одним из лидеров итальянского движения за 35-тичасовую рабочую неделю. Как известно, условия труда женщин во всех капиталистических странах хуже, чем у мужчин. (Однако не следует приукрашивать условия труда их коллег-мужчин). Читательница ежедневной итальянской газеты “Rifondazione” спрашивала: “Если мы получим больше времени в своё личное распоряжение (в результате введения 35-тичасовой рабочей недели – прим. Авт.), то как мы сможем использовать его?” Вот ответ Бертинотти:

“Когда мы говорим, что это не только вопрос целей профсоюза, но и всей цивилизации, то мы обращаемся точно к сути сформулированного Вами вопроса: вопроса времени и соотношению между рабочим временем и временем человеческой жизни. Прежде всего, из Маркса мы знаем, что воровство рабочего времени на некоторой стадии исторического развития становится скверной основой производства, богатства и организации общества. Кроме того, мы знаем, что борьба против эксплуатации может идти только вместе, переплетаясь и тесно связываясь с борьбой против отчуждения, то есть против того механизма, глубоко свойственного природе капитализма. Он не только забирает от каждого рабочего продукт “живого труда”, но стимулирует отчуждение, разнонаправленность и жёсткое регулирование времени человеческой жизни. В этом смысле, эти 35 часов, не говоря о выгодах, которые они способны вызвать с точки зрения занятости, действительно возвращают нас к центральному вопросу улучшения нашей собственной жизни: к самоуправлению временем, используя не связанное с политикой выражение. Реальное социальное преобразование не произойдёт без проекта коллективного самоуправления рабочего времени и времени человеческой жизни. Только реальный проект, а не гипотеза, разработанная вне социального объекта и индивидуальной субъективности. Это огромный вызов для нас в политической жизни”.

Выше сказанное позволяет понять, что борьба за 35-тичасов рабочую неделю не просто “профсоюзное требование”. Это вызов целой системе общественного метаболического воспроизводства, и было бы ошибкой считать его исключительно “профсоюзным”.

Вы правы, что в течение долгого времени рабочее движение в развитых капиталистических странах ограничивалось исключительно экономическими требованиями. Но эта узкая направленность не может далее поддерживаться. Это связывает нас с вопросом возможностей для социализма. Рабочее движение сейчас получило импульс, который должен привести к постановке в повестку дня вопроса рабочего времени и продолжительности человеческой жизни. Сокращение рабочего времени только в очень ограниченной степени является требованием о повышении заработной платы. Рабочие не хотят просто улучшения оплаты. Они говорят: “Мы не хотим терять то, что уже имеем”. Но реальная ситуация приводит к тому, что они несут потери в любом случае и совсем по другим причинам. Одна из важных причин потерь за последние 30 лет капиталистического развития состоит в том, что я называю “нисходящим уравниванием различной степени эксплуатации (differential rate of exploitation)”. В западных капиталистических странах рабочий класс в течение долгого времени мог наслаждаться выгодами от “различной степени эксплуатации”. Его уровень жизни и условия труда были неизмеримо лучше, чем в “слаборазвитых странах” так называемого “третьего мира”. (Концепцию “третьего мира” я всегда отвергал как своекорыстную пропаганду, исходящую от западного капитализма, поскольку “третий мир” есть неотъемлемая часть одного единственного глубоко взаимосвязанного мира). Ухудшение условий жизни и труда наблюдается повсюду, доказывая тем самым действие “нисходящего уравнивания” в наиболее развитых капиталистических странах. Рабочие теперь должны столкнутся с угрозой их основным условиям существования, так как безработица распространяется повсеместно. Борьба с безработицей не может рассматриваться просто как переговоры о заработной плате. Давным-давно прошли времена, когда на пике кейсианского влияния можно было лечить “предельную безработицу” (“marginal unemployment”).

Рабочий класс даже в наиболее развитых капиталистических странах должен мужественно принять этот вызов. Вы, конечно, правы, что условия существования на Востоке несравнимо хуже. Но важно подчеркнуть, что соответствующие государства являются неотъемлемой частью системы “суммарного общественного капитала” и “совокупного труда”. Если что-либо случается в одной части этой системы, то оказывается воздействие на состояния какой-либо другой её части. Состояние рынка труда ухудшается всюду, не исключая западные капиталистические страны: Канада задета так же, как и Соединённые Штаты, Англия, Германия, Франция или Италия. Давление усиливается, и я могу добавить к сказанному, что необходимо изменение ориентиров рабочего движения Запада. Трагедия рабочего движения XX столетия состояла в его внутреннем разделении на “производственное крыло” (профсоюзы) и “политическое крыло” (политические партии). Разделение, можно даже назвать это кастрацией, означало серьёзное ограничение и сведение в очень узкие рамки его деятельности. Сложилась ситуация, когда люди, чьи интересы вроде бы представляют политические партии, имеют возможность голосовать, бросая каждые четыре или пяти лет клочок бумаги в урну для избирательных бюллетеней, и таким образом отказываясь от права принятия решений в пользу того, кто заседает в парламенте. Вот почему в свете происходящих перемен необходимо, чтобы само профсоюзное движение (“производственное крыло”) стало непосредственно политическим. Процесс этот уже наблюдается в некоторых капиталистических странах Европы (это особенно заметно во Франции и Италии), а также в Японии. Я полагаю, что в не слишком отдалённом будущем подобное начнёт происходить в Канаде и в США.

Ваш вопрос я хотел бы сопроводить оговоркой. Ситуация меняется под влиянием закона развития капитала к нисходящему уравниванию различной степени эксплуатации в эпоху структурного кризиса системы капитала в целом, а не только капитализма. В деталях я обсуждаю эту проблему в своей книге “Beyond Capital”. При существующих обстоятельствах невозможно удержать людей в покорном состоянии. Я могу напомнить вам о британских шахтёрах. Они вели борьбу целый год вовсе не ради улучшения оплаты. Было бы немыслимо на протяжении одного года выдержать лишения, нищету, дискриминацию, враждебность и репрессии государства ради увеличения заработной платы на 10, 20 или даже 50 фунтов в неделю, когда они несли в ходе своей борьбы бoльшие финансовые потери. Шахтёры в Англии были побеждены в результате согласованных действий государства и, как не печально, Лейбористской партии, которая именовалась их “политическим крылом”. И что произошло с рабочей силой британских шахтёров? Во время забастовки их число достигало 150.000. Сегодня их осталось менее 10.000! Вот реальная ситуация! Вот против чего рабочие должны были бороться - против истребления своих рядов, против превращения шахтёрских городов и деревень в пустошь. Теперь в развитых странах всё больше групп рабочих вынуждены поступать таким же образом, как британские шахтёры. Я также напомню другой случай, когда ливерпульские докеры вынесли чрезвычайные тяготы забастовки длительностью не один, а два с половиной года. Такие акции и такая борьба несут одновременно экономический и политический характер. Подобное немыслимо на основе чисто “профсоюзных целей”.