1. ПОСЛЕ ПЕРВОГО СРАЖЕНИЯ

Что за "тракторная война"?

Для неосведомленных надо вначале пояснить, что такое “тракторная  война”, о которой здесь идет речь. В кратком изложении история такова.

Одним из главных программных заявлений правительства Е.Примакова, так же как предыдущих и последующего С.Степашина, было поддержание отечественного производителя. Примаков, имевший невиданный кредит доверия, за установку на возрождение отечественного производства снискал  аплодисменты при выступлении в Союзе промышленников.

Кировский завод тоже был воодушевлен тем, что правительство повернулось лицом к своему производителю. Совместно с городскими и областными властями он подготовил  и направил в Москву проект создания лизинговой компании для реализации продукции сельскохозяйственного машиностроения. Мудреное слово “лизинг” расшифровывается довольно просто - это продажа крестьянам техники в кредит, под будущий урожай. В этом завод видел путь поддержания отечественного производителя и выход для крестьянина. Дело в том, что  в сегодняшней ситуации у крестьян нет таких средств, чтобы сразу заплатить за трактор “Кировец”, а завод не может сам поставлять продукцию в долг, т.к. ему надо закупать комплектующие, оплачивать электроэнергию, платить зарплату, отчислять налоги и т.п. Лизинговая же компания, имея оборотный капитал при поддержке (гарантиях) государства, выполняет роль передаточного звена - забирает трактора у завода и предоставляет их сельским хозяйствам. Надо отметить, что лизинг не был изобретением Кировского завода, так делают даже в благополучных странах, не провалившихся, как наша, в пропасть экономического кризиса. Работники Кировского завода воспрянули духом.

И вдруг на заводе узнают, почти случайно, что главные тогдашние патриоты отечественного производста и радетели сельского хозяйства, вице-премьеры Маслюков и Кулик, ведут переговоры о закупке сельхозтехники не с российскими заводами, а с американскими, и прежде всего компанией “Джон Дир”. С подачи не кого иного, как министра сельского хозяйства,  подготовлен проект поставки в Россию американских тракторов, комбайнов, сеялок, культиваторов, плугов, борон и т.п. (список из десятков наименований и сотен тысяч единиц), всего на сумму в 1 млрд. долларов в первый заход и, кроме того,  создания сети МТС, обслуживающих эксплуатацию импортной техники, - еще на 7 млрд. Все это, разумеется, в кредит, который приплюсовывается к нашим внешним долгам, уже сегодня ставшим удавкой на шее России. Через некоторое время в “Сельской жизни” появился рекламный разворот, расхваливающий заокеанскую компанию, которая, де, предлагает ни более и ни менее как... “реанимацию российского сельхозмашиностроения” (знаменательно, что дело дошло до “реанимации”). Здесь же приводился текст правительственного  решения, на котором красовались подписи Маслюкова и Кулика и резолюция Примакова: “Согласиться”. Авторы разворота, стремясь придать убедительность своей рекламе, видимо, перестарались - вынесли на свет документы, появление которых имело эффект разорвавшейся бомбы. Для Кировского тракторного завода, как и для многих  российских заводов сельхозмашиностроения, реализация проекта означала добивание отечественного производства. При этом правительство, при всех своих красивых прокламациях, делало этот шаг совершенно  осознанно. Министр сельского хозяйства сам признался: “Я отдаю себе отчет, что такие соглашения ударят по нашему машиностроению” (1).

После этого и разразилась “тракторная война”, бушевавшая на заводе, в коридорах власти и в первую очередь - на газетных полосах. Множество газет, от утренних центральных до вечерних городских, напечатали статьи, показывающие ярко - одни - с болью, другие - отстраненно, третьи - с издевкой - абсурдность хода правительства. Пересказать их нет никакой возможности. Все подчеркивали, что трактор “Кировец” в 5 (!) раз дешевле американского, адаптирован к российским условиям, заводом создана уже сеть станций технического обслуживания... Выходит, что российское правительство поддерживает не свои заводы, а “Джон Дира”. Корреспондент “Санкт-Петербургских ведомостей” издевательски вопрошал: “А что если предложить правительству США закупать тракторы Кировского завода? Интересно, как оценят такой проект в конгрессе, сенате, в Белом доме и во всей тамошней прессе” (2). Кстати, отметим, что выражение “тракторная война” не придумано нами, так назывались многие публикации.

Но какое отношение имеет “тракторная война” к рабочему движению, может вопросить читатель, знакомый с публикациями. Ведь оно здесь вроде бы не проявлялось. В том-то и дело, что имеет отношение, однако эта сторона осталась совершенно неосвещенной. В публикациях ломались копья по поводу трактора “Кировец”, выражались негг. ание или сарказм ввиду вероломства, глупости и буквально “безумия” правительства (как выразился директор Кировского завода), от имени завода во всех без исключения случаях выступал генеральный директор, о рабочих никто и не вспоминал (как о солдатах). Спасение уникального трактора - это, разумеется, очень важное дело. И все же трактор - железный. За ним стоят живые люди, сотни, тысячи человеческих судеб. У одного Кировского завода десятки поставщиков (электрооборудования, двигателей, резинотехнических изделий и т.д.), это тысячи работников на смежных предприятиях. С этой стороны, с точки зрения рабочих, профсоюзов, их коллективных действий мы и хотим посмотреть на “тракторную войну”.

Кто воевал в первом сражении?

Ввиду неосвещенности человеческой стороны войны во всех многочисленных публикациях, приходится прежде всего отметить, что не только начальники разного ранга, но и журналисты научились не замечать живых людей, особенно рядовых работников. Не балуют они пристальным вниманием выступления рабочих (и следовательно, не стоит ждать, что они будут союзниками).

Если судить по газетам, то главным воином со стороны завода была администрация во главе с генеральным директором. Как уже говорилось, он, и никто другой, фигурирует во всех статьях. Между тем первым забил тревогу профсоюз. Именно  профком предприятия обнаружил публикацию, в которой мельком говорилось о договоре с “Джон Диром” на поставку техники по лизингу под гарантии российского правительства (которые оно упорно не соглашалось давать своим компаниям). И не только обнаружил - забеспокоился, насторожился, первым оценил опасность ситуации. И, как положено на войне, повел разведку, добывая информацию. Скоро выяснилось, что дело уже зашло далеко. На очередном совещании профсоюзного актива ситуация была поставлена на обсуждение, в результате его приняли “План действий КНП”, состоящий из 13 пунктов, весьма примечательный документ, последним пунктом которого было аж “Обратиться в органы ФСБ, Совет безопасности РФ”, среди других предусматривалось “Создание мобильной группы активистов для... (умолчу пока), “Создать при КНП постоянно действующую группу для немедленного реагирования на происходящие события, рассмотреть вопрос ее финансирования” ... Профком сразу почувствовал, что предстоит именно война. Председатель профкома: “Мы приняли решение - надо готовиться к сражению за свое предприятие”.

В числе первых же пунктов было обратиться к администрации (“провести переговоры”), в органы власти, на родственные предприятия и к своему  трудовому коллективу.

Итак, первым делом профком “повел переговоры” с администрацией предприятия. Хотелось бы обратить внимание на парадоксальность ситуации: профсоюз, дело которого - противостоять работодателю, угрожая остановкой производства, вынужден подталкивать его на действия по сохранению этого самого производства. А что оставалось делать? Дело в том, что администрация вначале не реагировала на ситуацию (опасность). То ли генеральный боялся прослыть “красным директором”, то ли судьба производства его мало трогала. Только недели через две администрация тоже вступила в борьбу. Потом и профсоюз, и руководство завода будут подчеркивать совместность действий, расценивать это даже как одно из главных достижений (мы еще обратимся к этому моменту). Однако фактом остается то, что профсоюз, работники оказываются более, чем работодатель (вместе с правительством), заинтересованными в сохранении отечественного производства. Полное несоответствие классическому представлению о роли профсоюзов. Его сторонники, критически относясь к социальному партнерству, говорят: “Трудящиеся должны связывать свои интересы не с рыночным успехом данного предприятия, как хотели бы работодатели, а с интересами всех трудящихся отрасли и всего рабочего класса” (3) и обоснованно показывают, что “если трудящиеся будут принимать на себя заботу о конкурентоспособности предприятия, на котором работают, то они должны будут вступать в конкуренцию с рабочими других предприятий: кто будет работать дешевле и в худших условиях” (4). И это совершенно справедливо.

Но, видимо, в сегодняшней российской практике есть ситуации, которые не подходят под эти правила. Шахтеры, выступая против закрытия шахт, тоже вынуждены воевать не только с властью, но и со своими начальниками, которые нередко даже заинтересованы в признании предприятия нерентабельным (чтобы приватизировать по дешевке). О поведении заводских работодателей уже говорилось. Профсоюз мотивировал свою позицию тем, что перед лицом “внешнего противника” (которым в данном случае оказывается свое правительство) приходится объединяться. Сами рабочие говорят: “У генерального много денег, он может прожить и без тракторного производства. А у меня ничего нет, кроме рабочего места. Потерять его - значит потерять все”.

Так или иначе, вначале профкому пришлось выступать не только инициатором, но и в одиночестве. Первое “Открытое письмо” на имя премьер-министра ушло за подписями председателей профкомов АО и тракторного завода. В правительство обратились за разъяснениями, “почему предполагаемые действия правительства должны наносить урон отечественному товаропроизводителю”, чтобы высказать свое мнение о сути дела и просить правительство “сформулировать свою официальную позицию” (5). Профсоюз не рассчитывал получить ответ (его и не последовало), важно было подать свой голос. Профком забросил обращение и в Государственную Думу, апеллируя к патриотизму депутатов (“зная ваше отношение и истинное желание помочь отечественному товаропроизводителю”) (6).

Одним из главных маневров профсоюза был поиск союзников. Обратились к коллегам на родственные предприятия - Ростсельмаш, Волгоградский тракторный, Челябинский тракторный завод - с предложением выступить единым фронтом. Этим заводам (особенно Ростсельмашу) грозила не меньшая опасность. Но с солидарностью, главным оружием современного пролетариата, увы, ничего не получилось. Рабочая (точнее, профсоюзная) солидарность оказалась в дефиците и в тот момент, когда более всего была нужна. Вывод можно было сделать, что ее заблокировали профсоюзные лидеры. Одни из них говорили, что рассчитывают извлечь выг.  из совместного производства (об этой возможной “выгоде” хорошо написал корреспондент “Труда”, сказав в подзаголовке: “Ростсельмашу придется поработать на подхвате у американской “Амеко” (российский представитель “Джон Дира”)” (7); вторые - что “боятся помешать администрации (“Директор сидит в Москве по этому вопросу, как бы не навредить”)”; третьи просто избегали контактов. Таким образом, главный ресурс задействовать не удалось, пришлось рассчитывать только на собственные силы. И это тоже было весьма показательно для сегодняшней России.

Обратились к собственному трудовому коллективу, чтобы опереться на него. Профсоюзный комитет, таким образом, выступил организатором коллективных действий работников. Вначале было подготовлено “Коллективное письмо Председателю Правительства РФ”, в котором выражалось мнение о соглашении с “Джон Диром” (“получается, что у американских трудящихся есть повод благодарить российское правительство, а русским рабочим остается лишь писать письма”), высказывалась уверенность, что “ситуацию еще можно изменить”, и содержалось приглашение посетить предприятие и лично убедиться в конкурентоспособности тракторов “Кировец” (8). Под письмом поставили подписи более 1,5 тыс. работников тракторного завода (из 2 тыс.), притом подписи собрали в течение одних суток.

Но это был лишь первый шаг “честных граждан и добросовестных налогоплательщиков” (как подписались работники под письмом). С этого момента коллектив был взбудоражен, настраивался на самые решительные действия, и война приобретала характер, так сказать, народной. В дальнейшем рабочие готовы были объявить забастовки, организовать пикеты, перекрытия трасс и даже сесть на трактора и поехать в Москву (для координации таких действий и могла понадобиться “мобильная группа активистов”, о создании которой упоминалось ранее). С этим невозможно уже было не считаться ни своей администрации, ни правительству; есть основания полагать, что это был главный “засадный полк”, решивший исход сражения; но данный момент - что весьма примечательно - не отметила почти ни одна газета. Рабочие же высказывались о ситуации жестко: “Российское правительство сложно назвать нашим, если оно занимается созданием рабочих мест не у нас, а там, в Америке. Его скорее можно назвать американским. Оно - не наше”. “Как только мы поймем, что решение не отменяется, мы будем действовать по-своему. На этот раз - редкое единодушие, все готовы выступить. Даже те, кто в отпусках, приезжают, спрашивают: Когда начнем? Куда пойдем? Мы и до Москвы доберемся”. “Можно провести такую параллель. В Югославии американцы начали войну оружием, путем бомбежек. Здесь они применяют экономический разгром. Это бомбежки тракторами, комбайнами, плугами и т.п. По духу, результатам - это тоже война, она несет опустошение. И делается это руками наших правителей. Кто же тогда они?! И можно ли это терпеть?!”

Таким образом, был участник “тракторной войны”, который оставался пока потенциальным, но в кульминационный момент мог появиться и от жестких слов перейти к такого же рода действиям.

Решающая схватка

Тем временем появилась упомянутая рекламная публикация в “Сельской жизни”, пришел отрицательный ответ из правительства на предложение о поддержке создания  отечественной лизинговой компании и стало известно, что готовится к поездке в США правительственная делегация, которая, вероятнее всего, подпишет договор с “Джон Диром”. Несмотря на газетный шум, правительство не испугалось, не стало ничего опровергать (хотя его обвиняли в сознательном разрушении своей промышленности), действовало по принципу “А Васька слушает, да ест”. Надо было предпринимать решительные и срочные шаги.

На заводе стало известно, что премьер-министр со своими замами приезжает в Петербург, на ассоциацию “Северо-Запад” (губернаторскую). Решили осадить (атаковать) их здесь, затащить на завод. Действовать стали все, каждый по своей линии. Генеральный начал добиваться возможности выступить на ассоциации, профсоюз, помогая администрации (задействовали губернатора Петербурга, вошли в контакт с органами безопасности, пригрозили выдвижением лозунга отставки губернатора), принялся одновременно готовить пикет у Смольного (куда должен был приехать Примаков) с выставлением тракторов и мобилизацией до двух тысяч пикетчиков, рабочие проводили перекличку своих рядов. Появился повод, о значении которого как спускового механизма мы говорили ранее. На этот раз не нужно было уговаривать людей. Примаков от визита на завод отказался, поэтому оставалось ловить его около штаба бывшей когда-то революции (между прочим, пикет планировалось поставить около памятника К.Марксу). Профком вначале, сражаясь плечом к плечу с администрацией, рассчитывал прежде всего на аппаратные методы борьбы. Но когда стало видно, что они не срабатывают, настраивался на силовое давление путем мобилизации коллектива.

Председатель профкома: “Самый напряженный момент был накануне приезда премьера. До последнего момента оставалось не ясным, заедет ли он на завод. Профком работал на два фронта - добивался визита и одновременно готовил пикет. Вечером поступило сообщение от вице-губернатора Клебанова, что он “затащит Кулика”. Однако пикет решили не отменять, и с этим ушли на ночной отдых, оставив в комитете дежурного...”

Неизвестно, что больше подействовало - угроза пикета, ходатайство губернатора, настойчивость генерального директора, авторитет завода - но один из вице-премьеров, а именно главный идеолог возрождения сельского хозяйства Г.Кулик, согласился заехать на завод. Приехал он к руководству предприятия, но на заводской территории профсоюз выставил пикет, здесь - небольшой, чтобы не пугать высокого чиновника; пришлось вице-премьеру вылезать из правительственного лимузина. Держали его полчаса. Высказали свое мнение о проекте правительства. Профсоюзные лидеры старались держаться корректно, но предцехкома сборочного цеха нарушила благопристойность разговора, бросив: “На кого работаете, господин министр?! Не видно, чтобы в наших интересах, скорее американских. У своих рабочих отбираете кусок хлеба...”, на что Г.Кулик обиделся, сказав, что “зря вы назвали меня господином, я ведь из трудящихся и считаю себя патриотом...”. Вице-премьера пропустили к генеральному директору, но  дали понять, что если он не договорится с администрацией - не уедет с завода. Лидеры, наверное, не пошли бы на крайние меры, но рабочие готовы были и к большему, чем перекрытие дороги.

На заводской площади вице-премьеру продемонстрировали технику, которая не требует снисхождения, сертифицирована, а одна модель трактора, К-744, полностью соответствует европейским стандартам, хорошо зарекомендовала себя на полях разборчивых и экономных немцев и закупается ими. Единственное, что нужно предприятию, - это равные с иностранными фирмами условия поставки, на конкурсной основе. Генеральный директор сформулировал свою позицию: “Дайте нам правительственные гарантии, которые вы обещали американцам, мы даже сами найдем деньги для лизингового фонда”. По словам кировцев, у Кулика “челюсть отвисла”, создавалось впечатление, что правительственные чиновники не знают положения в своей стране, списали Россию... Так или иначе, вице-премьер дал заверения, что “тракторная тематика будет исключена из контракта с американской компанией”.

Администрация и профком удовлетворились этими обещаниями. КНП посчитал, что пикет у Смольного уже не нужен, и отменил его. Но рабочие считали иначе. Из интервью: “Пикет нужен был в любом случае, чтобы рабочие могли почувствовать себя людьми, что-то значащими. Сказать свое слово премьеру, самому ему. А то он свалил вопрос на заместителя, который - сошка, пусть, мол, выбирается как сможет. Они все просто испугались выступления рабочих. Ради отмены пикета Кулик заехал на завод, бросил голословные обещания. Они вилами на воде писаны. Уверены, что подписание договора состоится, вон в газетах пишут, что сумма даже увеличена. У рабочих было редкое единство, свой профком затормозил нас”. “На заводе пикет - это было слабо. Активисты в основном стояли. Председатель полез обниматься с Куликом. Другие вежливенько спрашивали. Только из сборки сказали рабочие слово этому господину. Так свои же потом выговаривали: всегда вы вносите сумятицу!”

Закрепление занятых позиций

Во всякой войне важно не только занять позиции, но и закрепиться на них. Кировцы предприняли усилия и по закреплению успеха.

Генеральному директору удалось добиться выступления на ассоциации губернаторов “Северо-запада”, в присутствии премьер-министра высказать оценку готовящегося проекта, сказать, что “наше машиностроение способно полностью обеспечить сельское хозяйство отечественной техникой высокого уровня” и еще раз услышать, теперь уже из уст самого премьера, заявление о поддержке отечественного товаропроизводителя и получить заверения об исключении тракторной тематики из проекта.

Завод предпринял еще два, теперь уже фактически политических, маневра. Директор обратился к председателю Государственной Думы Г.Селезневу, нанес ему визит; в свою очередь Селезнев посетил предприятие, заверил кировцев в своей поддержке, затем сделал запрос председателю правительства. Результатом был ответ за подписью зам.министра экономики А.Свинаренко, заканчивавшийся словами: “Минэкономики России считает целесообразным поддержать предложения Минсельхозпрода России о проведении в текущем г.  тендерных испытаний сельскохозяйственных машин различных фирм и по их результатам принять решение о заключении соглашения с той или иной фирмой” (9).

Профсоюзный комитет по своей линии пригласил на завод второго Геннадия - Зюганова - “как лидера самой большой фракции в Государственной Думе, поддерживающей также правительство Примакова”. Если Селезнев общался с администрацией, то Зюганов пошел по цехам, разговаривал с рабочими, жал им руки... Принял лидера КПРФ и генеральный директор. На заключительной встрече присутствовали представители как общественных организаций, так и администрации, рядом с гостем сидели и председатель профсоюза, и генеральный директор (рабочих, однако, не пригласили). Зюганов высказался за “однозначную поддержку отечественного товаропроизводителя”, сказал, что “Кировский завод - визитная карточка России, и если угробят предприятия типа вашего, то выхода из кризиса уже не будет”, высказал также восхищение единством действий администрации и профсоюза, рабочих. “Меня тронуло и порадовало отношение рабочих и инженеров к руководству завода. Ваши руководители не потеряли связь с трудовым коллективом, пользуются его поддержкой”. Генеральный директор в ответ выразил уверенность, что “Геннадий Андреевич нам поможет”. Вполне вероятно, что лидер коммунистов повлиял на позицию Министерства экономики, возглавляемого коммунистом Маслюковым.

От политической окраски визитов все открещивались. Директор говорил, что “мы воспринимаем визит Г.Зюганова, как депутата, встретившегося с избирателями”. Во всяком случае объективно, политическая окраска была налицо, так же как зарабатывание политиками очков на ситуации.

Таким образом, если в конце 80-х гг.  Кировский завод принимал для оказания поддержки демократа Ельцина, главного оппозиционера коммунистическому режиму, то в конце 90-х принимал лидеров-коммунистов, при этом фактически во главе с администрацией. Такая смена ориентаций очень многозначительна.

К закреплению позиций можно было отнести повышение мобилизационной готовности трудового коллектива, который, как показали события, достиг готовности к массовым коллективным действиям. Закреплению успеха способствовал и шум, поднятый в прессе. Ввиду него уже невозможно стало без огласки проворачивать проекты, подобные “джондировскому”.

Итак, была достигнута победа, в том числе и рабочих?

 

Примечания

1. “Коммерсант”. № 239. 23 декабря 1998 г. с.8.

2. “Санкт-Петербургские Ведомости”. 16 февраля 1999 г.

3. Давид Мандель. О “социальном партнерстве”// Бюллетень школы трудовой демократии. N 5. М.: Институт перспектив и проблем страны, 1998. с.7-8.

4. Там же.

5. Открытое письмо КНП АО “Кировский завод” Председателю Правительства РФ Примакову Е.М.  15 января 1999 г.

6. Обращение КНП АО “Кировский завод” к депутатам Государственной Думы. 3 февраля 1999 г.

7. “Труд”. 9 февраля 1999 г.

8. Коллективное письмо Председателю Правительства РФ Примакову Е.М. 20 февраля 1999 г.

9. Письмо первого зам. министра экономики РФ Председателю Государственной Думы. 5 марта 1999 г.